Алексей Захаров
На войне,
как на войне
Лето 41-го
В начале лета 1941-го я находился в Якутске,
учился на курсах преподавателей физвоспитания, жил в семье Григория
Ивановича Попова. К окончанию учебы получил путевку в Дом отдыха,
где подружился с земляком из Болтоно Николаем Ефремовым и уже
известной певицей Катей Захаровой. Втроем поднимались на гору,
катались на лодке по озеру, при этом наша Катя звонко распевала
«Катюшу». Пела она чудесно, поднимая нам настроение. Купались,
играли в бильярд. Девушка смешила нас тем, что никак не могла
научиться правильно держать кий. Всё уговаривала меня устроиться на
работу в театр, но я отказывался: как же, три года проучился, чтобы
стать учителем.
Вместе с другими выпускниками, молодыми
учителями, некоторое время проживал в общежитии Педагогического
института по адресу Сергеляхская, 2. Студентов не было, разъехались
на каникулы. 22 июня по радио предупредили, что через некоторое
время будет передаваться важное правительственное сообщение. Я решил
ждать, остальные отправились спать. К полуночи Молотов выступил с
сообщением о вероломном нападении фашистской Германии на нашу
страну. Разбудил ребят, они были потрясены известием. Бурно
обсуждали перспективы, пока Егор Габышев не заключил: «Кончилась
мирная жизнь. Давайте спать, завтра рано вставать». В девять утра
подъехала грузовая машина, и мы всей компанией поехали сначала по
улице Ворошилова (сейчас Октябрьская), далее мимо здания Минпроса. В
центре города собирались стихийные митинги.
3 июля во дворе пединститута был установлен
репродуктор, передавали речь Сталина. Она взволновала всех. Через
несколько дней приехал мой родной брат Василий, полутора годами
младше. После Чурапчинского педучилища он был направлен Наркомпросом
в Кобяйский район. В ожидании мобилизации мы занимались
физкультурой, особенно увлекались национальной борьбой хапса5ай. Я с
удовольствием отметил, что братишка окреп и возмужал. Нам было
хорошо вместе.
Повестка и переводы
Прекрасным летним вечером, тихим и теплым,
мне вручили повестку из военкомата. Предписывалось иметь при себе
вещевую сумку, ложку и кружку. Сжимая в руках повестку, страшно
гордый, я отправился проститься с родственниками в их дом на улице
Романова, 1. Анна Константиновна и Николай Яковлевич разволновались,
стали готовить меня в дорогу. Тетя сшила вещмешок, выдала самые
лучшие летние торбаза, ложку, вилку, кружку, настойчиво предлагала
деньги. Я наотрез отказался, утверждая, что на войне их незачем
иметь, чем очень расстроил главу этой доброй семьи.
Ранним июльским утром Анна Константиновна
провожала меня до областного военкомата. Мы шли молча, не торопясь.
С печалью размышлял, что оставляю отца с больной туберкулезом мамой,
о тяжелом голодном лете. Как перезимуют? Мысленно прощаясь с
городом, всматривался в каждую пыльную травинку на обочинах улицы
Советской (ныне Ярославская), где беспечно проходил много раз. У
военкомата толпились мобилизованные и провожающие. Женщины плакали,
глядя на них, пустились в рев малыши, дети постарше испуганно
цеплялись за своих отцов.
Новобранцев должны были отправить в тот же
день, но отплытие парохода “Ленин” по каким-то причинам задержалось
на сутки. Воспользовавшись этим, зашел в Наркомпрос к заместителю
наркома просвещения Лидии Елисеевне Комаренко. Поговорили немного.
Она старалась меня подбодрить, выдала положенные деньги. Тепло
попрощались. На следующий день нас строем повели от военкомата по
улице Дзержинского и далее до речпорта. Перед посадкой пересчитали:
три тысячи человек, с напутственным словом выступил первый секретарь
Якутского обкома ВКП(б).
Начало службы
Семь суток плыли вверх по Лене до Усть-Кута.
Самостоятельно пополняя на остановках запас дров для пароходных
топок, ещё неделю шли по Ангаре. В Чите отмахали строем километров
двадцать к месту, где находился военный лагерь. Нас распределили по
подразделениям, меня и ещё нескольких якутян направили во взвод
радиотелеграфистов. Там подружился с Дмитрием Петровичем Лазаревым
из хоптогинского Дирина. Он, образованный, к тому времени четыре
года отработавший в Московском книгоиздательстве, терпеливо
исправлял мои ошибки в произношении, приговаривая, что в армии надо
хорошо знать по-русски.
Азбуку Морзе освоили быстро, совмещая учебу
с тяжелой физической работой и строевой подготовкой. 8 марта 1942
года новоиспеченным телеграфистам срочно присвоили ефрейторские
звания. Взвод расформировали, меня в числе немногих отправили для
дальнейшего обучения во Владивосток. В августе, находясь в Приморье,
получил звание сержанта.
На фронт
...Перед отправкой на фронт помылись в бане,
надели новое обмундирование. Очень долго ехали на поезде, любуясь
необъятными просторами Родины, уже осенью остановились неподалеку от
Москвы. Определили в артиллерийское подразделение, которое
поддерживало 64-ю гвардейскую дивизию. Однажды зимней ночью
погрузились в товарные вагоны и к утру на станции какого-то городка
угодили под бомбежку. Паровоз отцепился и, дав протяжные гудки,
укатил. Когда вражеские бомбардировщики скрылись, нас построили.
Пешком пошли в сторону передовой. Идти по заснеженной дороге почти
без остановок было тяжело. Люди падали с ног от голода и усталости,
поднимались, под окрики командира снова вставали в строй. Вышли к
излучине Дона, странно было видеть совершенно безлюдный поселок.
Иногда пролетал немецкий самолет-разведчик, так низко, что можно
было разглядеть лица в шлемах.
Днем по очереди несли охрану, а по ночам
копали, строили блиндажи. Несколько раз попадали под минометный
обстрел, потом приноровились: немцы открывали огонь регулярно в одно
и то же время. В один из вечеров повели в полевую баню, устроенную в
палатке. Хорошо помылись, переоделись в новую теплую одежду и обувь.
В ту же ночь отправились на передовую, скрытно рассредоточились по
окопам. Совсем близко через рупор на разных языках наших солдат
призывали сдаться немецким войскам, итальянцам, румынам и прочим
вражеским сателлитам.
Перед сражением привезли горячий завтрак,
«наркомовские» полкружки, чего раньше не бывало. В три часа то ли
утра, то ли еще ночи начался прорыв. Ураганный огонь “катюш” длился
15 минут, еще полчаса – артиллерийский огонь. Казалось, вся земля
содрогнулась. По команде «Вперед!» двинулись сотни танков, за ними
конница и пехота. Сквозь тучи прорвались наши самолеты и сверху
нанесли удар по противнику. Смешались дым и снег.
На пути встречались немецкие блиндажи,
набитые продовольствием, попадались губные гармошки и прочее добро,
чем мы не преминули воспользоваться. Время от времени группами с
поднятыми руками проходили навстречу пленные фашисты. Не один день
продолжалось преследование отступающего врага, теснили его все
дальше на запад. Однако на развилках дорог, на мосту гитлеровцы,
устроив засаду, открывали ураганный огонь из минометов и
артиллерийских орудий. В ходе победного контрнаступления наши войска
продолжали нести ощутимые потери.
Выручила хитрость
...Война состоит не только из сражений, но и
из суровых военных будней. Бывали дни, когда бойцы голодали и, чтобы
продержаться, приходилось полагаться на свою смекалку. Как-то шли
строем, старший лейтенант Григорьев подозвал меня: «Беги, обгони
войско, там впереди в церкви раздают оставленные немцами продукты.
Набери побольше и бегом обратно. Только пошустрей, а то останемся
голодными».
Побежал, надеясь добраться первым, но на
месте, у церкви, уже находилось несколько солдат. На двери висел
большой замок, общими усилиями сбили его. В темноте на ощупь стали
торопливо искать продукты. Наткнулся на деревянные бочки, проломил
небольшое отверстие, обмакнул палец, попробовал. Очень приятное на
вкус вино! Отпил немножко и присоединился к нашедшим провизию.
Быстро набив вещмешок итальянскими галетами, голландским сыром,
поспешил к выходу. Тут понял, что не смогу выбраться, столько народу
скопилось плотной пробкой у двери. Не долго думая, закричал:
«Товарищ старший лейтенант, выхожу! Встречайте!». Помогла уловка,
солдаты нехотя расступились, и я побежал с бесценным трофеем в свою
часть.
В огне сражений
Стемнело, пошел мокрый снег. Курить и
разговаривать запретили. Проходя через поселок, зашли в одну из хат,
попросили попить. Вдруг прогремел оглушительный выстрел из
дальнобойной пушки, загорелись соломенные крыши, осветив
пространство. Кто в кого стрелял, откуда – непонятно. Мы с
напарником Колей Николаевым пригнулись от неожиданности: мимо нас на
бешеной скорости мчались танки с фашистской свастикой. Сверху
автоматчики поливали очередями окружающее пространство. За танками
показалась пехота, тоже стреляли на бегу. Николаева ранило в обе
руки, хлестала кровь. Я разорвал полотенце и перевязал, как мог,
раны. Отвел друга в безопасное место и вернулся на позицию.
Страшновато было, мимо опять прогрохотали немецкие танки. В зареве
пожара заметил мост, побежал в ту сторону, заполз под него. Услышав
немецкую речь, открыл огонь по врагам. И тут кто-то дернул меня за
ногу: «Рус?». Наш! Попросил у незнакомца патронов, свои успел
израсходовать. Внезапно все стихло. Неподалеку от нас бойцы разожгли
костер, грелись у огня, отдыхали после стремительного боя. Подошли к
костру, вокруг лежали и стонали раненые. Нас встретили, угостили
невесть откуда взявшимся салом и даже указали местонахождение моего
подразделения. Быстро нашел хату, где расположились на отдых
сослуживцы.
Рано утром построили, недосчитались в строю
убитых и раненых. Командир вызвал четверых солдат, меня в том числе,
приказал положить на плащ-палатку тела офицеров, сраженных огнем из
замаскированной между тополями дальнобойной пушки в самом начале
боя. Собрали останки и похоронили с почестями у поселка. Двинулись
дальше. Через несколько суток, при подходе к железнодорожной станции
возле Миллерово, нас снова обстреляли. Было страшно, холодно и
голодно. По ночам рыли в снегу окопы, ели мясо убитых лошадей.
Наутро опять подняли в бой. В этом сражении
меня ранило в левую ногу, бегущего сзади тоже ранило, третьего
убило. На конной повозке отправили в госпиталь, где я пробыл до
весны 43-го. Рана на ноге постепенно заживала, выздоравливающих по
очереди ставили на охрану объекта, Наконец, вызвали к начальнику
госпиталя, лейтенанту медицинской службы. Он спросил, из какой части
и желаю ли вернуться туда же. Еще бы! Возвращение солдата в родное
подразделение считалось за счастье.
Алексей Герасимович Захаров
(1917-1990), ветеран Великой Отечественной войны и педагогического
труда, почетный гражданин Телейского насле-га Чурапчинского улуса. |