Воспоминания очевидца

О гражданской войне в Якутии написано много документальных книг, статей, воспоминаний участников, художественных произведений, исследований и диссертаций. Однако нельзя сказать, что эта тема исчерпана. Есть вопросы, которые еще мало изучены или односторонне освещены в печати. Тем более сейчас, в пору многопартийности и снятия грифа «совершенно секретно» с ряда архивных документов. Так что исследователям работы хватит не на один год и интерес к теме новых поколений, думается, не иссякнет.

Петр Конкин.

Г.ГРАЧЕВ

Якутский поход генерала Пепеляева

Весной 1922 года из Якутской области во Владивосток приехали Петр Александрович Куликовский¹ и якут Попов.² Немногим близким людям они сказали, что являются представителями населения Якутии и что Съезд представителей восставшего населения против коммунистов уполномочил их закупить оружие и навербовать добровольцев — военных руководителей отрядами партизан Якутской области. Чтобы создать легальные условия для выполнения своей миссии и рассчитывая на помощь бывшего в то время во Владивостоке правительства Меркуловых, Куликовский предъявил свои полномочия председателю правительства С.Д.Меркулову. Отсюда и начались роковые помехи для миссии Куликовского. Владивостокское правительство С.Д.Меркулова решило использовать самого Куликовского — абсолютно ничем не помогая ему в заготовке оружия и в вербовке добровольцев. Присоединив Якутскую область к своей территории и декларировав автономное права якутов, Владивостокское правительство назначило П.А.Куликовского генерал-губернатором этой области, а впоследствии членом Земской Думы от Якутской области. Правительство Меркуловых надеялось этим поднять свой авторитет, мало, однако, заботясь о положении Якутской области. П.А.Куликовский по целому ряду соображений не мог этому препятствовать.

Тем временем в Якутской области дела восставшего населения резко изменились. Из Иркутска прибыли хорошо вооруженные красные части. В повстанческих рядах начался раскол (рядовые партизаны протестовали против расстрелов и мародерства со стороны офицеров). Был даже случай, когда партизаны арестовали всех своих офицеров и только тогда, когда командующий партизанскими отрядами корнет Коробейников расстрелял начальника штаба (по требованию партизан за творимые им безобразия), были освобождены арестованные офицеры. Во Владивосток же доходили редкие смутные слухи о положении в Якутской области, и то с Камчатки.

П.А.Куликовский, выполняя прихоти братьев Меркуловых, в то же время втайне от них готовился к отъезду. Вел переговоры с генерал-лейтенантом Анатолием Николаевичем Пепеляевым, одним из видных вождей народного противокоммунистического движения в Сибири в 1918 году, — в описываемое время, жившим в Харбине, где он занимался ломовым извозом. При личном разговоре с Куликовским и Поповым А.Н.Пепеляев заявил, что, по его мнению, для противокоммунистического выступления еще не наступил момент, что массы еще не изжили своих иллюзий, навеянных на них коммунистами, и лишь только после долгих разговоров и категорических заверений Куликовского и Попова о том, что народ Якутии пережил эти иллюзии и восстал весь поголовно и в своей смертельной схватке с коммунистами он нуждается в храбрых, честных и преданных делу вождях, — А.Н.Пепеляев согласился помочь населению в его борьбе с коммунистами.

— Зная Вас, Анатолий Николаевич, по сибирскому движению, мы вас просим помочь народу Якутии, — говорили делегаты, — и что только Вы сможете избавить население от бочкаревских офицеров,³ мародерствующих в Якутской области и тем разлагающих народное движение.

Продовольствие, обмундирование и вооружение П.А.Куликовскому помогали заготовить лица и учреждения, ничего общего не имеющие ни с японцами, ни с правительством Меркулова. По настоянию генерала Пепеляева вся подготовка экспедиции велась так, чтобы японцы об этом не знали, и не смогли бы тем или иным путем навязать свое влияние на движение, ибо А.Н.Пепеляев вообще был против иностранного вмешательства в дела России, а в частности — японского.

В первое время предполагалось навербовать добровольцев не более 300 человек, но как только началась вербовка, то такая масса оказалась желающих, что пришлось вербовку прекратить, остановившись на 700 человек. Вербовка велась в Харбине и во Владивостоке. Добровольцы из Харбина, преимущественно — бывшие солдаты Сибирской армии генерала Пепеляева — пермяки, уфимцы, сибиряки, люди, уже осевшие в Харбине, многие с семьями, они почти все имели работу, а некоторые из них и хорошо устроились. Но как только они услышали боевой клич своего любимого вождя, оставили спокойную обеспеченную жизнь и семьи на произвол судьбы и стали целыми группами записываться в отряд. Сильна была вера в правоту идеи и своего вождя.

Мне пришлось ехать из Харбина во Владивосток с одной партией добровольцев. Несмотря на конспирацию, на вокзале ст[анции] Харбин собралась масса народу. Здесь были слезы жен, детей, матерей и крики: «Ура, за матушку Россию!» «Дай вам Бог завоевать светлые денечки для России». Провожавшие товарищи извиняюще говорят: «Я не успел записаться, мне не сказали», или «Я хотел, да отказали, говорят, больше не нужно», «Эх, братцы, счастливчики, вы первые будете на родине».

Во Владивостоке добровольцы поступали исключительно из военных частей Каппелевской армии. Эти люди, разочаровавшиеся в руководителях Приморского белого движения, и знавшие лично или понаслышке ген[енерала] Пепеляева, ухватились за него, как за якорь спасения. К I-му сентября 1922 года экспедиция была готова. А.Н.Пепеляев переехал во Владивосток. Добровольцы из Харбина размещены были в палатках на 2-й Речке (близ Владивостока). К этому времени, однако, политическая обтсановка Приморья резко изменилась.

Во Владивостоке, после поражения под Хабаровском и выступления Народного Собрания против правительства братьев Меркуловых, произошла смена Правительства. Вместо Меркуловых занял место главы правительства и воеводы «земской рати» генерал Дитерихс.⁴ Ген[енерал] Пепеляев, пользуясь личным знакомством с ген[ералом] Дитерихсом, сам лично стал вести с ним переговоры о выезде экспедиции в Якутскую область.

Отряд добровольцев был назван «Сибирской добровольческой дружиной», на момент же выезда из Владивостока — «экспедицией по охране побережья». Были зафрахтованы два парохода,⁵ все готово к отплытию — за исключением мелочей. В этот период ген[ерал] Дитерихс предлагал ген[ералу] Пепеляеву остаться в Приморье и занять высокий командный пост, на что Пепеляев ответил категорическим отказом. Потому-то, вероятно, ген[ерал] Дитерихс и не дал две пушки для дружины, которые раньше обещал. А как они были нужны при боях в Якутской области!

В первых числах сентября в лагерях дружины был отслужен молебен, после чего перед дружиной выступил с речью ген[ерал] Пепеляев, в которой он сказал, что мы идем бороться за народ, вместе с народом, за власть, которую пожелает сам народ, и что самое главное — мы идем по просьбе самого народа. Обрисовав трудность похода, перспективы голода, холода, он предупреждал тех, кто не готов на все это — отказаться от поездки. Затем выступил с речью уполномоченный Якутской области П.А.Куликовский, якуты Попов и Антипин, которые говорили о поголовном восстании всего народа, о том, что народ встретит отряд как родных братьев.

Ответ генерала Пепеляева военному министру Приамурского правительства Г.А.Вержбицкому на его приглашение работать в белой армии   Ваше Превосходительство Многоуважаемый Григорий Афанасьевич! К глубокому моему сожалению я должен отказаться от предложенной Вами работы. Причиной этого отказа служит мое глубокое расхождение, как со взглядами Приамурского Правительства, так и со способами действий в борьбе с коммунизмом и интернационализмом. Взгляды мои прежние: широкое всенародное движение. До тех пор, пока сам народ не возьмет знамя борьбы в свои руки — действия отдельных армий успеха иметь не будут. Нужна большая, длительная, организационная работа. Тяжело сидеть в бездействии, но и звать людей на дело, в успех которого я не верю, я не могу. 24 февраля 1922 г. г.Харбин Уважающий Вас г. лейт. Пепеляев ГАРФ, ф. 195, д. 48.

До выезда дружины из Владивостока, из Якутской области приехали еще три представителя: председатель Областного Управления Ефимов, член Областного Управления Афанасьев и секретарь. Их миссия заключалась в том же, в чем и Куликовского с Поповым. Разница только та, что Куликовский с Поповым являлись представителями от Аяно-Нельканского съезда, а Ефимов и Афанасьев от съезда всей Якутской области, — имевшего место в Чурапче Якутской области 1922 года, — где было выбрано Областное Управление, выработаны методы борьбы с коммунистами и конституция управления впредь до созыва Областного Собрания по четырехчленной избирательной системе. На этом съезде присутствовали представители всего населения, за исключением Олекминского уезда. В конституции/?/ говорилось о возобновлении деятельности земских и городских учреждений по закону 1917 года. В вопросах о методах борьбы с коммунистами говорилось о том, что население Якутской области малочисленно, не имеет военных специалистов, в затяжной борьбе оно не в состоянии противопоставить силу коммунистам, а посему поручается Областному Управлению привлечь из Приморья офицеров на помощь борющемуся народу Якутии. Зная, что борьба не может ограничиться пределами Якутской обл[асти], и что она неизбежно будет продолжаться за пределами Якутской обл[асти], поручалось Областному Управлению направить все средства на помощь вооруженной борьбе с коммунистами.

В личной беседе с Ефимовым я узнал, что народ Якутской области действительно восстал поголовно, включая женщин, которые немалую роль играли в разведке. Что город Якутск окружен партизанами, и что помощь восставшим необходима и скорая, в противном случае, красные войска из Иркутска придут раньше этой помощи, усилят гарнизон Якутска и разовьют более мощные операции по области. Из слов Ефимова я узнал также, что действия П.А.Куликовского ему не нравятся, так как он, Куликовский, не имел права давать согласия на присоединение Якутской области к Приморью; его на то никто не уполномачивал. С ген[ералом] Пепеляевым Ефимову не удалось переговорить, за скоростью его отъезда с Куликовским.

Итак, в первых числах сентября 1922 года ген[ерал] Пепеляев выехал с частью дружины из Владивостока в Якутскую область,⁶ а 20 сентября ген[ерал] Вишневский⁷ — с оставшейся дружиной. С Ефимовым, как председателем Областного Управления, и как с представителем съезда всей Якутской области, ни о чем не сговорились. Этот поступок ген[ерала] Пепеляева и Куликовского нужно считать большой политической ошибкой. Следовало бы на месте во Владивостоке сговориться с Ефимовым и выступить под политическим руководством Областного Управления, чем сразу были бы устранены недолчеты в последующих действиях Сибирской добровольческой дружины. Ефимов же, вероятно, очень хотел совместной солидарной работы с Пепеляевым, так как с пароходом «Томск», на котором отправился ген[ерал] Вишневский, послал своего секретаря с бумагой Областному Управлению, где он и член Областного Управления Афанасьев предлагали Областному Управлению кооптировать ген[ерала] Пепеляева в качестве члена Областного Управления, возложив на него заведывание военными делами и избрать его командующим войсками.

Порт Аян

Пароход «Томск» прибыл в порт Аян 27 сентября 1922 года. Постройки этого порта далекого севера состоят из 14 частных изб, 4 амбаров, 2 бань, 2 казенных амбаров. Торговля — четыре лавчонки: американца, японца, англичанина и русского. Есть старая, обветшалая, небольшая церковь. Всего жителей — 30 мужчин, 20 женщин, преимущественно русские. Главное занятие — коммерция и промысел. Здесь же находились партизаны Якутской области со своим командующим, корнетом Коробейниковым, — производящим впечатление отчаянного мальчика. Всего партизан было человек 150, преимущественно якуты.

Оказалось, что якутское народное движение уже ликвидировано; часть партизанских отрядов отступила на Аян, часть на Охотск, часть по тайге, а большая часть разошлась по улусам (деревням).⁸

Помощь Сибирской добровольческой дружины опоздала не менее, как на 3 месяца. Перед ген[ералом] Пепеляевым встал вопрос: создавать новое противобольшевистское движение, или же с теми же пароходами вернуться во Владивосток. Было созвано совещание с местными людьми. На этом совещании уверили Пепеляева в том, что движение легко создать снова, говорилось, что еще много партизанских отрядов находится в тайге и достаточно двинуться Дружине вперед, как она будет усиливаться новыми добровольцами.

Еще до прихода парохода «Томск» ген[ерал] Пепеляев с отрядом в 300 бойцов из Аяна ушел на Нелькан — 240-верстный путь через Становой хребет (гора Джугджур).⁹ Несмотря на невозможность передвижения (время было осенней распутицы), полное отсутствие транспорта, местность безлюдная, ген[ерал] Пепеляев приказал выступать и сам пешком пошел вперед. Путь был крайне труден. Тонули еще в незамерзших реках, вязли в болотах. Однако, задача была слишком важна, чтобы обращать на это внимание. Цель такого быстрого похода заключалась в том, чтобы врасплох захватить красный гарнизон Нелькана (человек 300), захватить у них две баржи, продовольствие и вооружение, и пока еще не замерзли реки, по течению спуститься на реку Алдан.

Переход удался. Нелькан обойден, но 3 перебежчика предупредили красных и те успели уплыть на баржах.¹⁰ Теперь поневоле приходилось ждать декабря месяца /начало движения на оленях/ и только тогда начать движение на Якутск. Таким образом, Сибирская добровольческая дружина вынуждена была расположиться на «зимовку» в 2-х пунктах: в Нелькане, во главе с ген[ералом] Пепеляевым, и Аяне — во главе с ген[ералом] Вишневским. Нельканская группа запасов продовольствия не имела. Она должна была получить продовольствие из Аяна, но за отсутствием транспорта этой группе пришлось пережить все ужасы голода. Поели кошек, собак /за исключением тех, которые скрылись в тайге/, сдирали с дверей кожу, варили и ели, люди обессилели, многие болели.

По приезде в Аян, ген[ерал] Вишневский, как помощник командующего дружиной, командировал в Охотск капитана Михайловского (бывшего управляющего Томской губерн[ией]), дав ему полномочия начальника гарнизона, с правом контроля над действиями гражданских управлений и поручил ему организовать тройку в качестве высшей власти в Охотском районе. Сделано это было с согласия П.А.Куликовского, но без ведома Пепеляева. О последствиях этого назначения скажу позже. В Охотск же был командирован генерал Ракитин* с частью офицеров, для организации отряда и наступления на Якутск по Охотскому тракту.

* Ракитин В.А. — генерал-майор. Не сдаваясь в плен красным 5.VI.23 г. застрелился в р-оне Охотска. (П.К.)

Работа оставшихся в Аяне Куликовского, Попова и других была сосредоточена на организации транспорта.

Отступившие партизаны были зачислены в 3-й батальон Сибирской добровольческой дружины и с ними велись усиленные занятия.

Числа 15 октября в Аян приехал командующий дружиной ген[ерал] Пепеляев. Его присутствие и личное участие в организации транспорта помогло отправить голодающему Нелькану продукты, а к первому ноября отправиться первой партии добровольцев в Нелькан. По словам старожилов, этот срок сбора оленей — для транспорта необычный /начало транспорта обычно с 15 декабря/ и только благодаря сочувствию тунгусов дружине удалось начать так рано движение.

Партия, с которой отправился я, вышла из Аяна 1 ноября. Путь был трудный: ветер, снег, мороз и непроторенная дорога. Олени с 10 пудами груза на пару страшно уставали. При подъеме на гору им нужно было помогать, а на льду — поддерживать, чтобы не падали. Ночевали в пути в полотняных палатках с железными печами. Чрезвычайно труден был переход через Становой хребет (Джугджур); страшные порывы ветра, метель — ни зги не видать. При морозе 40° и более многие сильно обморозились. В Нелькан пришли 19 ноября. Вопреки условиям природы и установившимся обычаям до декабря вся дружина перебралась в Нелькан, за исключением 3-го батальона, человек в 200.

Нелькан — село домов в 30, есть школа, церковь. Расположено на берегу реки Мая. Красивая местность. Кругом горы, поросшие хвойным лесом, среди них бежит светлая, дикая Мая.

Через некоторое время в Нелькан стали поступать сведения со стороны Якутска. Узнали, что партизанский отряд якута Артемьева¹¹ делает набеги на Петропавловский гарнизон красных, что в устье реки Мили есть сотни полторы партизан, там же организован военный совет. Но, к сожалению, до тех пор, пока не будет переброшено достаточное количество снабжения из Аяна и не подгонят оленей для транспорта, дружина принуждена ждать в Нелькане.

В Нелькане командующий дружиной ген[ерал] Пепеляев написал обращение к народу и красноармейцам, где говорилось, что дружина, по приглашению представителей народа, пришла сюда, на далекий север, чтобы помочь народу в борьбе с коммунистами, как с насильниками воли народа, как с варварами, безжалостно проливающими кровь народа, как с расхитителями достояния народа. Дружина будет бороться за освобождение народа и подчинится власти, которую изберет народ через своих представителей. При всякой возможности эти обращения распространялись.

Дней за 20 до выхода дружины из Нелькана в Усть-Миль был командирован ген[ералом] Пепеляевым полковник Суров. В его задачу входило: встать во главе партизан Усть-Мильского района и развить военные операции против Петропавловского гарнизона.

7-го декабря пишущий эти строки был командирован в устье реки Мили, для участия в работе военного совета. Ехал на почтовых оленях при морозе в 50°. Ночевал в пути в тунгузских урасах (палатка-шалаш, покрытый кошмами или древесной корой), с отверстием для дыма вверху, а посредине на полу обычно расположен костер. Здесь и люди, и собаки, все вместе, много грязи. Больные почти в каждом улусе. Вот где, поистине, совершенно беспомощные, всеми забытые люди! А какие они добродушные и доверчивые.

В Усть-Мили я увидел страдное время, люди работали, не думая об отдыхе. Почти непрерывно шли совещания; разъезды во все концы по делам военной разведки, по заготовке продуктов, по восстановлению связей с отдельными партизанскими отрядами и т.д. Сколько энергии, сколько беззаветной преданности делу! Люди — все молодежь, горящая порывами к борьбе с ненавистной диктатурой коммунистов. Спрашивают о генерале Пепеляеве и говорят, что им вполне приемлемо его заявление. Выбор власти — это право самого народа.

Полковник Суров организовал себе штаб и возомнил, что он великий из великих. Пишет приказы начальникам партизанских отрядов, рассылает их с нарочными, сам сидит в штабе. Его приказов не понимают, так как люди не военные и работа идет, как шла до Сурова. Суров счел нужным превысить свои права, вмешался в дела гражданской организации, создавал конфликты. Якуты говорили мне, а что если большинство офицеров такие? На якута Вас[илия] Борисова, интеллигента, активного работника в движении, так подействовали суровские методы работы, что он бежал по ту сторону фронта и написал письмо: «бочкаревцев сменили пепеляевцы, с такими нам не по пути»...¹²

С приездом в Миль ген[ерала] Пепеляева Суров был отстранен от должности командира партизанских отрядов и получил хороший нагоняй.

В Усть-Мили я убедился, что добровольцы Сибирской добровольческой дружины не будут голодны при такой отзывчивости населения и энергичной работе интеллигенции. Нужно сказать, что в Усть-Мили сконцентрировалось только небольшая часть интеллигенции — молодежи, а большая же часть находилась в Охотске, куда отступило и Якутское Областное Управление, но главные же силы якутской интеллигенции находились в гор. Якутске. Здесь же, в Усть-Мили, я узнал, что интеллигенция, находящаяся в гор. Якутске, начала примиряться с коммунистами: участвовала на Областном Съезде*, созванном коммунистами. А некоторые видные якуты и вошли в Областной Совет. Представители коммунистической партии повели с ними политику примирения, декларировали всепрощение и автономную республику Якутии. Разрешили организовать якутскую дружину, вооружили ее и назвали — Якутской национальной дружиной.¹³ Состав дружины: бывшие белые партизаны, командир якут Михайлов, 3-4 месяца назад [он] был грозой для красных отрядов. Для коммунистов эта дружина была нужна как политическая марка в борьбе с белыми, интеллигенция же смотрела на свою дружину как на собственную вооруженную защиту в случае конфликта с коммунистами.

* Автор имеет ввиду Всеякутский учредительный съезд Советов, который открылся в Якутске 27 декабря 1922 г. На нем был избран ЯЦИК. (П.К.)

С группой интеллигенции гор. Якутска Усть-Мильская группа имела связь, вела с ними переписку. В переписке Усть-Мильская группа приглашала Якутскую примкнуть к движению, убеждая в демократизме ген[ерала] Пепеляева. Якутская группа, наоборот, убеждала Усть-Мильскую отстать от движения, созданного ген[ералом] Пепеляевым, ибо инициаторы этого движения, офицерство, стремится к реставрации царизма. Были даже личные переговоры представителей этих групп, но ни к чему не привели. О переписке групп интеллигенции и ведущихся между ними переговорах генерал Пепеляев был осведомлен.

В Усть-Мили были получены более точные сведения о расположении красных частей: в слободе Амга около 350 бойцов, в Петропавловске около 300 бойцов, в Чурапче около 360. В городе Якутске количество бойцов не было известно, но предполагалось, что это самая сильная часть. Здесь же находился и командующий всеми силами в области — Байкалов¹⁴.

22 января для взятия Амги был послан отряд под командой полковника Рейнгарда¹⁵ из частей: кавалерийский дивизион (без лошадей), батарея (без орудий), 2-й батальон и отряд якутов, всего около 400 бойцов, насколько помнится, при двух пулеметах. Винтовки разнокалиберные, много берданок, патронов очень и очень ограниченное количество. На эту операцию возлагались большие надежды. Во-первых, первая удачная победа важна в смысле психологическом, а главное, трофеи: ружья, пулеметы, патроны. Кроме того, слобода Амга была важна для дружины, как первый, за весь долгий путь, населенный пункт, где можно создать базу для дружины.

Расстояние от Усть-Мили до Амги 200 верст, по бездорожью, при глубоком снеге и 45-50° морозе — пройдено в шесть дней... В 3 часа утра 29 января командирам частей приказано наступать на Амгу, одновременно: кавалерийский дивизион — с восточной стороны, 2-й батальон — с южной, а остальные с западной стороны. Приказано было взять Амгу без выстрела (рассчитывали захватить врасплох).

Амга укреплена, вырыты хорошие окопы, сделаны бойницы для пулеметов.

Вокруг Амги глубокий снег. Местность открытая, мороз 50°, светит луна. Добровольцы рассыпаны цепью, медленно движутся по снегу, мороз душит, обледенели глаза. Амга все ближе, ближе. От винтовки руки мерзнут.

В двух верстах от Амги в штабе полковника Рейнгарта, состоящего из адъютанта и двух вестовых, беспокойство: а вдруг красные заметят, расстреляют всех, не допустив до построек? Через 20 минут должны вступить в Амгу. Вдруг выстрел, другой, третий и снова тишина. Через 10 минут затрещали пулеметы. Заметили? Пропало все, люди погибли! Через полчаса стрельба начала стихать, а донесений нет... Беспокойство растет, но вот показался всадник, вестовой: «Ура! Наши взяли».

Вестовой прискакал весь обмороженный, пришлось его оттирать снегом.

Амга взята, много трофеев, красные бежали бросив все, убито красных 2, белых 22, много раненых. Красные оставили 13 пулеметов, много патронов, гранат, продовольствие и 60 человек пленных.

В с.Амга не видно ни одной живой души из жителей. Меня заинтересовало это обстоятельство (думал, убежали с красными); пошел по домам убедиться. Встречаю перепуганных людей; дети прячутся. В одном доме спрашиваю: «Что вы, братцы, боитесь — вас не тронут. В задачу дружины входит свергнуть власть коммунистов и защитить права и имущество жителей». Приласкал выползшего из угла ребенка, люди посмелели, начались разговоры:

— Мы думали, это белобандиты взяли Амгу, а это вы, братцы, ну слава богу, а то мы боялись.

Говорю им, что и мы не красные.

— Это мы слышали, но вы же и не белобандиты?

— Кто же у вас называется белобандитами?

— А вот, в прошлом году были такие, командующий их Коробейников. Солдаты все были якуты, а офицеры русские, они здорово изголялись (издевались) над русскими крестьянами, грозили выслать в Советскую Россию.

И такой взгляд на белобандитов был общий у жителей русской национальности. Нужно заметить, что якуты боролись и против коммунистов, и против русского засилия в области. Они говорили: «Как только победим красных, то всех русских вышлем». Правда, это говорили не якуты-руководители, а простой народ (рядовые). Но такое отношение якутов оттолкнуло от повстанческого движения сельских жителей русской национальности.

На второй день было созвано собрание жителей, пришли охотно и много народу. Доложили им о задачах борьбы с красными и предложено было выбрать самоуправление. Крестьяне спросили, кого им теперь выбирать и можно, или нет назвать это самоуправление земством? Им сказали «можно» и выбирать они могут кого желают, хотя бы выбранные ими лица были коммунисты, раз его избрали жители, значит, он заслуживает доверие населения, а против воли населения дружина не борется. Дружеские беседы на собрании и ласковое отношение добровольцев к населению оживили жителей и они стали смотреть на добровольцев как на своих друзей.

7 февраля в Амгу прибыл ген[ерал] Пепеляев. Пленным красноармейцам амгинцам было предложено на выбор: поступить в дружину, или им дадут на три дня продовольствие и они могут отправиться в Якутск. Все пожелали остаться в дружине и их распределили по частям.

12 февраля получены были сведения, что красный гарнизон Петропавловска, под командой латыша Строда¹⁶ (автор называет его Стродтом. П.К.) снялся и пошел на Якутск. Навстречу ему был командирован ген[ерал] Вишневский с инструкторской ротой и I батальоном, который должен устроить засаду и разбить красных во время отдыха в одной из деревень.

Разведка Строда захватила одного добровольца из отряда ген[ерала] Вишневского, от которого и узнала о намерении ген[ерала] Вишневского. Строд приготовился к встрече. Отряд Строда превосходил численностью и вооружением.

...Ген[ерал] Пепеляев бросил все части для поражения Строда. Оставив для охраны Амги 120 человек под командой пол[ковника] Андерса, он непосредственно взял на себя руководство всеми последующими операциями в районе Сагыл-Сысыы.

С приходом дружины на помощь ген[ералу] Вишневскому, отряд Строда был окружен; кругом по лесу были расставлены караулы. Была попытка взять хотоны* штурмом, но красные развили адский пулеметный огонь и эта попытка не удалась. Перебежчик от красных сообщил, что они едят трупы убитых товарищей**, что ненадежные красноармейцы разоружены и что вся надежда Строда на скорую помощь из Чурапчи и Якутска.¹⁷

Ген[ерал] Пепеляев предложил Строду¹⁸ сдать оружие и те, кто не хочет остаться добровольцем в дружине, могут идти в Якутск. На это предложение Строд ответил контр-предложением, говоря: вы, генерал, человек умный, должны понять, что вам не победить Красной Армии, лучше прекратить напрасную бойню людей, сдайтесь и вас простят.

Ввиду невозможности взять Строда с боем, решено было не снимать осады, до тех пор пока не сдадутся. 25 февраля было получено сведение о движении чурапчинского красного отряда на выручку Строда. Отряда имел две пушки.*** Ген[ерал] Пепеляев решил тогда бросить дружину на чурапчинский отряд, оставив для окарауливания Строда незначительную часть бойцов. Выработанный план засады для чурапчинского отряда не совсем удался.

...В это же время оставшиеся бойцы для охраны Строда охотились за красноармейцами. Для того, чтобы иметь воду, красные принуждены были делать вылазку за снегом. В это время их стреляли как куропаток. Красные от белых находились на расстоянии 150 шагов. Кричали друг другу: «Братцы, сдавайтесь!» Временами у красных были слышны стоны раненых. «Скоро сдадутся, — говорили в нашем отряде, — жрать нечего».

...После двухнедельной осады, в тисках смерти и голода, вдруг в лагере осужденных заиграла гармошка, а голоса подхватили припев, взвился красный флаг. Это вызвало у наших бойцов одобрение Строду:

— Молодец, Строд, хочет умереть под своим знаменем, а не сдаться.

28 февраля нашим штабом были получены сведения о движении из Якутска большого отряда под командой Байкалова. Обстановка круто изменилась не в пользу Сибирской добровольческой дружины. Мы должны были от нападения перейти к обороне. Силы неприятеля превосходили количественно в 2-3 раза, а технически в 100 раз, так как у Дружины не только не было пушек и снарядов, но даже ружейных патронов осталось штук по 10-20 на бойца.

Предполагалось, что Байкалов пойдет сразу на выручку Строда, в виду чего были приняты меры предосторожности и выставлены заставы. Но оказалось, что Байкалов пошел прямо на Амгу и в ночь на 2-е марта окружил Амгу. Утром 2.III. открыл орудийный и пулеметный огонь по Амге, после чего пошли в наступление. Защитники Амги стреляли до последнего патрона, потом часть отступила на Усть-Миль, часть попала в плен. В плену остался весь лазарет.¹⁹

Взятием Амги решилась и судьба Петра Александровича Куликовского, он, больной, бежал из Амги, спрятался в лесу под зародом сена, но 3 марта его нашел крестьянин и доставил в Амгу, где его поместили в лазарет. Здесь же он и кончил дни своей многолетней революционной жизни, приняв сильную дозу яда.

3 марта был получен приказ ген[ерала] Пепеляева отступать на Петропавловск (устье реки Мая).²⁰ Забрали больных и раненых, наложили воза сена, забрали быков и лошадей, обслуживающих транспорт дружины, и отправились назад к Охотскому морю. Путь до Петропавловска был пройден в 4 дня. В Петропавловске, кое-как и против воли населения, набрали ржаного и пшеничного зерна для продовольствия. Ген[ерал] Пепеляев издал приказ: «Те, кто не желают дальше отступать, могут остаться на милость красных». Изъявили желание остаться 60 русских и 150 якутов. В то же время всех угнетала мысль, куда же идти дальше? Пройдено много, натерпелись холода и голода, но все-таки несли в себе наджеду, что «там» будет лучше. А теперь что? Разбитые физически и духовно, снова на холод и голод? И при том, без всякой наджеды хотя бы спасти собственную жизнь. А сдаваться красным после долгой, убежденной борьбы с ними казалось тоже невозможным.

Перед выступлением в поход 7 марта ген[ерал] Пепеляев выстроил дружину и сказал речь приблизительно такого содержания:

— Братья добровольцы, мы исполнили долг до конца. Измученная коммунистами наша родина требовала наших жизней. Мы их безропотно отдавали за благо ее. По призыву представителей якутского населения, чтобы помочь народу в борьбе с врагами, мы пошли и на этот далекий, холодный и дикий север. Многие из нас сложили свои кости в этой пустыне. Мы, оставшиеся в живых, обречены на худшие испытания. Мы идем навстречу жестокой неизвестности. Неизбежно испытаем голод, холод и тяжелые походы при слабой надежде на спасение. Удастся ли нам выбраться обратно на территорию Китая, трудно сказать, при отсутствии помощи. В таком состоянии, в каком оказалась теперь Дружина, требуется отменно строгая дисциплина и я ее буду проводить в жизнь. Каждого нарушившего дисциплину буду беспощадно карать. Тот, кто не находит в себе сил перенести названные мною тяжелые испытания и кто поколебался в правоте нашего дела, пусть остается. А кто готов идти со мной — пол-оборота направо, шагом марш!

И снова бойцы Сиб[ирской] добр[овольческой] дружины пошли за своим вождем ген[ералом] Пепеляевым, вверх по реке Мая по бездорожью, глубокому снегу, по безлюдной и дикой местности при сильных ветрах и морозах, имея резерв продуктов: зерно и выбывающих из строя лошадей и быков. Ночевки делались на снегу в палатках с железными печами. Впереди для проминания дороги пускали лучших лошадей и быков с порожними санями, но скоро они выбились из сил и падали. Для дневной потребности в продовольствии тут же их кололи и обдирали, а остальных оттаскивали в сторону. Больно и тяжело было смотреть, как усеивался путь бедными животными.

Вместе с нами ехало человек 20 раненых, не захотевших остаться у красных. Один доброволец умер от зерна: с голоду-то много съел, да еще недоваренное. Многие переболели. В этих местах совершенно невозможно продвижение на лошадях, а взять оленей было негде. И вот, 350 верст до устья реки Аима нам пришлось тянуться по 5-10 и 25 верст в день. Здесь, на устье Аима, мы вышли на дорогу, проторенную нами же при походе вперед на Амгу. Дорога была свободна от красных и мы были встречаны добровольцами, отступившими из Амги с транспортом оленей. От устья Аима до Нелькана дошли, таким образом, более или менее хорошей дорогой. За всю дорогу из 200 быков и лошадей мы довели до Нелькана не более 10 лошадей и то еле живых, благодаря полному отсутствию корма.

В Нелькан пришли в первых числах апреля.²¹ Расположились по квартирам для отдыха. Всего бойцов дружины осталось от похода на Якутск: русских около 400, якутов около 200.²² Перед Пепеляевым встал вопрос: чем кормить людей? 10-го апреля в Нелькане был созван съезд тунгусов Аяно-Нельканского района, который постановил: назвать территорию, где кочуют тунгусы, самостоятельной республикой и просить ген[ерала] Пепеляева остаться с Дружиной для охраны этой территории. Они же, тунгусы, обещают доставлять для Дружины продовольствие, т.е. мясом. В постановлении съезда выражена благодарность Дружине за понесенные труды и жертвы и за то, что Дружина хорошо обошлась с населением края. Бедные, славные дикари, они в Дружине видели своих спасителей. Для нее же они жертвовали всем от мала до велика, работали всю зиму в транспорте, пожертвовали сотни оленей на мясо и сотни оленей погибло от чрезмерной работы и бездорожья.

Долго, долго они будут поминать и рассказывать своим детям, как в глухой, вечно дремлющей тайге разрядилась гроза гражданской войны и как она тяжело поразила их скудное оленье хозяйство.

На предложение остаться для охраны «тунгусской республики» ген[ерал] Пепеляев ответил отказом. Несмотря на это, съезд своего постановления не отменил.

20 апреля из Нелькана в пос[елок] Охотск была командирована экспедиция генерала Вишневского с пятью членами. В числе членов экспедиции был также автор этих записок. В задачи экспедиции входило: 1) примирить враждующий между собой начальствующий состав Охотска, 2) собрать ценности, принадлежащие гарнизону и областному Управлению, 3) зафрахтовать коммерческий пароход, 4) взять с собой гарнизон и выехать в порт Аян за дружиной. В Охотск пароходы заходят на 20-30 дней раньше Аяна, благодаря временному отходу льдов. Последние два вопроса были и якорем спасения дружины. Куда потом пристать на пароходе — этот вопрос был безразличен, лишь бы выехать. В апреле месяце снег еще был цел, реки покрыты льдом. И только в половине мая начиналось половодье. Путь от Нелькана до Охотска 750 верст со множеством рек, речушек, гор, по сплошной тайге. И без дороги, как в данном случае. Приходилось полагаться исключительно на память и сообразительность проводника. Местные жители говорили, что экспедиции не дойти, ее задержит половодье, а потом будет вовсе невозможно добраться до Охотска этим путем и придется ждать зимы в тайге. И только тунгус Павел Дьячковский взялся довести экспедицию к открытию навигации.

К 10 мая экспедиция была снаряжена: 11 пар оленей с оружием, продовольствием и как резерв, для обмена на необходимое с тунгусами, взяли несколько кусков мануфактуры, пороху и дроби. Из Нелькана отправились вверх по реке Мая, потом вправо по реке Уй, которую приходилось переходить несколько раз, благодаря ее частым и крутым изгибам. Местами она открылась от льда, здесь переходили или по построенному нами мосту (набрасывались лесины, забрасывались ветками) или вброд. 5 мая вышли на устье р[еки] Ульчука, свернули вправо от реки Уй. Верст в 200 от Нелькана переменили оленей на свежих. С 10 мая начались сильные оттепели с дождями, по рекам образовалась глубокая наледь, местами в аршин и полтора аршина. 13 мая перешли Становой хребет [Джугджур] и вышли на р[еку] Улья, которая впадает в Охотское море. По ней ежедневно приходилось идти по наледи до колен и выше в воде. Олени выбивались из сил, люди тоже. 18 мая прошли пороги р[еки] Улья. Дикая красота. Кругом колоссальные горы, река течет между отвесных скал, под большим уклоном с 7-ю порогами, наибольший из них сажени три высоты. Пороги обошли влево. 27 мая дошли до устья реки Давыкта, которая уже вскрылась и своим бурным потоком вскрыла реку Улью. По обследованию, не нашли возможным обойти сплошной поток воды, ибо кругом непроходимые заросшие лесом горы. Решили построить плот и спуститься к берегу Охотского моря. В 4 дня построили плот. 1 июня мы оставили оленеводов с их оленями, а сами с проводником и 2 беженцами якутами, сели на плот и нас понесло в Охотскому морю.

Перед вечером наш плот наскочил на стоячую льдину. Перемокшие, легкие вещи уплыли, тяжелые утонули, остались кто в чем был. После долгих трудов удалось освободить плот от затора льда и причалить к острову. К счастью, сохранились спички, развели огонь, переночевали и на утро доплыли, наконец, до берега моря. Здесь у тунгуса Николая Громова обсушились, отогрелись и отдохнули. Он же снабдил нас всем необходимым до п[орта] Охотск (90 верст). На пути в Охотск 4 июня встретили экспедицию из Охотска к генералу Пепеляеву. Старший экспедиции, якут Старостин, передал ген[ералу] Вишневскому все бумаги для прочтения. По прочтении генерал Вишневский передал мне. Из бумаг увидели весь хаос, интриганство и произвол, чинимый представителями дружины в Охотске. Кап[итан] Михайловский возомнил себя наместником-диктатором Охотского района, ликвидировал возможность работы местных самоуправлений, отнял у них в свое ведение доходные статьи, с членами самоуправлений обращался как с рабами, за ослушание садил в каталажку, сам жил на широкую ногу, имел выезд, устраивал вечера. Члены Областного Самоуправления, видя невозможность совместной работы, под разными предлогами совсем уклонились от работы. В то время, как Дружина переносила нечеловеческие страдания, борясь за освобождение края, ее представитель Михайловский оттолкнул от себя необходимую для Дружины противо-коммунистическую общественность.²³

Нужно сказать, что Якутск был лучше связан с Охотском и взаимная информация у них была лучше, чем с Аяном, а отсюда и недоброжелательное отношение к Дружине якутской интеллигенции...

...Ясно, что такой взгляд якутской интеллигенции привил капитан Михайловский своим поведением в Охотске.

...Ознакомившись из писем с положением дел в Охотске, перед экспедицией встал сложный вопрос, как примирить этих лиц и стоящие за ними группы?

Неожиданно на устье реки Тамот встретили члена Областного Управления Азарова,²⁴ который с женой и братом бежал в тайгу. Говорит, что Охотск взят красными, приплывшими из Камчатки на 3-х пароходах. Несмотря на это сообщение, решили идти дальше к Охотску, чтобы узнать подробности. На р[еке] Урак, в 15-20 верст[ах] от Охотска узнали, что Охотск действительно взят красными, при незначительном сопротивлении со стороны белых. Генерал Ракитин застрелился. Яныгин и Хутояров²⁵ бежали в тайгу. Михайловский и другие взяты в плен. Экспедиция решила двинуться обратно на Усть-Улью. На одной из рыбалок взяли кунгас и на нем продолжали свой обратный путь по морю (так как в этот период лед отошел от берегов на расстоянии версты и более и штормов не бывает). На устье реки Улья запаслись продуктами и решили по берегу моря идти в Аян.

11 июня у мыса Кунгуй сделали дневку, в полдень из Охотска в Аян прошли пароходы красных.

Дальше идти в Аян, не зная результатов, не было смысла. Решено идти до реки Гунчи и ждать там японских рыболовов. Море очистилось ото льда, начались штормы. 22 июня добрались до реки Гунчи, вскоре приехали туда же и японские рыболовы, которые приняли нас в качестве рабочих, с условием за наш труд вывести нас в Японию. В первых числах июля на Гунчи прибыл начальник штаба Дружины полк[овник] Леонов. Он бежал из Аяна, который занят красными.

...Наша экспедиция благополучно выбралась через Японию в Маньчжурию. В маньчжурских газетах я читал покаянное письмо Пепеляева, где он говорил, что его ввели в заблуждение, что власть Советской России совсем не та, как о ней пишут белые газеты, что Красная Армия не банда, как он о ней думал, а хорошо дисциплинированная и боеспособная армия. Этим письмом он обращался к солдатам бывших белых армий. Было им написано и еще два, или три письма в этом же духе. Письма эти вызывали в эмигрантских кругах такое отношение к нему: «Э, бедный генерал, совсем было сбился с толку, да советская тюрьма помогла и вразумила».²⁶

Такова общественно-политическая смерть этого видного сибирского вождя белого движения, за которым пошли 700 человек в неизвестный далекий край, перенесли ряд нечеловеческих мучений, а многие и положили свои кости в снегах Якутии. Что им руководило при смене вех, говорят и думают разно. Одни объясняют его стремлением спасти оставшихся в живых добровольцев Дружины, другие его разочарованием в белом движении, а третьи — нежеланием так печально покончить счеты с жизнью. Суд в Чите приговорил Пепеляева и 10 человек из командного состава, взятых с ним, к расстрелу,* но ВЦИК заменил приговор суда десятью годами заключения в тюрьме.

* Здесь ошибка. К расстрелу было приговорено 26 человек во главе с Пепеляевым. Последний отсидел в Ярославском политизоляторе в общей сложности 13 лет. (Публикатор).

Судьба генерала «Считал бы необходимым освободить» СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ В Ярославской тюрьме особого назначения содержится отбывающий срок лишения свободы бывший колчаковский генерал-лейтенант ПЕПЕЛЯЕВ Анатолий Николаевич, родившийся в 1891 году.1 ПЕПЕЛЯЕВ был приговорен к расстрелу в феврале 1924 г. Военным Трибуналом 5-ой армии совместно с группой своих сподвижников-белогвардейцев. Постановлением Президиума ВЦИК от 29 февраля 1924 г. расстрел был всем осужденным, в том числе и ПЕПЕЛЯЕВУ, заменен лишением свободы сроком на 10 лет, со строгой изоляцией и поражением в правах на 5 лет. Постановлением быв. Коллегии ОГПУ от 28 ноября 1932 г. было возбуждено ходатайство перед Президиумом ЦИК СССР о продлении срока лишения свободы ПЕПЕЛЯЕВУ еще на 3 года. 17-го июня 1936 г. ПЕПЕЛЯЕВ кончил срок отбывания наказания. ПЕПЕЛЯЕВ к настоящему моменту пробыл в заключении 12 лет и 7 месяцев, содержась все время в условиях строгой изоляции в Ярославской тюрьме особого назначения. Считал бы необходимым освободить и запретить ему проживать в столичных центрах, Западной и Восточной Сибири, а также в ДВК.*   НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР ЯГОДА   21 июня 1936 года. АПРФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 204. Л. 23. Подлинник. Машинопись. Примечание Пепеляев Анатолий Николаевич (1891—1938) — брат Пепеляева Виктора Николаевича (1884—1920), председателя Правительства Колчака. А.Н.Пепеляев окончил Павловское военное училище (1910). В первую мировую войну полковник. В мае 1918 г. возглавил контрреволюционный мятеж в Томске. Командовал 1-й Сибирской армией, генерал-лейтенант. В 1921 г. эмигрировал в Харбин, с 1922 г. возглавлял Сибирскую добровольческую дружину, участвовал в Якутском мятеже 1921—1923 гг. * Имеется помета: «т. Стал[ин], Мол[отов] — за. А.П[оскребышев]», а также резолюция: «Сообщ[ить] т. Ягоде. И.[Сталин]». Вестник 1/1997

Примечания

1. Куликовский Петр Александрович (1871-1923), б. правый эсер. Состоял учителем С.-Петербургского Сергиевского городского училища. В 1903 году за революционную деятельность был выслан в Якутскую область, в селение Усть-Майское. Летом 1904 года бежал из ссылки, примкнул к боевой организации партии эсеров (Каляев — Моисеенко — Савинков), вел наблюдение за Московским генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем, которого 2-го февраля 1904 года убил самодельной бомбой боевик Иван Каляев, осужденный судом к смертной казни через повешение. Избежав тогда ареста, П.Куликовский, придя на прием к московскому градоначальнику графу Шувалову 28 июня 1904 года убил его из револьвера. Осужденный Московским окружным судом к смертной казни через повешение, Куликовский, после подачи прошения о снисхождении на «высочайшее имя», отделался каторжными работами без срока. Позднее, наказание было снижено до пятнадцати лет каторги, а в 1911 году он был выслан на поселение в Якутскую область (сначала в Сунтар). Работал в торговой фирме Громовых. Живя в Якутске, ставил спектакли, пользовался авторитетом у местной учащейся молодежи, занимался самообразованием. Жена и двое детей, испытывая материальные трудности, проживали в Санкт-Петербурге и на ст. Парголово. С ними Куликовский вел переписку.