В Якутии репрессии начались в 1920 году с так называемого «Заговора Оросина». Целью заговора, как объявили «органы» об этом в 1946 году, было свержение советской власти в Якутии.

Уроженец Таттинского улуса Оросин Роман Иванович и выходец из Борогонского улуса, видный в те времена общественный деятель Никифоров Василий Васильевич, как организаторы заговора, были осуждены и отправлены в ссылку. На самом же деле ими по долгу службы был составлен проект документа, касающегося устройства государственной власти в Якутии.

В Иркутске с Никифорова и Оросина ложное обвинение было снято и они устроились на работу в Сибнац при Сиббюро ЦК РКП(б). Однако в феврале 1921 года губчека «раскрыла» еще один несуществующий заговор — «заговор интеллигентов-автономистов» (в основном, членов культурно-просветительного общества «Саха аймах»). На конференции бедноты десяти улусов, созванной в с.Чурапча, по указке того же губчека имена Р.И.Оросина и В.В.Никифорова поместили «на черной доске истории» и потребовали, чтобы их выгнали с работы в Сибнаце как заклятых врагов советской власти.

Репрессии продолжались. Им подвергались теперь эсеры, федералисты, «все те, кто добивались автономии» или просто «подозревались в нелояльности к большевизму». Так был расстрелян коммунист Е.М.Егасов за то, что до 1918 года состоял в партии эсеров. Был «раскрыт» опять-таки несуществующий заговор таттинцев «братьев Слепцовых», в Якутском педтехникуме — «контрреволюционный» кружок «Кэскил». По этому делу впервые допросу подвергнулся А.И.Софронов. Земляк писателя, позже активный советский работник Роман Федорович Кулаковский, до амнистии по случаю объявления автономии отсидел в тюрьме три месяца.

Неграмотный 50-летний крестьянин Иван Иванович Оросин был расстрелян якобы за связь с «белобандитами». В протоколе допроса записано, что «уклоняется от задаваемых вопросов, что доказывает его виновность». Так началось почти поголовное истребление знатного рода Оросиных, столь много сделавшего для подъема культуры быта и распространения образования в улусе.

В апреле 1921 года П.А.Ойунский, выступая на совещании представителей коренных народов Сибири, потребовал «положить конец расстрелам и политике Центросибири», направленной по сути дела против предоставления Якутии автономии. Гражданская война, которая унесла жизни свыше 5 тысяч человек, прекратилась лишь с объявлением автономии и до 1927 года политические репрессии, как метод подавления, не применялись. Так, в 1923 году три участника движения генерала Пепеляева из таттинцев, как и тысячи других повстанцев, были амнистированы.

В 1928 году в связи с ликвидацией так называемой «ксенофонтовщины» сотрудники ОГПУ арестовали в Татте около 30 человек. На самом деле членами группы конфедералистов из них были всего трое. К расстрелу приговорили молодого человека из Хайахсыта Попова Конона Кононовича вместе с 59-ю подозреваемыми в «ксенофонтовщине» и учащегося педтехникума 21-летнего Слепцова Василия Михайловича (вместе с 24-мя арестованными).

На 3 года лишения свободы был приговорен Нектырев Федор Васильевич.

Хотя агитотряд П.В.Ксенофонтова состоял всего из 20-ти человек, ОГПУ по указке центра квалифицировало движение как народное восстание против советской власти. Подобная неблаговидная фальсификация немного позже послужила поводом для вынесения известного постановления ЦК ВКП(б) от 9 августа 1928 года. Так у карательных органов возникла идея присовокупить к пресловутому движению — «ксенофонтовщине» действия отрядов М.К.Артемьева, С.М.Михайлова, амнистированного год назад отряда Алексеева из Оймякона и всех, кто подозревался теми же органами в нелояльности к советской власти, в участии в повстанчестве.

В числе 28-ми интеллигентов-якутян из таттинцев были арестованы и отправлены в ссылку (в т.ч. в Соловки) Дягилев Софрон Федорович, Оросин Петр Иванович, Оросин Василий Михайлович, Собакин Александр Николаевич, Софронов Анемподист Иванович, Сивцев Федор Гаврилович, Слепцов Михаил Петрович. Затем последовали аресты Афанасия Васильевича Давыдова, Виктора Георгиевича Николаева, Василия Терентьевича, Василия Петровича Слепцовых.

Все они (кроме студента В.М.Оросина) были образованными и уважаемыми людьми. Они к «ксенофонтовщине» не имели никакого отношения, некоторые из них даже осуждали это движение и все вместе исправно служили советской власти.

Еще один Оросин — Михаил Николаевич (отец вышеупомянутого студента Василия Оросина) — был арестован в октябре 1929 года и решением «тройки» якобы за попытку к бегству отправлен в ссылку в тот самый Минусинск, где вождь большевиков В.И.Ленин, помимо работы над сочинением очередного теоретического труда, провел свой медовый месяц, охотился, рыбачил. Михаил Николаевич умер в ссылке, как явствует из документов, от психического расстройства. Судьба тогда его 18-летнего племянника Василия Ивановича Оросина, которого заставили дать ложное показание на своего дядю (будто он имеет винчестер), сложилась весьма своеобразно. Его пути-дорожки во времена военного лихолетья затерялись где-то в Читинской области. Мать Василия Ивановича Мария Васильевна в родном Терасинском наслеге просто-напросто «пропала без вести». Так репрессии с первых дней приносили семьям «врагов», близким им людям неисчислимые страдания, беды и лишения.

В 1930-1932 годах по Якутии бурей прошлась насильственная коллективизация. Она нанесла тяжелый удар прежде всего зажиточной части населения. Знатные роды Николаевых*, Слепцовых-Вонифатьевичей, Давыдовых, Слепцовых-Оторовых, которые сыграли неоспоримую роль в поднятии культуры, распространении образования и возникновении письменной литературы в улусе, понесли невосполняемые потери. Принадлежавший им скот загнали в колхозы, домашнюю утварь и одежду продавали на так называемых торгах, а книги домашних библиотек сжигали на кострах.**

Не забудем, что именно благодаря представителям этих родов в улусе полтора века тому назад (гораздо раньше, чем у нынешних чурапчинцев) впервые в Якутии началось движение за трезвый образ жизни и отделение хотона от жилого помещения.

Десятки раскулаченных таттинцев были отправлены в исправительно-трудовые лагеря, то есть в тюрьму. Вместе с другими в 1931 году расстреляли жителя с.Крест-Хальджай Егорова Михаила Семеновича за побег бывшего председателя РИКа Оймяконского улуса Винокурова-Индигирского из тюрьмы г.Якутска. В 1932 году на 3 года был отправлен в ссылку Андросов Тарас Павлович — как «японский шпион».

Массовые репрессии 1938 года наряду с городами Алдан и Якутск из сельских мест прошлись лишь по Таттинскому району. Дело в том, что НКВД для проведения репрессий Якутию разделил на семь секторов, но до ареста самого наркома внутренних дел СССР Н.И.Ежова не успел развернуть свою деятельность в оставшихся четырех секторах. Конечно, и в других сельских районах были арестованы отдельные руководители, только ни в одном из них, как в Татте, массовые репрессии не проводились.

Бригадой НКВД в Таттинском районе было арестовано и подвергнуто допросам и пыткам более тысячи человек. Из них 210 человек были отправлены в Якутскую тюрьму, в суды передали 32 дела, в том числе дела всех руководителей района. Правда, вынесенные приговоры в 1940 году отменили, но ни один из осужденных не был восстановлен на прежней должности.

Несколько таттинцев отбывали наказание за «террористический акт». Через год экспертиза установила, что председатель одного из колхозов района Басов покончил с собой, а не убит осужденными. Однако один из последних, как бывший «белобандит», не был выпущен из места заключения. За подобные вымышленные три «терракта» осуждено было еще 6 человек. Во время следствия от избиений умерло более десяти человек, столько же умерло уже после выхода из тюрьмы.

В тюрьме томились выходцы из Татты: П.А.Ойунский, ныне народный писатель Д.К.Сивцев-Суорун Омоллоон, общественный деятель Р.Ф.Кулаковский, заместитель председателя Совнаркома П.П.Кочнев, бывшие наркомы А.Ф.Бояров, И.Н.Винокуров, А.К.Андреев, директор Якутского учительского института И.П.Жегусов, председатель «Коопинсоюза» Н.И.Кытарбытов, председатель Учурского райисполкома Лопатин и другие... Все они, кроме Д.К.Сивцева-Суорун Омоллоона и П.П.Кочнева, умерли в местах заключения.

Так была репрессирована целая плеяда руководящих работников республики, выросшая в годы советской власти из Татты.

1941-1945 годы — война, с 1939-го по 1947-й — засуха. Именно в это время обком ВКП(б) проводил антинародную политику. Начиная с 1939 года 90 процентов скота загнали в колхозы, а в частном подворье оставили по одной корове с теленком. К концу 1942 года из-за массового падежа осталось чуть больше половины общественного скота, каждое второе подворье колхозников стало бесскотным. Начался массовый голод. Положение чуть подправило запоздалое постановление ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1943 года.

В Таттинском районе голод 1940-1943 годов унес жизни около двух тысяч человек, свирепствовал туберкулез. Но и тут не обошлось без репрессий. В начале 1943 года были сняты со своих должностей первые руководители района. С подачи «органов» всплыло так называемое «дело Львова». Обычного дезертира-одиночку после ареста на четвертый день, и не в с.Ытык-Кель, а в Якутске, осудили на 20 лет «за подготовку вооруженного восстания с целью свержения советской власти в Таттинском районе». По этому делу были приговорены к различным срокам заключения еще А.М.Мочин, И.С.Платонов, В.И.Кулаковский, вообще не имевшие отношения к «делу Львова». Они были реабилитированы лишь в 1991 году.

Судебные репрессии 1940-1944 годов, отправившие в места заключения 53948 человек, не миновали и Таттинский район. Жертвами их стали 1307 колхозников — кто за убой личного скота, кто за неуплату налогов и т.д. Среди них оказались председатели сельхозартелей, бухгалтера, бригадиры, счетоводы, которые осмелились раздать голодающим немного мяса, масла, хлеба до выполнения заданий по госпоставке этих продуктов.

В 1946 году состоялся еще один политический суд, на этот раз над писателем Ф.Г.Винокуровым-Даадаром «за контрреволюционное содержание» его незаконченной повести. К счастью, это был единственный случай, когда защита (в лице представителя правления Союза писателей Якутии Н.Г.Золотарева-Якутского) сумела добиться оправдательного приговора в подобных делах.

Споры вокруг литературного наследства классиков якутской литературы превратились в политические игрища и также не обошлись без репрессивных мер. «Разъяснительная работа» по постановлению бюро Обкома КПСС 1952 года велась в течение двух лет так рьяно, будто в республике вспыхнуло восстание против существующего строя. Многие неугодные обкому люди были изгнаны из партии, сняты с работы. Кое-кто даже угодил за решетку. Издание художественных произведений на родном языке (кроме малюсеньких сборников поэтов-лириков) практически прекратилось.

Как бы в поддержку зловещего постановления через два года выходит еще одно — на этот раз «О бандитизме в Татте». Это было также «персональное» постановление.

Таттинскому району постановления бюро Обкома КПСС 1952 и 1954 гг. нанесли огромный моральный и материальный ущерб, по существу, лишили перспектив развития на долгие годы. В 1954 году снова вне политического доверия оказался весь аппарат районного руководства со всеми вытекающими отсюда последствиями. 41 человек остался не у дел. Шесть наслегов и п.Хандыга были отторгнуты и переданы Томпонскому району. Как «рассадник национализма» закрыли краеведческий музей. Строительство с созданием управлений в Ытык-Келе прекратилось вовсе. Не считаясь с мнением населения, район переименовали в Алексеевский.

Даже после признания Верховным Судом РСФСР того дела, на основании которого вышло злополучное постановление Обкома, обычным уголовным, политическое обвинение с района снято не было. Для Обкома ничего не значила и реабилитация П.А.Ойунского в 1955 г.

Все шло как бы автоматически, своим чередом — по пути недоверия и изоляции. Это происходило оттого, что действие постановления ЦК ВКП(б) от 8 сентября 1928 г., которое служило основанием для всех последующих репрессий в Якутии, приостановлено было лишь в 1994 г., а полная политическая реабилитация Таттинского улуса произошла лишь в 1992 году.

В итоге что же получилось? Почти вся интеллигенция улуса — первого, дореволюционного, и второго, послереволюционного, поколений — оказалась уничтоженной. Богатейшее творческое наследство таких выдающихся ее представителей, как А.Е.Кулаковский, А.И.Софронов, Н.Д.Неустроев, П.А.Ойунский возвратилось народу в полном объеме лишь за последнее десятилетие. За что огромное спасибо руководству республики. Творчество фактического основоположника якутского изобразительного искусства Ивана Васильевича Попова в свое время не получило достойной оценки. После смерти «последних могикан» — философа А.Е.Мординова, народных писателей С.Р.Кулачикова-Эллэя, Н.Е.Мординова-Амма Аччыгыйа — значимых личностей, кроме Д.К.Сивцева-Суорун Омоллоона, никого в улусе и не осталось.

Улус с 1938 года десятилетиями испытывал острую нехватку в кадрах. Если поступление молодежи улуса в средние учебные заведения шло без особых помех, то стать студентом вуза почти до 1986 года было всегда проблематично. Это особо остро ощущалось, по понятным причинам, в 50 — 60-ые годы. Так, в 1955 году среди 384 студентов, обучающихся в вузах Москвы, из Татты был лишь один студент — и то получивший среднее образование в Якутске. В аспирантуру до 1990 года из «провинившегося» района поступали единицы.

После репрессий 1938 года должность первого секретаря райкома за время, равное половине века, доверили только одному уроженцу Татты. Кто ходил в министрах из таттинцев за столь продолжительное время? Два-три человека и обчелся. Оба известных хозяйственных руководителя улуса были родом: Н.В.Николаев — из Нюрбы, а С.Г.Жирков — из Кобяй. Новых же такого ранга из местных пока не видать. Ни один сельский труженик не стал Героем Социалистического Труда, хотя достойных в районе было немало. До 1992 года из Татты, кроме фронтовика Иннокентия Эртюкова, в течение 54 лет никто не стал членом Союза писателей. В устоявшиеся веками взаимоотношения людей грубо и надолго вклинились страх, недоверие.

Автору этих строк кажется, что улус без деятельной поддержки и помощи республики вряд ли сможет избавиться от вышеизложенных морально-психологических, политико-экономических последствий периода репрессий...

* Егор Николаев в 1883 году был на коронации царя Александра III и вручил от имени жителей своего улуса петицию министру внутренних дел Российской империи графу Толстому.