Народ саха
и век репрессий*

* Журнальный вариант статьи «Политические репрессии: долгое эхо в судьбах народа саха» //Народ саха от века к веку: Очерки истории. Новосибирск, Наука, 2003.

Есть в истории страницы, простое перелистывание которых способно повергнуть человека в ужас и печаль. Есть горе, которому нет срока давности, трагедии, у которых нет национальности. По всей России большая редкость семья, которой не коснулись политические репрессии: сидели в тюрьмах, пропали без вести в лагерях, были казнены, высланы из родных мест миллионы людей. В СССР в этом черном потоке были равны все жертвы: русские и латыши, армяне и якуты, поэты и политики, шахтеры и крестьяне, инженеры и оленеводы. Только официально расстрелянных по политическим обвинениям с 1918 по 1953 годы — более 800 тыс. чел., а перепись 1939 г. «не обнаружила» около 15 миллионов наших сограждан.

Факт репрессий, их незаконный характер были признаны на государственном уровне после 1956г. Но к концу 60-х гг. все исследования эпохи культа личности, политических репрессий были практически свернуты. Вновь стало возможным обращаться к теме политических репрессий с конца 1980-х — в начале 1990-х гг. Именно в эти годы сделались общим достоянием ранее запрещенные книги, мемуары ветеранов социализма без купюр, зарубежные издания по политической истории СССР в разные годы. В документальной, художественной и научно-популярной литературе, изобразительном искусстве правда о репрессиях стала синонимом гласности, знаком переворота в мышлении. Тема вышла из политического андеграунда, превратившись в культовую, символьную тему эпохи перестройки. Сегодня в стране практически нет известного деятеля культуры и искусства, науки и просвещения, который бы не обозначил свое отношение к ней. Обыденный этот факт отражает значение, которое придает общество вопросу о политических репрессиях.

Когда началась перестройка и гласность представила неопровержимые факты из трагической истории прошлого, миллионы людей, выросшие в условиях дозированной и скорректированной информации, пережили нравственное и психо-эмоциональное потрясение. Рассекречивание архивов вкупе с критикой тоталитаризма довершили разгром привычного каркаса истории, картины целой эпохи в истории страны. Поколения, привыкшие гордиться своим Отечеством, ужаснулись. Власть, поддерживающая такую Систему, в одночасье потеряла влияние.

Сегодня без определения исторических координат невозможно формирование новой идеологии. В ней нуждаются миллионы людей, желающих выйти из сегодняшнего состояния и жить дальше. Во избежание «повторения пройденного» новая российская государственность должна исключать противоправность, опираться только на легитимность и общечеловеческие гуманитарные ценности. Многонациональная Россия, пережившая потери и потрясения, должна научиться быть государством для своих граждан, а не орудием против них. А честность перед прошлым — одно из непременных условий взаимного доверия власти и общества.

Историография политических репрессий в Якутии, по понятным причинам, молода. Политическая оттепель второй половины 1950 — 60-х гг. ознаменовалась юридической реабилитацией многих репрессированных. Вышли в свет брошюры-персоналии, воспоминания о многих замалчиваемых ранее общественно-политических и культурных деятелях Якутии, положившие начало серии последующих изданий.¹ В них нет еще текстов подлинных документов, статистики, полной правды о характере и масштабах репрессий. Но впервые за многие годы приоткрыта «завеса умолчания», снято табу со многих имен и дат. Как завоевание этого времени, в биографиях погибших в 30-е гг. появилась фраза «необоснованно репрессирован». Данное словосочетание как бы подразумевает вероятность иных, «обоснованных», «законных» репрессий...

Публичная реабилитация началась с классовых позиций, с имен признанных революционеров и героев гражданской войны. Она не распространялась на «социально чуждых элементов», на представителей дореволюционной якутской интеллигенции, выходцев из родовой аристократии и торгово-предпринимательских кругов. В частности, о конфедералистах, насколько помнит автор, нельзя было писать до конца 80-х гг.

О реабилитации деятелей культуры и литературы не могло быть и речи. Наоборот, с 1952г. в Якутии развернулась новая кампания борьбы с «антисоветски» настроенной интеллигенцией и ареной политического избиения была выбрана именно гуманитарная сфера. Обвинения в «буржуазном национализме» были столь серьезными, что общественное мнение не исключало самых печальных рецидивов 38-го года. Был вынужден бежать из республики, уволенный с работы и лишенный ученых степеней, профессор Г.П.Башарин, поставивший задачу изучения и использования литературного наследия трех просветителей якутского народа. Давно ушедшие из жизни писатели, гордость якутской поэзии и прозы, фольклористики и философии, заклейменные в конце 1920-х гг. как «вредные» и несовместимые с социализмом, были еще раз отмечены как идеологически враждебные.²

В течение 1950-х гг. моральным и служебным преследованиям подвергся большой круг студентов, преподавателей учебных заведений, служащих государственных учреждений.³ Предпринимались попытки реанимировать политическую ситуацию времен массовых репрессий. Симптоматично, что к этому времени относится переименование районов. Свое историческое, национальное название Таттинский,⁴ Кангаласский, Нюрбинский районы вновь обрели лишь в 1990-е гг.. Для живущих в данных культурно-исторических пределах, для всего народа саха эти названия ^не только географические понятия.

О масштабах и последствиях репрессивных акций этого периода можно судить по тому, что постановление Верховного Совета РС(Я) «О политической реабилитации Таттинского района по обвинению в бандитизме на национальной почве в 1954г.» за №831-ХП было принято только в 1992г.. Целых 38 лет люди несли клеймо и страдали за то, что родились или просто жили в районе.⁵ Нагнетание истерии по поводу «якутского национализма», практика подозрений «по национальному признаку» продолжались до начала 1990-х гг. В частности, в связи с событиями 1986 г. был снят с должности ректор Якутского госуниверситета, доктор наук, якут-космофизик А.И.Кузьмин, было предложено уволить первого доктора философии из якутов А.Е. Мординова, доктора истории Г.П.Башарина. Людей, заслуженно пользующихся признанием в мире науки, всеобщим уважением в республике, находящихся в почтенном возрасте, подвергли жесткому давлению. Как видно, тема политических репрессий в республике беспримерно актуальна...

Часть документальных источников по истории репрессий имеет недавнее происхождение, события и факты доступны для полной реконструкции. В целом, литературу по теме можно условно сгруппировать на две части: первая включает так называемую персоналию с мемуарами, воспоминаниями и свидетельствами; вторая группа — это собственно исследования по истории репрессий. Первой группой мы обязаны хрущевской «оттепели», когда был приоткрыт информационный шлюз. Время перестройки 1990-х гг. вызвало научное осмысление политической истории края, определение в ней роли и судеб национальной интеллигенции. Закономерно возник вопрос о репрессиях в Якутии как части общегосударственной кампании. Как и по всей стране, в 1980-е годы республиканская печать ознакомила читателей с широким кругом исторических свидетельств, включая воспоминания уцелевших жертв репрессий или их близких.

Характерным изданием этого этапа освещения репрессий является книга «Центральное дело (Хроника сталинских репрессий в Якутии)», вышедшая в 1990 г. в республиканском книжном издательстве.⁷ Молодыми журналистами И.И. Николаевым и И.П. Ушницким была предпринята попытка вскрыть иезуитский механизм получения самооговоров, показать на документальной основе подоплеку известных судебных процессов. Очерки проникнуты искренним преклонением перед тюремным, последним подвигом обреченных, их противостоянием машине беззакония — публицисты показали репрессированных не безгласными жертвами, а несломленными и непобежденными.

Появляется большое количество информации об эпохе репрессий, хронологический диапазон весьма широк — освещаются события, начиная с 1920-х годов. Много работают в этом направлении такие известные в республике авторы, как Е.Е.Алексеев, М.С.Иванов-Багдарын Сюлбэ, Д.В.Кустуров, И.Е.Федосеев-Доосо, амгинский краевед Д.Н.Гаврильев, знаток северной истории А.Г.Чикачев...⁸ История репрессий начинает обрастать лицами и фактами: районные газеты ведут местные исследования, журналисты и ученые открывают для общественности малоизвестные страницы времени репрессий. Для широкого читателя открываются отдельные «дела» по районам и населенным пунктам, в т.ч. и закрытые в свое время «за недостатком улик», но оставившие след в судьбах людей.⁹ Профессиональная работа Д.В.Кустурова 2000 г. — характерный пример подобных изысканий, собравший свидетельства очевидцев и участников событий за время с 1920-х до начала 1990-х гг.

Типичным обнародованным документом является письмо министра госбезопасности ЯАССР подполковника Речкалова секретарю обкома партии Борисову С.3. от 29 февраля 1952 г.¹⁰ Оно содержит интересную информацию о «раскрытых» в республике заговорах. Указаны «разоблаченные» группы учителей Нюрбинского района, вилюйских учителей — «американских шпионов», алданская « шпионская группировка», «работавшая на японскую и немецкую разведку». По делу Вилюйского педагогического училища прошло 90 человек, всего же как участники 12 «контрреволюционных организаций» Якутии за 1943-1951 гг. были осуждены 121 человек.

До сих пор малоизученной в истории политических репрессий Якутии является тема военнослужащих, прошедших плен в годы Второй мировой войны. Бывшие военнопленные солдаты-якуты (и не только солдаты) подверглись лагерному заключению и лишению гражданских прав. Прошел через советский лагерь будущий народный учитель СССР, выдающийся педагог-математик из Верхневилюйского района М.А.Алексеев, долгие годы провел в тюрьме и ссылке профессиональный разведчик из Таттинского района Г.М.Андросов. Известны имена целого ряда мучеников, испытавших двойную неволю. Попавшие в плен тяжелоранеными или безоружными, Родине они могли сказать как моабитский узник: «Прости меня за то, что не умер смертью солдата в жарком бою...». Биографический очерк краеведа Д.Н.Гаврильева о Г.Андросове — практически единственный, отражающий данный сюжет.

За прошедшие годы журналы «Чолбон», «Илин», «Полярная звезда» сделали очень много для восстановления исторической справедливости, реабилитации доброго имени сотен честных людей, погибших в разные годы. Ознакомление с научным содержанием взглядов лидеров национально-освободительного движения, творческим наследием деятелей науки и культуры стало главным направлением деятельности журнала «Илин», получившего в эти годы признание не только в Якутии, но и в читающей России — как одно из лучших общественно-политических изданий.

Тема репрессий в республике оформилась в отдельную научную проблему: вышли исследования Е.Е.Алексеева, Т.С.Ивановой. Первый посвятил свой труд сложной истории национального вопроса в республике, которая кровно (к сожалению, в прямом смысле) переплетена с историей политических репрессий. Автор вводит в научный оборот большое количество ценных документов из архива ФСБ РС(Я), государственных хранилищ Российской Федерации, делится с читателем своим видением проблемы и своими оценками событий и людей.¹²

Т.С.Иванова систематизировала научную информацию по периоду 1920-1930-х годов, руководствуясь «необходимостью определения социальных групп населения, подвергнутых внесудебному произволу, причин и размаха репрессий и тем обстоятельством, что биографии многих репрессированных неизвестны».¹³ Исходя из анализа исторической обстановки, автор определила причины репрессий, их направленность по социальным слоям, этапы и т.д. В этом принципиальная ценность труда Т.С.Ивановой, рассматривающей внесудебные репрессии не просто как следствие признательных показаний конкретных людей.

Отрадно, что якутские исследователи требуют критического подхода к следственным делам в качестве исторических источников, учитывая, что фальсификации, документальная недостоверность служебных источников давно общепризнанны. Даже известные справки из органов ЗАГС о смерти заключенных были заведомо ложными, потому все источники подлежат перекрестной проверке и сопоставительному анализу.

В Сибири и на Дальнем Востоке также ведется исследовательская работа по теме репрессий, частично выходящая информационными нитями и на якутский материал. Нельзя не согласиться со справедливой оценкой сибирского исследователя С.А. Папкова: «Учесть всю совокупность последствий террора (демографическую и социально-политическую) практически невозможно, поскольку государственное насилие было необычно широким, многообразным и развивалось под прикрытием узаконенных уголовно-процессуальных норм или без каких-либо норм вообще...». Сибирские исследователи склонны считать, что судебные репрессии в 1932-34 гг. в Сибири были более разрушительными, чем в годы красного террора 1920-21 гг.

Это косвенно подтверждается данными якутских ученых. Так, по мнению Е.Е. Алексеева, только по делу «февральского заговора» в Якутии было арестовано по разным данным до 400 чел.¹⁵ В литературе есть выражение «съезд расстрелянных» — об участниках 17 съезда ВКП(б). По аналогии с ним можно назвать Шестую областную партийную конференцию в Якутске «конференцией обреченных». Из участников политических баталий, развернувшихся на ней, мало кто уцелел — и разгромленные как либералы и тайные «буржуазные националисты», и победившие непримиримые коммунисты. Их имена встречаются в единых списках репрессированных в 1928—1939 гг.

«О широте и размахе репрессий в Якутии не удалось выявить сколько-нибудь полных данных и проследить их динамику. Имеются лишь отрывочные сведения, но в различных источниках повторяется несколько раз одна и та же цифра — 1800 человек арестовано в Якутии за последний квартал 1938 г.», — пишет Т.С Иванова.¹⁶ Из них 1022 — без санкции прокурора, вскоре в тюрьме умерло 18. Это тоже характерная черта «расследований», когда подследственные просто... не доживали до суда. По делу №2148, известному как «процесс 25» или «Центральное дело», из 42 обвиняемых дожили до суда 25 человек. Из арестованных в конце 1938 г. и «давших показания» 350 человек в феврале 1939 г. отказались от своих показаний 337. Из 1800 обвиненных в период 1950-60-х гг. было реабилитировано 1430. Повторно осужденные (тоже широкая практика механизма репрессий) П.П.Кочнев, А.А.Пономарев, Г.Т.Семенов, освобожденные только в 50-е годы, были реабилитированы в течение 1960-80-х гг.

Многократные и даже посмертные гонения были частью механизма репрессий. Например, А.И.Софронов — Алампа, поэт и драматург, умер после Соловок в 1935 г. на родине, а в 1938-м его имя значилось в показаниях apecтoвaнныx.^l7 Имена ужe покойных Алексея Елисеевича Кулаковского, Анемподиста Ивановича Софронова, Петра Вонифатьевича Слепцова фигурировали в процессах 1938-1939 гг. В тех списках, в прямом смысле выбитых из бесправных арестованных, значился весь цвет нации: живые и мертвые, умершие своей смертью или уже замученные. Все они вновь и вновь проходили в списках-обвиняемых — «контрреволюционеры, буржуазные националисты, левые и правые уклонисты, троцкисты и эсеры, кулаки и бедобандиты, английские, немецкие, японские шпионы».

Якутские репрессии в общероссийских документальных публикациях и мемуаристике — тема особая. Интересно, что в известном романе О.В.Волкова «Погружение во тьму» есть упоминание о соловецкой судьбе участников якутских событий 1928 г. «Та моя, первая, «благополучная» соловецкая зима оказалась последней для якутов, перед самым закрытием навигации большой партией привезенных на остров. Они все — до одного! — умерли от скоротечной чахотки»,¹⁸ — вспоминал русский аристократ, выживший в репрессивном аду, по собственному признанию, чтобы свидетельствовать.

Воспоминания эти, образец лояльности подлинной российской элиты к расам и народам, весьма характерны. Так, о мусаватистах из Азербайджана О.В.Волков (московский потомственный дворянин) пишет с большой симпатией, подчеркивая при этом политическую суть их движения. О корнях же и подоплеке «дел» якутских заключенных — только общее суждение ... о бегстве «оленеводов все далее вглубь тундры и тайги». Впрочем, нельзя в мемуарах узника с тридцатилетним стажем требовать еще и оценки малочисленного политического выступления якутских федералистов...

Внесудебный характер политических репрессий отражен в самом механизме осуждения: из более чем 2 тысяч уголовных (политических) дел 1300 были рассмотрены внесудебными органами — «тройками», «особыми совещаниями» и т.п. Внесудебные решения «троек», спецколлегий и особых совещаний были отменены 16 января 1989 г. Указом Президиума ВС СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х гг.».

Репрессии были государственной кампанией. От осторожного заигрывания с представляющими реальную опасность антисоветски настроенными слоями окрепшая за счет тотального уничтожения врагов и «победившая» в братоубийственной гражданской войне новая власть перешла к ocyщeствлению зaвepшaющего этaпа — yничтoжeнию реальных и потенциальных оппонентов.

В Якутии именно эта интеллектуальная оппозиция несла в себе революционную ауру бескорыстия, дух романтизма, всегда парящего над обывательской узостью и национальным эгоизмом. Репрессированная интеллигенция по образовательному уровню, культурной ментальности, геополитическому мышлению соответствовала лучшим представителям современной ей российской и европейской интеллигенции. Была широкой по своим взглядам, обладала глубинной пророссийской патриотической ориентацией. Она и сегодня остается в культурном и интеллектуальном планах образцом для подражания.

Вот уже десятилетие страна, переживающая непростые времена, обращается к собственному прошлому. До этого прошли долгие годы, полные отчаяния преданных и страха преследуемых. Для представителей же народов, только познавших сладость гражданского и человеческого равенства, вставших на путь невиданного ранее культурного, социально-бытового роста, репрессии заключали в себе особенно зловещий смысл. В каждом акте подавления ярких, мыслящих, честных людей, кроме тоталитарного презрения к личности, ощущался грозный шовинистический подтекст: «помни место свое, ты остался ничтожеством».

Обостренным столетиями колониального неравенства этническим взглядом народ оценивал и запоминал, вырабатывал условный рефлекс «не высовываться». К традиционному терпению, социальной толерантности народов Якутии был привит опасный вирус духовной апатии, страха перед Властью, стремления от нее отгородиться и откупиться показной покорностью, послушанием.

В настоящее время очерчены общие контуры процесса политических репрессий, который, подобно раковой опухоли, поглотил и погубил живые клетки начального роста. С метастазами в виде исторической амнезии, глубокого страха перед «идеологической невыдержанностью», всевозможными обвинениями и вытекаюшими оттуда репрессиями общество живет, кажется, до сих пор. Показательно, что в общероссийской газете для учителей в 1999г. по поводу итогов конкурса школьных генеалогических исследований было указано, что учащиеся столкнулись с нежеланием старших рассказывать родословную, освещать собственное национальное и социальное происхождение.¹⁹ Это в новой, демократической России в канун XXI века, в эпоху гласности и общественной раскрепощенности! Это как же надо народ запугать, чтобы внукам и правнукам запрещали знать свои корни, гордиться предками своими?

Чем больше узнаешь, тем глубже убеждаешься в равной гибельности процесса репрессий для всех народов. Сталин, чье имя стало синонимом политической жестокости к противникам, был по национальности грузином. Грузинский народ по сей день оплакивает свою репрессированную интеллигенцию, многие имена которой были гордостью всей дореволюционной и советской России. Жестокость, с которой расправлялись с единокровниками, потрясает. Видимо, политика национального нигилизма, стремление «встать над национальностью» может принимать и такие античеловеческие формы.

Последствия репрессий и в Якутии были тяжкими и ,как видно, протяженными во времени. Отдаленность края, относительная малонаселенность, изоляция от большого мира способствовали типичным провинциальным патологиям — ощущению безнаказанности у местных деятелей, их сверхусердию и старанию «получше отчитаться» перед Центром. Механическое пользование инструментарием центральных органов безопасности позволял в глухих якутских наслегах выискивать теоретических последователей буржуазных экономистов, среди малограмотных членов затерянных в тайге артелей — немецких и японских агентов, боевиков террористических организаций.

В политическую практику на уровне республики надолго вошли «черные технологии» — провокации, шантаж и насилие. Авантюристы и карьеристы получили возможность разыгрывать беспроигрышные варианты политических игр для устранения конкурентов или просто неугодных лиц. Кадровые вопросы стали решаться не с деловых позиций, а с точки зрения «классовой принадлежности», политической «благонадежности» и личной преданности. Простая лояльность и профессиональные качества уже не принимались во внимание. Подобные «традиции», думается, сыграли свою негативную роль в формировании и функционировании руководящего хозяйственного и советско-партийного аппарата.

В экономических и политических спорах, научных и культурных дискуссиях решающим аргументом стали не интеллект и эрудиция, а умение играть на политической конъюнктуре. Поиск истины, профессиональный диалог сменились стремлением уничтожить оппонента, в т.ч. не только морально, но и физически. Насквозь политизировались сферы культуры и искусства, призванные именно в период репрессий начать массовое просвещение, образование и воспитание. Отказ от дореволюционного духовного наследия народов Якутии под страхом политических репрессий деформировал культурную эволюцию края, лишил несколько поколений возможности жить в ауре полноценной преемственности и идентичности.

Запоздалым, но исторически справедливым в этом свете выглядит Указ Президента РФ от 27 апреля 1994 г. «О восстановлении справедливости в отношении репрессированных в 20-30-е годы представителей якутского народа», прекративший процесс политического обвинения целого народа, недоверие к нации, основанные на печально знаменитом постановлении ЦК ВКП(б) 1928 г.²⁰

Этот указ ждали долго. Как и другие небольшие по численности народы, якуты ощутили ход репрессивного механизма фактически на персональном уровне. Близкие родственники и члены семьи, друзья и земляки с единых аласов и урочищ были арестованы, подвергнуты надругательствам и насилию, казнены или сосланы. Семейно-клановый патриархальный мир якутов был потрясен и обескровлен в прямом смысле cлoвa. Взаимосвязaннocть тысячами нитей родства и сватовства, землячества и хозяйственного партнерства обусловила глубокий личностный резонанс в сознании. За каждым репрессированным именем — целый род, преданный политическому остракизму, испивший горькую чашу долгого унижения. Чувство личной и общественной незащищенности перед государством не мoгло пpoйти без последствий в самосознании народа.

Репрессии прошлись в первую очередь по национальной элите, практически полностью был уничтожен цвет нации. Наиболее образованные, имеющие уникальный политический, экономический и военный опыт представители народа саха, эти «носители жизненной энергии, интеллекта нации» (по выражению народного писателя Далана²¹) разделили участь миллионов современников. Народу преподали наглядный урок наказания за просвещенность и свободолюбие, инициативность и одаренность. Государственная казнь высококультурных, действительно патриотичных и интернациональных по духу людей отравила процесс созидания новой жизни в республике страхом и тайным отчуждением свидетелей жертвоприношения. Уделом уцелевших стало ощущение обезглавленности, осознание духовного и интеллектуального сиротства.

Был нанесен непоправимый урон формированию национальной интеллигенции: инженерно-технических кадров, профессионалов государственного управления и хозяйственного администрирования. На десятилетия назад была отброшена подготовка квалифицированных кадров из представителей местных национальностей в сферах транспорта, добычи полезных ископаемых, энергетики. Закрылись перспективные научные направления, были прекращены и запрещены многие экономические эксперименты и проекты. Показательно, что в девяностые годы к большинству из них вновь обратились теоретики и практики: это развитие Севморпути, выход России на азиатско-тихоокеанский регион, вопросы самообеспечения и подъема перерабатывающей промышленности в республике и т.д.

Есть еще один важнейший аспект: в двадцатые годы XX века было остановлено национально-государственное переустройство республики. Именно это инспирировало в эпоху перестройки, в 1990-е гг. «возрожденческое направление политики в республике, создало невиданную ранее атмосферу этнического раскрепощения для коренных народов. Потому среди якутян термин «суверенитет» пользуется особым пиететом, т.к. обозначает не только государственно-правовой статус, но и национальное самочувствие».²²

В общероссийском масштабе длительные преследования представителей народа саха по «национальному признаку» являются фрагментом национальной политики сталинизма. «Неблагонадежные народы» были представлены широким списком: финны и литовцы, калмыки и чеченцы, немцы и евреи, крымские татары и китайцы... Как эхо тех времен в политическом лексиконе современной России совершенно легально существует термин «лицо кавказской национальности».

Свойство любых репрессий — отзываться на всем организме сообщества, в котором они происходят. Экология свободы и интеллекта не терпит никаких локальных диверсий, неважно, где начали убивать инакомыслящих: в Петербурге или Рязани, в Уфе или Якутске. Бесспорно, что потери народа саха в годы репрессий не являются только национальными. Политический, экономический, культурный и человеческий ущерб был нанесен всей России. Каждого, кто изучал или просто знакомился с литературой и источниками по истории репрессий в Якутии, не покидает одна мысль — какие умы, какие люди были лишены возможности жить и работать? Сколько блестящих решений, взвешенных шагов, последовательной настойчивости они могли бы привнести в жизнь республики и Федерации. С учетом многолетней атмосферы элементарного страха за ошибку, за любой невинный эксперимент и профессиональную фантазию, можно сказать, что недореализовался потенциал целых поколений ученых и хозяйственников, художников и организаторов.

Память человеческая избирательна. Из сотен и тысяч репрессированных и подлежавших «политическому забвению» каждому взрослому в Якутии сегодня наиболее известны имена Платона Ойунского, Максима Аммосова, Степана Васильева, Степана Аржакова, Исидора Барахова. Вспомнят, что десятилетиями нельзя было открыто гордиться великими Кулаковским и Софроновым. Масштабы этих личностей, свет их таланта и глубина связи с родным народом были таковы, что даже мертвым им не давали покоя. Их имена вновь и вновь всплывали на волнах очередных кампаний «охоты на ведьм». Последняя попытка разыграть в Якутии старый спектакль с поиском «врагов народа», «буржуазных националистов», с наказанием «просмотревших и ослабивших бдительность» была предпринята в 1986 г.²³ «Список обвиняемых» привычно возглавили имена репрессированных замечательных сыновей Якутии. Патриоты, не отрекшиеся от своих идеалов, павшие, служа освобожденному народу в Киргизии и в Москве, в Иркутске и в Ленинграде, они искренно верили, что начинается пробуждение Великой России. Их интернациональным кредо были строки П.А.Ойунского: «не все ль равно, где и кем трудиться, на каком поле сражений пасть» во имя просвещения и блага граждан нового государства.

Посмертно и не единожды репрессированные, оболганные и оклеветанные даже после физической кончины — что может быть выше Такой славы, Такого признания нравственными и интеллектуальными оппонентами, Такой неутихающей памяти в потомках? Незаживающей раной, почти генетически наследуемой болью и неоплатным долгом для будущих поколений народа саха остались их неосуществленные мечты, смелые проекты, их видение свободного равноправного мира.

Примечания

1. Знатная наша землячка//Соц. Якутия. — 1962 — 28 октября; Петров П.У. Степан Аржаков. — Якутск, 1962; Аммосов М.К. Якутия — республика трудящихся Крайнего Севера/Шолярная звезда. — 1966. — № 6; Филиппов П. Товарищ Максим//Календарь знаменательных и памятных дат Якутской АССР на 1997 год. —Якутск, 1967; Синеглазова В. Ты помнишь, товарищ... (Воспоминания)/. — Якутск, 1967;