Олень и женщина в эвенкийском фольклоре

Оленеводство для эвенков, по работам Г.М. Василевич, является позднеприобретенным видом хозяйствования. До оленя эвенки в своем историческом прошлом знали лошадь.

В советской научной литературе об эвенках почти не уделено внимания конной группе эвенков. Многие группы конных эвенков даже не были включены в 1927 г. в первую перепись как эвенки. Между тем эвенками-скотоводами и коневодами являются баргузинские эвенки, никогда не знавшие оленя, по сей день они являются скотоводами и коневодами. В Китае проживает 30 тысяч эвенков, лишь небольшая часть которых является оленеводами. И эти эвенки-оленеводы большей частью являются мигрантами с территории России. Также мало научной литературы по конным эвенкам-манегирам, проживавшим в основном на современной территории Амурской области. Скотоводству же, характерному для многих групп забайкало-амурских, кочевавших в степях, и вовсе не посвящено исследований. Как отмечала Г.М. Василевич, данная отрасль хозяйства у эвенков «никогда специально не изучалась» /1, с.86/.

В эвенкийском коневодстве женщины также выполняли часть функций: «Женщины перед отъездом мужей ловили лошадей, седлали и вьючили их, они же по возвращении мужей расседлывали, стреножили и отпускали лошадей на пастбище» /1, с.88/. Поэтому образ женщины-богатырки, ездящей на коне, вполне органичен для эвенкийского фольклора — старшая сестра Секанкан в сказаниях эвенков современной Амурской области; девочка, скачущая на коне в сказании о Чинанае (часть о сыне Чинаная) /4/.

Эвенки «... еще до освоения оленя в качестве транспортного животного были знакомы с верховой ездой на коне, и, вероятно, некоторые из них содержали лошадей», — пишет Г.М. Василевич /1, с.78/. И это подтверждается материалами восточных сказаний /2, 3, 4, 5/. В материалах книги «Сказания восточных эвенков» /4/ конь фигурирует в тексте «Чинанаище — первопредок эвенков», «Торганай», «Мэнгрундя-богатырь», «Гарпарикан-богатырь», олень же фигурирует лишь в одном из опубликованных в данной книге сказаний — «Старший брат Олдонындя и его сестры Нюнгурдок и Уняптук». И то олень лишь упоминается в сказании, герой никак не использует его. Мало того, совершенно не следит за оленями и не желает этого делать, в чем упрекают его сестры, содержащие этих оленей.

В половине сказаний эвенков, из опубликованных Г.М.Василевич, главный герой сказания — пеший охотник. Все это соответствует бытовавшим типам хозяйствования эвенков в прошлом, о чем писала Г.М. Василевич: «...прежде чем приручить оленя к верховой езде, верхнеамурские тунгусы обогатились длительными наблюдениями и некоторыми навыками верховой езды на коне» /1, с.80/. Все это подтверждается и материалами восточных сказаний. В одном из первых опубликованных сказаний восточных эвенков (урмийских) рода Эдян «Соду Сордончо Солданы» пешему богатырю жена приводит с собой коней как приданое: «Женщины отец дочери своей двух коней дал. — Ахакан аминин хунаттуви дюр муринма бэлэктырэн» /3, с.103/. Кильдынакан-богатырь в сказании сахалинских эвенков, исполненном женщиной (Ч. Слепцовой), в начале сказания является пешим охотником, не имеющим ни коня, ни оленя. Конь появляется у него также в связи с тем, что он женится.

По фольклорным сюжетам олекминских эвенков Якутии, коня в первую очередь имеет одинокая женщина: «Жила одна старушка с дочкой, сыном, с кобылой, у кобылы был жеребенок» /3, с.125/. В сказании «Торганай» все советы сыну относительно коня дает мать. Во многих сказаниях конь является крылатым, уносит богатыря в верхний мир, откуда родом его будущая жена.

В фольклоре забайкальских эвенков мужчина почти всегда уже конный: «Муричил, дюкрэ, мурирдувар увра, суруммэр кэрэ. — Имеющие коней, оба, на коней своих сели (в седла), поехали.» /3, с.165/. В тексте «Болонтур-богатырь» повествуется: « Болонтур богатырь имел жену. Два коня, один конь для охоты, другой для войны» /3, с.170/. В другом сказании мужчина по имени Хани Хубун имеет коня для перевозки добытого, а не верхового. /3, с. 171/. Широко и обоснованно конь представлен в фольклоре забайкальских эвенков /3 — №8, с.176-178, № 15, «Алтанэй», с.184-185/. Конь, а не олень, фигурирует в фольклоре читинских, нюкжинских, зейских и селемджинских эвенков и эвенков Хабаровского края. Конь является помощником героев сказаний, советчиком и другом главных героев.

Но более ранним, вероятнее всего, является образ коня-помощника детей, как в сказании о Чинанае, а конкретно — в повествовании о детях Чинаная /4/. Здесь конь является помощником девочки-сестры. Опять же возникает параллель — женщина (девочка) и конь. Из образа коня-помощника девочки и разовьется далее богатырский конь-помощник у героя-мужчины. По крайней мере, в эвенкийском фольклоре это подтверждаемо и очевидно из текстов сказаний.

Олень в фольклоре эвенков характерен для более поздних сказаний, и всегда он в первую очередь связан с образом женщины.

Письменные источники упоминают о содержании оленей в 5 в. (Бичурин Н.Я. /Иакинф/ — в собрании сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. / Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Чч.1-11. СПб., 1851 /Изд. 2-е: М-Л., 1950-1953). Более точные сведения об оленном транспорте у народов Забайкалья и верхнего Приамурья относятся к 6-7 вв. /1, с.80/. Таким образом и сложение сказаний восточных эвенков, где фигурирует олень, мы также может соотнести примерно с этим же этапом времени.

Уход за оленями у большинства эвенков с эвенкийским типом оленеводства считался женским делом. Г.М. Василевич дает совершенно справедливую справку относительно положения женщин в эвенкийском обществе: «А. Мичи в половине прошлого века бывший среди северобайкальских эвенков, отмечал, что уход за оленями и домашнее хозяйство (постройка чума и изготовление одежды) — дело женщин. Такая нагрузка женщин и привела Мичи к выводу о их рабстве у мужчин» /1, с.73/.

Женщины выполняли основные элементы работы, связанной с оленями, т.е. оленеводством: 1) Повседневный присмотр, 2) вьючение и развьючивание, 3) ведение каравана, 4) даже забивание оленя могли делать женщины. Мужской работой считалась подноска сухостоя для летних дымокуров, жердей для огораживания их, устройство изгороди, холощение и сбор оленей для кочевки.

В эвенкийском фольклоре имеются сюжеты, где отражено возникновение, одомашнивание (т.е. окультуривание женщиной) дикого оленя. Одомашнивает, окультуривает дикого оленя в фольклоре эвенков только женщина. По фольклорным источникам — обязательно одинокая женщина, и подчеркиваемое одиночество женщины здесь следует понимать и видеть в двух аспектах: а) одинокая женщина-первочеловек — характерный для сказаний как типа и жанра фольклора эвенков; б) одиночество женщины следует понимать и в аспекте определенной изолированности женщин от мужчин (изолированное древними социальными институтами сообщество женщин, существовавшее исторически и этнографически у эвенков).

По сюжетам древних мифов, олени произошли из шерсти медведя-предка, даются небесным духом-божеством громом. Однако во всех случаях, по фольклору, олень дается-дарится только женщине. Нет ни одного эвенкийского мифологического сюжета, когда олень дается-дарится мужчине. В древнем фольклоре эвенков олень всегда связан именно с женщиной.

По обыкновению, оленей имеют чаще всего одинокие женщины. Одинокие же герои-богатыри в сказаниях эвенков чаще всего не имеют оленей. Именно женское сообщество приписывает себе в фольклоре эвенков имение оленей и их одомашнивание, т.е. их приручение.

Дальнейшее освоение оленя и возникновение оленеводства как явления культуры в фольклоре эвенков также приписывается именно женщинам. Возникновение верхового оленеводства, создание первого седла — предмета культуры — находим еще в мифах и пограничных текстах. И все эти тексты являются излюбленными женскими сюжетами. Использование оленя как транспорта — средства для езды верхом — пришло позже. Об этом говорит Г.М. Василевич, анализируя слова «нама — вьюк» и «намэ — седло». Слова «вьюк» и «вьючить» по эвенкийски — нама. Появление седла и самого слова «нэмэ» относится уже ко второму этапу окультуривания оленя: «Второе значение (верховое седло), появившееся у слова «нама» позже, послужило в дальнейшем отделению слова через другую огласовку (нэмэ). Этот факт свидетельствует о том, что приручение оленя и перевозку на нем вещей начала женщина, а дальнейшее усовершенствование седла и распространение навыков верховой езды было делом мужчины». /1, с.79/. Словом «нама-вьюк» у енисейской группы эвенков называются очень маленькие женские рукодельные сумки. По форме и даже отделке они такие же, как распространенные у большинства эвенков современные вьючные сумки на берестяной основе — инмэк. Пару таких сумок женщины вьючили на седло, чтобы расширить грузовое седло для удобства езды. И на таком седле имела право сидеть только женщина-старуха, т.е. по мировоззрению эвенков — женщина-предок. Лишь в виде исключения или из-за условий практической жизни эвенков могла ненадолго для отдыха от пешей ходьбы присесть в случае усталости женщина, ведущая караван. В рамках нашей статьи для нас важен момент, что медведь-предок дает женщине не только самого оленя, но и уздечки — предмет для окультуривания оленя.

Появление оленеводства у эвенков отражено в их фольклоре и связано, по фольклорным данным, именно с женщиной. Для убедительности приводим ниже отрывки текстов из эвенкийского фольклора.

Хеладан

Хеладан ушла, пошла к медведю. Медведь сказал: «Меня убей, освежуй, сердце мое положи спать с собой, почки — на священное место в юрте, двенадцатиперстную кишку и прямую — напротив, шерсть высыпи в сухую ямку, тонкие кишки повесь на сухое свалившееся дерево, голову положи спать за священным местом в юрте». Хеладан убила медведя и все сделала так, как он говорил. Проснувшись утром, она напротив себя увидела спящих старика и старуху. На священном месте жилища играли двое детей. А снаружи бродили олени. Ямка была полна оленей. Выскочив от удивления из жилища, она увидела на сухом дереве висящие уздечки оленей. Собрала оленей, стала пробовать их крепость и силу, нажимая предплечьем. Многие из них не выдерживали ее нажима и падали. Хеладан нашла маленького оленя, проверила его крепость и выносливость — он выдержал. Тогда она обуздала его, села верхом и поехала.

Отрывок взят из книги «Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору, с.40. 

Нюнгурмок

Когда земля была величиною с коврик под седло,

Когда небо будто берестяным коробом охвачено было.

На Средней земле жила старуха Нюнгурмок.

Жила она в такое время, когда на этой земле

Кедр и стланик, вырастая, только что топорщиться начинали,

Когда багульник впервые вырастая, цвести начинал.

А если бы внимательно ко всему приглядеться —

Мелкорослый березняк только что подымал пушистые ветви.

Однажды она подумала: «Кто же живет без товарища. Близким другом называемого? Откуда-то появилась же я?! Ну, — думает, — а может быть, я всегда и жила так одна?» Долго она так думала и рассуждала. Живет и живет одинешенька на берегу большой реки. И вот она стала обладательницей двух оленей. Кто их послал к ней — не знала. И об этом тоже думала: «Может быть, я во сне их поймала?» Так и жила старуха с двумя важенками около проруби на озерке близ большой реки. Важенки паслись рядом. Назывались они оленухами с раздваивающимися рогами. «Воспитаю-ка я себе из них товарищей», — говоря так, стала ловить их. Они стали приходить каждое утро. А жилище у нее было утэном из жердей. Питалась она только половинками ягодок и половинками кедровых орехов.

Однажды утром взяла она большой берестяной чуман и вышла из дома, сказав себе: «Надою-ка я молока». Вышла она и начала доить важенку. Доя важенку, она говорила: «Каренгак,¹ смотри, как обильно течет твое молоко!»

Отрывок текста взят из книги «Исторический фольклор эвенков», сказание «Хуругучон».

¹ Каренгак — такую кличку оленихе дает старушка Нюнгурмок.

Литература

1. Василевич Г.М. Эвенки. Л., 1969.