Несмотря на то, что в нашей республике перебывали многие тысячи спецпоселенцев, а многие остались здесь навечно, эта неоднозначная и трагическая страница истории Якутии остается практически не изученной. Спецпоселенческий вопрос освещается несколько однобоко, в свете трагической судьбы литовцев в отдельно взятом Булунском улусе. Тут стоит отметить, что в 1953 г., когда спецпоселенческая система достигла апогея своего развития, в Якутской АССР на учете состояло 17 104 спецпоселенца [1]. Личных дел одних депортированных "лиц немецкой национальности" нами в Информационном центре МВД РС(Я) выявлено 4 587. И это еще не полная цифра – в это число не вошли несовершеннолетние дети, на которых не заводились отдельные дела, и умершие к тому времени.

Материалом для данной работы послужили литературные источники по теме, собранные воспоминания очевидцев и бывших переселенцев, собственные экспедиционные исследования в дельте р. Яны, данные Государственного архива Российской Федерации, учетные карточки и личные дела переселенцев в ИЦ МВД Республики Саха (Якутия).

В ходе исследования выяснилось, что спецпоселенческое население тогдашнего Усть-Янского района в подавляющем большинстве состояло из представителей трех наций – финнов-ингерманландцев, немцев и литовцев, причем прибыли они, за редкими исключениями, несколькими партиями практически одновременно – осенью 1942 г.

В отчете за 1944 г. начальника спецотделения НКВД ЯАССР М. Савинова приведена численность спецпереселенцев по Усть-Янскому району – 1 346 чел. (531 семья) [2]. По нашему мнению, этим сведениям можно вполне доверять. По мнению известного историка спецпереселенческой проблематики В.Н. Земскова, сотрудники органов всех уровней были заинтересованы в том, чтобы их отчетность была как можно объективнее и достовернее, хотя бы из-за чувства самосохранения [1]. По материалам ИЦ МВД РС(Я) к моменту снятия с учета спецпоселения в середине 50-х гг. в Усть-Янском районе числилось 444 спецпоселенца, из них 202 представителя финской национальности (45% от всего числа), 114 литовцев (26%), 81 немец (18%), 35 русских (8%), 3 представителя еврейской национальности, 5 членов семей изменников Родины и 4 административно ссыльных. Столь значительное снижение численности (на 902 человека) объясняется как оттоком спецпереселенцев в другие районы Якутии и, в меньшей степени, за пределы республики, так и большой смертностью, особенно в первые годы.

На сегодняшний день нами восстановлены имена и данные по 645 спецпереселенцам Устьянья. Наиболее подробно рассмотрены судьбы немцев и выселенных совместно с ними, так как, в отличие от других категорий спецпереселенцов, сохранились их личные дела. К огромному сожалению, личные дела финнов были в свое время уничтожены, а дела литовцев в 60-х гг. вывезены на родину. По двум последним категориям были вынуждены довольствоваться пока учетными карточками.

Рассмотрим вначале географию депортаций. Почти все прибывшие на Яну немцы и финны-ингерманландцы были депортированы в марте 1942 г. из Ленинграда и Ленинградской области. Основанием для высылки послужили решения Военного Совета Ленинградского фронта № 00713 от 09.03.1942 и №00714а от 20.03.1942. Больше всего выселенных было из Всеволжского и Слуцкого районов. Среди немцев подверглись депортации также немало горожан из Ленинграда и Колпина (23,5%), тогда как финнов, проживавших в городе, было всего 7 человек (приложение 1).

Почти половина всех прибывших на Яну немцев (46,3%) была из одной Ново-Саратовской колонии. Это была первая, самая большая и богатая колония в пригородах Петербурга, основанная во времена и по непосредственному указу Екатерины II. Немцы между собой колонию называли "Sechziger Kolonie" – "Колония шестидесяти". В 1900 г. колония насчитывала 1200 человек. Ныне это населенный пункт Новосаратовка, этнических немцев сейчас там почти нет.

Депортация немцев и финнов из Ленинградской области была далеко не первой. В первый раз финнов из ЛО и Карелии выселили весной 1935 г. Эта акция называлась "очистка погранполосы Ленобласти и Карелии от кулацкого и антисоветского элемента в порядке репрессии". В апреле были выселены финны из 22- километровой приграничной полосы, в мае – из 100- километровой приграничной полосы в ЛО и 50 километровой – в Карелии. В результате было выселено 5 059 финских семей общей численностью 23 217 человек. В марте 1942 года из ЛО отправлено на спецпоселение 44 737 ингерманландцев и финнов (в документах НКВД они назывались финнами-спецпереселенцами).

В Петрограде гонения на немцев начались еще во времена царской России. Первая мировая война дала повод шовинистически настроенной части общества начать антинемецкую кампанию. Она нашла свое выражение, в первую очередь, в депортации немецкого населения из стокилометровой приграничной с Австро-Венгрией и Германией зоны, погромах в крупнейших городах, а также введении в действие так называемых "ликвидационных законов" [4]. Так что Сталин и его окружение были не первыми. В советское время немцев до известного марта 1942 г. депортировали еще по приказу НКВД СССР №001175 от 30 августа и по постановлению ВС ЛФ №196сс от 26 августа 1941 г. Из Ленинграда и ЛО во время войны было выселено 11 000 немцев [1].

"Наши" литовцы были депортированы по постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР "О выселении социально-чуждого элемента из республик Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии" от 14 мая 1941 г. Высылка началась еще 6 июня, но большинство было выселено в печально знаменитый день 14 июня – только тогда из Прибалтики были депортированы 25 714 человек, из них 10 187 литовцев [5]. Согласно сведениям В.И. Бруля [6], большая часть из них оказалась в Сибири. В книге "Lietuvos gyvetoju genocidas" [7] приводятся такие цифры: всего в 1941 г. депортации подверглись 27 806 человек: 15 530 литовцев, 3 924 поляка, 2 052 еврея, 439 русских, 78 белорусов, 40 немцев, 5 743 – других и неизвестных национальностей.

Из Литвы наибольшее число спецпоселенцев прибыло в Усть-Янский район из Рокишкского и Каунасского районов, немало также было из Алитусского и Паневежского. Горожан среди этой категории оказалось значительно больше – почти половина, а точнее 41%. Оно и понятно – если немцы и финны подвергались депортации поголовно как представители национальностей, с которыми ведется война, как потенциальные "коллаборационисты", то литовцы в 1941 г. выселялись выборочно, т.н. "социально-опасные элементы". Понятно, что к таковым в первую очередь отнесли представителей интеллигенции, чиновников, бывших офицеров, помещиков, фабрикантов и т.п.

Каковы были особенности депортации и маршрут следования? Зимой 1942 г. Ленинград и прилежащие населенные пункты были в жесткой блокаде немецко-фашистских войск. Эвакуация мирного населения, а вместе с тем и выселение представителей "неблагонадежных" национальностей стала возможна благодаря прорыву вражеского кольца в районе Ладожского озера. Их вывозили по знаменитой "Дороге жизни". Несчастья полуживых от голода людей продолжались. Из воспоминаний Лидии Далингер, прибывшей с семьей в мое родное село Казачье: "На первой остановке, на станции Жихарево, дали усиленный паек – 400 граммов хлеба. Многие тут же буквально проглотили его, а после умирали долгой мучительной смертью. У них случился заворот кишок, ведь организм у всех был сильно истощен, а кишечник чрезмерно сужен. Самое страшное и нелепое в том, что умирали люди не от болезней, а от переедания и неправильного приема пищи. На каждой остановке с поезда снимали тяжелобольных, уже начинавших бредить. К эшелонам подходили санитары, забирали слабых и мертвых…".

В личном деле выселенной совместно с немцами Петровой М.И. можно найти ее упоминание, что поезда были разные – для "русских и спецпоселенцев". А ведь большинство депортированных думали, что едут в спасительную эвакуацию из блокадного Ленинграда. Кстати, любопытна и трагична судьба этой женщины. По национальности русская, 1902 г. р., простая рабочая завода, она была выслана из Ленинградской области не по национальному признаку, а как "социально-опасный элемент, за контрреволюционную деятельность, антисоветскую пропаганду и клевету на коммунистов", хотя подпала под то же постановление Военного Совета Ленфронта за №00713 от 9 марта 1942. Два ее брата также были арестованы в 1939 г. за к/р деятельность, как и мать, которая была выслана до войны, вернулась и вновь была выслана в 1942 г. В Устьянье Петрова работала чернорабочей на Янском рыбзаводе. Многочисленные ее ходатайства о снятии статуса спецпоселенца не были удовлетворены, но в конце концов она была признана ошибочно выселенной и освобождена только через десять лет – в 1952 г., вконец больной (диагноз – миокардит, полиартрит, полное отсутствие зубов).

По архивным источникам нам удалось проследить в подробностях (включая номера эшелонов) весь далекий путь выселенных из Ленинградской области. Маршрут на восток страны лежал через Вологду, Киров, Пермь, Тюмень, Омск, Новосибирск в Красноярский край и в Иркутскую область. С мая по июнь выселенные работали на лесозаготовках в Нижнеудинском и большей частью в Тайшетском районах. Ввиду глубокого истощения и посему непригодности как "рабсилы" во многих пунктах Сибири (Тайшет, Зима, Грибанов, Абаман, Черемховский угольный рудник) их не приняли.

Большая часть литовцев первый 1941 год (7040 человек – 1453 мужчины, 2675 женщин, 2912 детей) [8] провела в Алтайском крае, где они были распределены по различным совхозам. Многие постепенно смирились, более-менее обжились на новом месте, посадили весной 1942 г. овощи, но не успели собрать урожай, так как были отправлены дальше, "по этапу", в Якутию. Впоследствии прибалты, сравнивая условия жизни, будут с ностальгией вспоминать несравненно более теплый и плодородный "несибирский" Алтай [9], многие в письмах к органам просили перевести их туда обратно.

Вторичная депортация и тех, и других в Якутию связана с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 января 1942 г. "О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и Дальнего Востока". При принятии этого решения власти, очевидно, руководствовались необходимостью хоть как-то компенсировать ущерб от потери контроля над основными рыбопромысловыми регионами страны – Балтийским и Азовским морями в частности. В соответствии с этим постановлением Якутскому госрыбтресту было дано указание разместить на своих хозяйствах около 18 тыс. человек депортированных. С июня по сентябрь 1942 г. прибыло 9 080 человек, из них 617 немцев, литовцев и евреев из Литвы – 3 886, финнов – 3 694, русских – 753 и представителей других национальностей – 130 [6].

Учащиеся Казачинской СШ (8 класс) – дети спецпереселенцев и местных жителей.
22 апреля 1944 г.

Из Иркутской области маршрут выселенных из Прибалтики и Ленинградской области совпадает, хотя не совпадает по времени – финнов и немцев отправили на две недели раньше. Из г. Иркутска направляемых на север доставляли в порт Осетрово, далее по Лене везли водным путем до Тикси. Отсюда часть морем направили дальше на восток в трюмах барж. На Яну первые переселенцы – немцы и финны, прибыли 18 августа. По воспоминаниям литовцев, когда их высадили на берега Яны, там уже было заложено кладбище ленинградцев.

В приложении 2 показаны населенные пункты, где проживали прибывшие и места дислокации крупных рыболовецких колхозов и рыбзаводов в дельте Яны, на таблице – количественное соотношение представителей трех основных категорий в них, курсивом выделены спецпоселения.

Надо отметить, что в число спецпоселенцев – литовцев, немцев и финнов входили представители и других национальностей. Например, категория "литовцы" означало только то, что все они были выселены из Литовской ССР независимо от национальной принадлежности, так как помимо известных нам 172 литовцев было 6 евреев и 7 поляков. Или среди 206 прибывших из Ленинградской области и значащихся как "лица немецкой национальности" было 3 поляка, 1 латышка и 24 русских.

Прибывших можно разбить на следующие категории:

– выселенные по этническому признаку. Это собственно немцы и ингерманландские финны (85,5%);

– выселенные как имеющие родственную или супружескую связь с немцами или финнами (12,2%);

– выехавшие добровольно с семьей или к семье – 2 чел. Один из них, Далингер Э., ветеран Великой Отечественной войны, разыскав семью после войны, приехал забрать их, но был оставлен как спецпоселенец;

– выселенные как "социально опасный элемент" – в эту категорию входили прибалты и сюда же следует поместить трех женщин, выселенных вместе с немцами за "контрреволюционную деятельность, клевету на коммунистов";

– ошибочно взятые на спецпоселение, то есть не подвергавшиеся высылке и приехавшие с основной массой – трое (всего в Якутию по ошибке было выселено 43 человека – в архиве нами обнаружено секретное и очень жесткое письмо зам. министра МВД СССР с приведенной цифрой и требованием объяснить, на каком основании соответствующие органы Якутии взяли их на учет спецпоселения).

 
Из паспорта Ульрих А.Н.

Впрочем, приведенная классификация несколько условна и вытекает из известных нам сведений. В эту схему мы пока за недоказанностью не включили переселенцев из Чурапчинского района, хотя неоднократно сами слышали от местных жителей и знали из материалов краеведческого музея с. Казачье, что примерно в одно время со спецпереселенцами из западных регионов страны прибыли "свои" переселенцы из Чурапчи и основали рыболовецкую артель "За Родину!" в местности Юдей. Мы нигде в литературе не нашли упоминания о факте пребывания чурапчинцев в Устьянье, видимо, этот вопрос ждет своего исследования.

Мужчин трудоспособного возраста среди переселенцев, прибывших в Якутию в 1942 г., было всего 17,5%, а общее количество нетрудоспособных, не считая больных и неспособных к физическому труду, составляло 48,2%, из них 35,6% были детьми [14]. Схожая картина выявлена и с переселенцами, прибывшими в Устьянье. Например, среди немцев процент трудоспособных обоего пола составил 56%, несовершеннолетних – 40%, женщин старше 50 лет – 4% (мужчин преклонного возраста среди немцев не было). Незначительную долю стариков можно объяснить повышенной смертностью во время ленинградской блокады и в пути. Женщины во всех группах численно преобладали над мужчинами (64% среди "немцев" и 72,5% у "финнов"). Подобная картина отмечалась в 1942 г. всюду, во всех районах Якутии, куда прибыли спецпереселенцы "для развития рыбного хозяйства".

Если за организацию выселения и перевозку отвечали органы НКВД, ответственность за прием, расселение, трудовое и хозяйственное устройство, продовольственное обеспечение и т.д. была возложена на местные власти. Из-за халатности и недостатка внимания с одной стороны, и ввиду недостаточного времени для подготовки – с другой, к середине августа 1942 г. необходимая работа на местах не была проведена. Например, в Куогастахе и Юдее переселенцы, высаженные на абсолютно голые берега, вынуждены были поначалу жить в наспех возведенных тканевых палатках. Эти "населенные пункты" местные жители называли "Ситцевка" или "Ситцевая деревня". Из воспоминаний Юргиса Гасюнаса, жившего в Куогастахе: "... Несмотря на трудности и препятствия, до первых морозов успели построить три юрты. Внутри площадь юрты была 50 м2 (длина 10 м, ширина 5 м), а людей было 81. На одного человека приходилось 0,62 м2 ... Вдоль стен и посередине юрты сбили нарты. Когда закончили внутреннее обустройство, разделили периметр всех нар на число людей. Получили очень печальный результат – 32 сантиметра на одного человека. Человек никак не мог уместиться на таком ложе. Гроб и то вдвое шире, чем место для существования живого. Четыре одинокие женщины решили вопрос по-соломоновски: соединились в одну семью, и им было отмерено 128 см. нар. Они спали по-очереди, как и все остальные жители юрты. Те, кто не спал и ждал очереди, сидел на краю нар и дремал. Две печки и лучины для освещения дымили как паровозы, но никто никаких претензий к дыму и чаду не предъявлял. Главное – тепло...".

В таких тяжелейших условиях спецпереселенцы жили не только в 1942, 1943 гг., но и в последующие. Так, по состоянию на 1 января 1945 г. в Усть-Янском районе из проживающих 530 семей спецпереселенцев пользовались типовыми домами только 50 семей [8], а остальные были расселены в юртах, обложенных пластами дерна с землей. Эти жилища ввиду их антисанитарного состояния для жилья были почти не пригодны, в них царили сырость, холод, грязь и не было освещения. В этих юртах летом вместо стекол употребляли полотно, зимой – лед.

Правовое положение прибывших на спецпоселение лиц формально различалось. Статус выселенных немцев сразу не был четко определен, что провоцировало произвол со стороны властей и пренебрежение их интересами [11]. Дошло до того, что в Куогастахе спецкомендант первые 2 года вообще не появлялся. Только в 1944 г. правовой статус немцев был более-менее оформлен. Был налажен учет этого спецконтингента, была установлена ответственность руководителей хозяйственных организаций за условия использования на работе мобилизованных немцев, что, в целом, положительно отразилось на материально-бытовом положении последних. С другой стороны, режим содержания стал значительно строже, более жестко ограничивались их права. Постановление СНК СССР от 8 января 1945 г. "О правовом положении спецпереселенцев" официально и на высшем уровне определило статус немецкого населения страны [12].

К выселенным из Прибалтики, ввиду "повышенной социальной опасности", был применен более жесткий режим – ссыльнопоселенческий. Это, в частности, лишало их избирательного права и ограничивало некоторые стороны жизни. В статусе ссыльнопоселенцев эти лица находились до конца 1952 г., а затем были переведены на положение спецпоселенцев.

Большая часть прибывших была определена на рыбную ловлю. Из их числа были сформированы новые колхозы и рыболовецкие артели. Они работали на участках Усть-Камелекского, Усть-Омолойского и Янского рыбзаводов. Выселенные из Ленинградской области немцы и финны, как правило, до войны вели тихую, размеренную и во многих отношениях изолированную от государства жизнь крестьянина или ремесленника. Об этом свидетельствуют отсутствие у большинства специальности, низкий уровень грамотности и даже плохое знание русского языка (многие разговаривали только на родном языке, что поначалу очень мешало им в ссылке). Почти все они в Устьянье работали на "черной" работе – рыбаками, рабочими на рыбзаводах, сторожами, уборщицами, мотористами и т.д. Нами отмечены случаи, когда дети после потери кормильца вынуждены были работать с 12 лет, хотя формально это запрещалось.

Переселенцы-немцы из Ленинградской области.

Условия труда были крайне тяжелыми – 12-часовой рабочий день в ледяной воде по пояс. Катастрофически не хватало теплой одежды, обуви, на бригаду в 6 человек выделялась только пара резиновых сапог. Другие ходили в насквозь промокающих калошах с брезентовыми голенищами. По воспоминаниям бывших переселенцев, в первое время женщины рыбачили даже в туфлях на каблуках, потом научились плести лапти. А вот воспоминания местного жителя А. Барабанского: "…Ни одежды, ни посуды у них не было. Поэтому им приходилось одевать что попало. Когда американцы стали присылать мешки с продуктами, то они из этих мешков шили себе одежду, ковры. Посуду брали из помойки, которую бросали начальники. Если еды (рыбы) не было, то кормились тоже с помойки. Дети сидели вокруг глыбы льда и грызли ее. Там находились остатки и внутренности рыбы. Сперва домов не было, но потом построили дома – землянки (балаганы)".

Неудивительно, что болезнь, особенно в первые годы, косила многих. Проведенный нами анализ диагнозов врачебных комиссий говорит о том, что самыми распространенными недугами были авитаминоз, сердечно-сосудистые заболевания, гастрит, проблемы с зубами. Особенно люди страдали из-за скудной однообразной пищи от цинги, симптомы которой отмечались у большинства прибывших. Из слов очевидца: "Лекарств не хватало, да и не было. По совету медиков организовывали сбор хвои лиственницы, круглый год, даже под снегом, собирали бруснику. Только это спасало людей от цинги" [16]. Хотя каждый рыбзавод имел пункт медицинской помощи, однако этого была крайне недостаточно. Например, в двух медпунктах Усть-Янского рыбзавода работали один врач и два фельдшера, коек было совсем мало.

В целом смертность была очень высока как на пути следования к месту назначения, так и на местах, особенно в первое время. Известный историк ингерманландских финнов, председатель Совета Межрегиональной общественной организации финнов "Инкерин Лиитто" Л.А. Гильди в присланной автору данной статьи книге "Народ изгой в России" [13] пишет: "Это была не эвакуация, а безжалостная депортация финнов на спецпоселение в отдаленные районы Сибири, Якутии, на побережье Северных морей. Все этапы охранялись сотрудниками НКВД, которые не разрешали передавать больных и дистрофиков блокадного Ленинграда в лечебные учреждения… В каждом железнодорожном эшелоне выделялся один обычный товарный вагон для морга. Он заполнялся трупами в промежутках между большими станциями". В одном из таких эшелонов умерла от истощения мать Л.А. Гильди.

С.И. Сивцева [14] приводит данные, что только по пути из Иркутска до порта Осетрово (по р. Ангаре и небольшому участку суши) из одного эшелона в 900 человек погибло 87 или почти 10% от всего количества высылаемых. По нашему мнению, столь большие людские потери объясняются не только невыносимыми условиями транспортировки, но и невозможностью выдержать тяжелейший путь крайне истощенными во время блокады людьми. Много спецпереселенцев в Устьянье погибло в первое время от холода, голода, болезней. Например, с осени 1942-го по октябрь 1944 г. численность переселенцев из Литвы уменьшилась на 39,2% [14]. Так как остальные жили в тех же условиях, процент смертности можно признать близкой к приведенной – не менее 30% от всего числа высланных из Ленинградской области. Это согласуется с данными других источников [6, 12]. Кроме смертей от вышеуказанных причин нами зафиксированы случаи суицида (1), убийства (2) и несчастных случаев. Наиболее трагический случай произошел с восемью детьми переселенцев, шедшими пешком из Юдея в Куогастах и замерзшими насмерть в пургу [15].

Высокая смертность была обусловлена не только и не столько голодом, хотя факты голодной смерти в первые годы тоже обнаружены. Продовольствие на самом деле было. Во-первых, это рыба, но несмотря на тонны и тонны выловленной рыбы, есть досыта эту рыбу не разрешалось – существовала норма котлового питания, которая не могла восполнить потребности в калориях из-за скудности и однообразия. И то не все имели в семьях рыбаков. В соседнем Булунском районе сотни тонн рыбы из-за того, что не смогли вывезти, просто сгноили и выбросили в реку, тогда как сотни людей умерли от истощения. Во-вторых, в магазинах продукты тоже были, причем многие американского производства, которые доставлялись по ленд-лизу. Но мизерный заработок рыбака-переселенца, который был на порядок меньше зарплаты вольнонаемных и который зависел от количества выловленной рыбы (а много ли могла выловить полуодетая, больная и истощенная женщина – среднестатистический портрет переселенца) – этой зарплаты, как правило, не хватало, чтобы выкупить пайку, порой даже хлеб. Эта пайка была привилегией работников, иждивенцы, которые составляли чуть ли не половину спецпоселенцев, ее не получали.

Однако больше всего люди страдали от вечного холода. Большинство самых "рыбных" мест на Севере находится в голой тундре. В этих условиях проблема топлива становится первоочередной. Единственный источник дров здесь – сплавной лес. Когда кончались запасы плавника поблизости, нередко приходилось ходить за ними за многие километры, тащить тяжелые бревна, если удастся их найти, на себе. В юртах гулял ветер, печки-бочки топились плохо, к утру у спящих часто волосы примерзали к нарам [10].

Выжившим постепенно пришлось приспособиться к экстремальным условиям Крайнего Севера. Приблизительно с 1947 г. спецпереселенцы начали обзаводиться собаками. Восемь месяцев в году они были единственным транспортным средством. Ежедневно на них возили лед и дрова, ездили проверять сети, охотились весной в море на нерп. Совершали и дальние рейсы – за 200-300 километров. С 1947 г. почти в каждой переселенческой семье было по 2-3 собаки [10].

Уровень образованности прибывших немцев и финнов был невысоким, так как в большинстве своем до депортации они были простыми крестьянами. Так, если судить по личным делам, 23% немцев оказались неграмотными, среднюю школу закончили только 3, из них лишь один имел среднее специальное образование. Этот показатель был на порядок выше у выселенных из Прибалтики, поскольку, как было уже сказано, выселялась, можно сказать, наиболее прогрессивная и образованная часть населения. Например, в Казачинской средней школе языки преподавал доктор филологических наук профессор Ругенис, который в совершенстве владел 8 языками. В больнице работал врач высокой квалификации Арлаускас и т.д. Эти факты свидетельствуют о том, что несмотря на то, что принятие на ответственную работу переселенцев не одобрялось, а порой и запрещалось, местные власти шли на это из-за дефицита кадров. Справедливости ради надо отметить и то, что к образованию детей спецпереселенцев они отнеслись более-менее ответственно. Так как в крупных спецпоселках (Юдее и Куогастахе) не было средней школы, дети спецпереселенцев приезжали завершать учебу (далеко не все, конечно) в районный центр. Они обеспечивались местом в интернате в первую очередь, даже в ущерб детям местных жителей. На новой родине дети спецпоселенцев показали замечательную способность к учебе – двое из них впервые в истории Казачинской средней школы закончили ее с золотой медалью. Это были Бюллер Рудольф, ныне проживающий в г. Петрозаводске в Карелии и Априль Арон, впоследствии ставший членом Союза художников СССР.

Сведений, что органы НКВД Усть-Янского района вели агентурную работу среди переселенцев, не обнаружено (скорее всего, из-за недостатка информации на сегодняшний день). В центральноякутских районах контроль был строже. В частности, в Орджоникидзевском районе, куда выехали многие из Устьянья и были устроены на работу на кирпичный завод, власти старались заиметь в среде переселенцев своих агентов. В нескольких делах обнаружены записи, что данный человек готовится к вербовке. Представляет интерес дело немца Адольфа Гросса, в котором имеются донесения информатора "Кельна", которому было поручено следить за ним. Несколько удивительна реакция органов. Несмотря на то, что Гросс систематически проявлял недовольство своим положением, прямо оскорблял руководство предприятия, где он работал, а судя по одному из донесений, даже говорил о желательности войны с Америкой и последующего поражения СССР в ней, строптивец не только не был тотчас же осужден, посажен или расстрелян, а неоднократно был премирован и даже занесен на Доску почета завода. К этому можно добавить, что он еще на Севере был награжден медалью "За трудовую доблесть".

Все же подобный факт столь мягкого отношения властей к переселенцам надо признать нетипичным. Были случаи, когда даже за одну "украденную у государства" рыбу осуждали на 3 года тюрьмы (дело спецпереселенца Роора). В окрестностях пристани Куогастах нами был исследован лагерный пункт, где содержались около 1000 заключенных. Контингент этой тюрьмы в основном составляли привезенные из Эге-Хая Верхоянского района, находившегося под ведомством "Дальстроя", заключенные с большими сроками (до 25 лет). Их труд использовался на разгрузочно-погрузочных и строительных работах. Из осмотренных нами бараков не менее чем в четырех содержались женщины. Об этом свидетельствуют трогательно расписанные цветочками "под обои" побеленные стены, найденные под нарами вещи, в том числе детские бутылочки из-под молока. Все это наводит на мысль, что в этом ИТЛ, который относился к системе "Дальстроя" ГУЛАГа, содержались и осужденные спецпереселенцы. Поводом для осуждения и заключения могла стать упомянутая рыба, принесенная голодным детям, или, например, пара досок для обогрева барака, "сворованных у государства". Зафиксированы случаи применения и административных наказаний. Например, за уклонение от регистрации подвергались административному аресту или денежному штрафу.

Немного о межнациональных отношениях. Есть свидетельства, что представители каждого депортированного народа держались несколько обособленно, больше общались между собой, нежели с другими собратьями по несчастью. Тем не менее, можно предположить, что финны и немцы были более близки друг к другу, как по земляческому принципу, так и по конфессиональному единству – и те и другие исповедовали лютеранство. Лица, которые имели одного из родителей русского, стремились записаться как русские, чтобы добиться освобождения. Или же русские по национальности женщины, бывшие замужем за немцем, например, и которые к тому же мужей давно потеряли, в письмах к органам и властям всех уровней доказывали свою "невиновность" и требовали, просили снятия унизительного статуса спецпоселенца.

Очень хорошие отношения установились с местным населением. Переселенцы вынуждены были для выживания усвоить тысячелетний опыт тундровых жителей. Они и сейчас с теплотой вспоминают, как якуты, эвены, юкагиры всегда приходили на помощь, могли поделиться последним куском рыбы и отдать последнюю рубашку. Были случаи, когда осиротевших детей брали на воспитание семьи местных жителей. Так, в Санкт-Петербурге проживает Константинов А.П., урожденный Койвистойнен, воспитанный судьей Усть-Янского района П. Константиновым.

Дети переселенцев быстро усвоили якутский и русский языки. Тем не менее родители требовали от своих детей, чтобы дома они разговаривали исключительно на родном языке. В обществе же это не одобрялось, особенно разговоры на немецком, так как шла война и даже после нее еще очень свежи были раны.

Резкое увеличение численности населения Устьянья в 1942 г. почти на полторы тысячи человек, которое к этому времени насчитывало всего около трех тысяч, не могло не сказаться на жизни района. "Как никогда усилилась художественная самодеятельность, политическая, культурно-просветительская работа. Культура, язык, обычаи, знания разных народов хорошо влияли на местную молодежь. Открылись новые школы, медпункты, красные уголки, клубы" [16].

Тем не менее, жизнь на берегу Ледовитого океана (а именно там находились самые "рыбные места") оставалась очень тяжелой. Люди, как могли, боролись за свое право на существование. Приведем типичный пример письма властям с просьбой об освобождении от спецпоселения и возвращении на родину (письмо Галкиной-Шеффер Е.Ф. председателю Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилову, орфография сохранена):

"Прошу разобрать мое заявление в том, что я уроженка Ленинградской области по национальности немка, и только за то, что я немка, обречена на неизвестный срок проживать на Крайнем Севере. Была эвакуирована в Отечественную войну, и по неизвестной мне причине до сих пор не могу вернуться на свою родину. В чем моя вина – я не знаю. Нелегко иметь лишение права выехать на родину, когда не знаешь причину лишения этого законного права. Я уверена, что этот вопрос должен разрешиться, но очень нелегко ждать…

Дорогой Климент Ефремович, я люблю родину, но на родину выехать не разрешает моя же Советская власть. Ведь еще Лениным, а впоследствии Сталиным уже давно разрешен полностью национальный вопрос. Отечественная война кончилась уже 9 лет назад. Даже военнопленные немцы уже давным-давно находятся на своей родине. А я – советская немка плоть от плоти и кровь от крови ленинградского пролетария не имею права вернуться на правах эвакуированных в свою родную Ленинградскую область…

Итак – я невинный простой советский человек нахожусь под строгим учетом, но питаю надежду, что Вы, Климент Ефремович, в конце концов разберетесь в этом для меня важном жизненном вопросе. Я думаю, что я и мои родные дети наконец сможем выехать в свою родную Ленинградскую область, чтобы продолжать жить и работать в деле построения коммунизма в нашей стране…".

Как только представлялась возможность, невольные рыбаки Заполярья стремились выехать из Крайнего Севера в места с более благоприятными для проживания условиями. В отдельные годы некоторым переселенцам, особенно не имеющим кормильца, разрешалось переводиться в другие регионы (без снятия статуса спецпереселенца): например, в 1947 г. 16 немцев выехали в Покровск (Кирзавод) и Якутск, по одному – в Красноярский край и Свердловскую область.

8 марта 1948 г. вышла директива МВД СССР №33 о соединении разрозненных семей спецпереселенцев. Местные органы МВД получили указание не только не чинить препятствий, но и оказывать содействие переселенцам, желающим выехать к своим семьям в места спецпоселений других областей, краев и республик.

Затем наступило ужесточение режима – Указами Президиума Верховного Совета от 26 ноября 1948 и от 9 октября 1951 года большинству спецпереселенцев было объявлено, что на спецпоселении они оставляются навечно, без права возврата к прежним местам жительства. За побег предусматривалось 20 лет каторги. Немцы получили новый статус – "выселенцы". В 1948 г. не зафиксировано ни одного случая выезда из Усть-Янского района. В следующем 1949 г. один переселенец получил разрешение на выезд к родственникам в Свердловскую область, двое были перенаправлены в Быков Мыс Булунского района, причем это трудно назвать "улучшением условий". В 1950 опять наблюдается активная миграция – 10 немцев выехали в Сангары Кобяйского района. Вообще в этот поселок до снятия статуса спецпоселения выехало больше всего человек. Сангары привлекали не только относительно мягким климатом, но и, самое главное, обеспеченной работой на угольных шахтах и стабильным заработком.

В 1954 г. Совет министров СССР принял постановление "О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев". Формально с учета по спецпоселениям их еще не сняли, но обязанность являться на регистрацию в комендатуру каждые три дня отпала, замененная символическим “одним разом в год”. Дети спецпоселенцев, не достигшие 16-летнего возраста, а также достигшие, но принятые или направленные на учебу, освобождались от спецпоселения и формально. Оставшиеся же на спецпоселении получили право проживания и перемещения внутри своей области, а по служебным командировкам и внутри всей страны.

13 декабря 1955 года вышел Указ Президиума Верховного Совета "О снятии ограничений в правовом положении с немцев и членов их семей, находящихся на спецпоселении". Отныне немцы-спецпоселенцы могли выехать из Якутии, что большинство и сделало, однако не могли возвратиться в места прежнего проживания, им не возвращалось конфискованное при выселении имущество. После этого указа оставшиеся в Усть-Янском районе немцы покинули берега Яны. Дольше всех в спецпоселении оставались прибалты, которые полностью освободились только в 1958 г.

В результате проведенной нами работы становится очевидным главный вывод: цель депортации на Крайний Север Якутии – якобы для развития рыбной промышленности – не была в конечном счете достигнута, так как абсолютное преобладание среди высланных женщин, детей и стариков сделало переселение изначально абсурдной и бессмысленной затеей. Для депортированных же это обернулось крупномасштабной трагедией, результаты которой долгие годы сказывались и сказываются на демографическом состоянии переселенных народов, особенно таких немногочисленных, как ингерманландские финны. На севере спецпоселенцы, как мало где еще, столкнулись с экстремально тяжелыми, можно сказать, нечеловеческими для непривычных людей условиями жизни, и лишь взаимоподдержка, стойкость духа, помощь местного населения помогли выстоять им в борьбе с немилостивой природой и жестоким режимом.

С другой стороны, для многих выживших депортация в Усть-Янский район впоследствии казалась (и даже можно допустить, что оказалась) благом, в том смысле, что спасла (уцелевших!) ингерманландцев и немцев от голодной смерти в блокадном Ленинграде, а литовских евреев – от поголовного истребления в фашистских концлагерях. Здесь уместно привести пример немецкой семьи Гетц из Ленинграда, имевшей к началу войны 12 несовершеннолетних детей, из которых 8 были двойняшками. Прожив до 1947 г. в спецпоселке Юдей, семья в полном составе выехала из Усть-Янского района, проведя самые страшные годы вдали от бурь середины XX в.

Тем не менее, ничем нельзя оправдать практику тоталитарной власти насиловать человеческую волю и привычку распоряжаться миллионами жизней, особенно если это диктовалось отнюдь не благими намерениями.

Литература