В этих бесконечных поисках открывается прежде всего созидательный характер его бесценных идей. Оппоненты Кулаковского часто упрекали его за отсутствие классовой критики, яростного протеста против то царизма, то еще чего-то другого. В том-то и дело, что во все времена, в том числе и в начале ХХ века, недостатка в критике и в критиках не было. В то же время мы постоянно испытываем дефицит созидательных идей. В отличие от своих недругов, А.Е.Кулаковский был, выражаясь его же стихами из «Благословения по-старинному», «неисчерпаемой прорубью, немелеющим омутом» созидательных идей. Его идей хватило бы каждому на три-четыре человеческих жизни.

Скажу откровенно, что такое понимание истинного содержания творчества и личности А.Е.Кулаковского помогало мне в повседневной работе на посту Президента Республики Саха. Это было время созидания, время положительного обновления всей нашей жизни. А.Е.Кулаковский в эти годы был незримым, но всегда активным участником всех преобразований.

А.Е.Кулаковский обладал бесценным философским даром. Он не ставил перед собой цели создать законченную философскую систему, он, подобно мифическому орлу Эрили, мог «взметнуться ввысь, В великую неба ширь, ... вечных небес достичь» и с предельных высот Млечного Пути «мир оглядеть, Вселенную всю и весь круг земной, Взлелеявший род людской...».

В поэме «Сновидение шамана», одном из самых философских произведений, он пишет:

Всеобъемлющим зрением я

Всю матерь-землю —

из края в край —

Объял от морей огромных до

Отдаленных ее уголков.

О, дети мои,

В вышине, недоступной вам,

Все вызнал и понял я.

Как истинный философ, А.Е.Кулаковский внимательно вглядывается в изучаемый им предмет, создает подлинное его переживание и внутренним взглядом, напряжением всех душевных сил — сознательных и бессознательных — проникает в исследуемое содержание. Постигнув духовную сущность содержания, он формирует мысль и приступает к яркому художественному описанию своего открытия. Мне кажется, что он вполне осознанно избегает высоких научных форм, чтобы быть понятным якутскому читателю. Поэтому его философ — шаман, а описательный язык — это язык якутского эпоса. Свое философское видение он облекает в самую удачную, на мой взгляд, форму, потому понятную даже неграмотным его согражданам.

В своем классическом труде «Материалы для изучения верования якутов» он писал: «Я сам природный якут, рос и воспитывался среди косных якутов и вне сферы влияния русского языка... верил я во все то, чему верили окружающие, и все то, что предлагаю в «Материалах», я впитал в себя вместе с молоком матери».

Кулаковский видел мир таким, каким его видят все люди земли, но смотрел глазами якута, пропускал увиденное через якутский разум и якутское сердце.

Кулаковский писал: «Национальность поэзии Пушкина есть одно из главных достоинств ее». Мы говорим то же о Кулаковском. «Пушкин обладал изумительной способностью понимать дух, положение, быт своей нации» — Кулаковский тоже. «Пушкин — поэт реализма». «Широта творчества давала возможность Пушкину переноситься в какую угодно эпоху времени и народа». Все это воплотил в своем творчестве и Кулаковский. Наконец, «Народность поэзии Пушкина заключается не в том только, что он объял своим талантом русскую жизнь в различных слоях общества и выразил вообще стремление и потребность образованного большинства. Народность его преимущественно в языке, в котором выразились главные свойства русского ума и самых утонченных движений чувств». Это тоже целиком относится к творчеству Кулаковского.

То, что у Пушкина называется народностью, недобросовестные критики квалифицируют у Кулаковского как национализм.

Если любовь к историческому облику и самобытной жизни своего народа, к его языку, верованиям, плодам его труда есть национализм, то пусть Кулаковский остается националистом, хотя он на самом деле традиционалист — называйте как хотите. От этого любовь народа к его творчеству и личности не пострадает.

Еще раз подчеркну, что в национальном чувстве скрыт источник того единения, которое спасало Россию во все трудные часы ее истории. А.Е.Кулаковский никогда не терял этого чувства единения, даже перед угрозой так и не состоявшегося переселения в Якутию двух миллионов человек из Центральной России. Поэтому обвинения его в тяжком грехе национализма беспочвенны и всегда использовались в узкокорыстных интересах самих обвинителей, преимущественно карьеристов.

ХХ век А.Е.Кулаковский встречает своим первым стихотворением «Заклинание Байаная» (1900 г.). В нем мне видится глубоко символический, даже мистический смысл: всякий охотник, отправляясь на промысел, обращается за помощью и содействием к духу — хозяину тайги Байанаю. Кулаковский тоже отправлялся в долгий и трудный творческий путь. Он пишет в своем первом стихотворении:

Это станет моей счастливой

белой ворожбой,

Пусть дорожные ухабы

не мешают мне.

Пусть всякие препоны

не глумятся надо мной,

Счастья и удачи мне!

На мой взгляд, во всей своей творческой и общественной деятельности А.Е.Кулаковский руководствовался единственно философией народного блага, которая ярко выражается в его необычайно горячем чувстве патриотизма и пронизывает все его литературно-художественные и научные произведения. Философия народного блага была у А.Е.Кулаковского господствующей идеей над всеми его многочисленными созидательными идеями. Наивысшее свое выражение она нашла в публицистическом письме «Якутской интеллигенции». Но мы легко усматриваем ее и в стихотворении «Благословение по-старинному», в поэме «Сновидение шамана», в других художественных произведениях.

Сегодня мыслитель-патриот, каким был якут А.Е.Кулаковский для народа саха, нужен уже всему человечеству.