375 лет вхождения Якутии в состав Российского государства

Государственный архив Кемеровской области многие годы занимается выявлением фамилий губернаторов и вице-губернаторов дореволюционной России и, в частности, Сибири, и изучением их деятельности. Надо же себе представить, как «управлялась» Россия во время оно, и что сближает, а что рознит ее с сегодняшним обликом власти в стране.

Своеобразные биографии попадаются нечасто, в основном – стереотипные продвижения по карьерной лестнице, перемещения из города в город, порой по «необъявленным» подспудным причинам: кому-то не полюбился, кто-то был замешан в неблаговидном деле, которое требовалось замять…

Изредка же попадаются биографии поразительные и наводящие на многие размышления. Недавно по архивным документам, газетам и книжным публикациям «набрели» на фигуру барона Дмитрия Орестовича Тизенгаузена. Фамилия такова, что не пройдешь мимо. Судьба же, если исходить из значимости этой фамилии, куда как неординарна – сородичи бы в гробах восстали а с позиции «железного века» – не более чем строка в череде подобных судеб…

Сперва в Томском архиве были собраны данные по служебным передвижениям и основные вехи жизни барона. Довольно скупые: Дмитрий Орестович Тизенгаузен, барон, потомственный дворянин, православный, родился в Санкт-Петербурге 13 марта 1872 года (по старому стилю). Карьеру избрал военную, что в его роду было привычно (о чем ниже) и поступил в престижное Михайловское артиллерийское училище, где проучился 11 лет. С августа 1903 года – на военной службе.

В роду Тизенгаузенов причудливо сплетаются две ветви интересов – служак и ученых, многие из них – «с финансовым уклоном», но об этом – тоже будет сказано ниже. В Дмитрии Орестовиче «проклюнулись» корешки обеих ветвей.

Оставив военную службу, он поступает в Санкт-Петербургский императорский университет и получает высшее образование. Но какое же образование без «полировки» в Европе? И он уезжает во Францию, где продолжает учебу.

«Повидав свет», можно и вернуться в Россию, причем самое время перейти на государственную службу. Начинается «карьерный» послужной список.

С 10 мая 1910 года по 28 мая 1912 года он – непременный член Псковского губернского присутствия, после чего «идет на повышение» – получает должность вице-губернатора Оренбургской губернии. Очевидно, Дмитрий Орестович обладал недюжинными способностями, и это опять же неудивительно, в его роду уже двести лет быть «государственным человеком» считалось обычным занятием.

Вице-губернатор в допереворотной России – должность, при которой открываются немалые возможности, одна из самых авторитетных, оказывающих влияние на административную политику региона.

Однако в Пскове Дмитрий Орестович задержался недолго. 5 августа 1914 года Высочайшим Приказом он получает перевод, тоже вице-губернатором, но в Вятку, где прослужил до 5 января 1916 года.

Затем следует необъяснимое понижение, которое можно было бы даже считать опалой – перевод вице-губернатором в Якутскую область. Вместо статского советника Владимира Ивановича Курилова, который попал вице-губернатором в Актюбинск.

Что послужило причиной понижения Д. О. в должности, мы узнаем ниже, но «провинность» должна была быть ощутимой. Так или иначе, а в Якутск он прибыл только 19 мая первым пароходом. «Опала» была недолгой – в декабре 1916 года последовал приказ о его переводе вице-губернатором в Томскую губернию – тоже не «просвещенные столицы», все равно Сибирь, но – не Якутск же…

Томску на вице-губернаторов не везло, они часто менялись, и губернатор, Владимир Николаевич Дудинский, настойчиво добивается через Министерство внутренних дел назначения «стабильного» вице-губернатора, который был бы способен самостоятельно решать хотя бы часть управленческих дел.

Но попасть в Томск Дмитрию Орестовичу так и не пришлось – не судьба. Начались события февраля-марта 1917 года. А между тем Якутский губернатор Рудольф Эвальдович фон Витте подал прошение об отставке по состоянию здоровья, и был уволен по причине болезни Указом от 9 января 1917 года.

Так Дмитрий Орестович застрял в Якутске – временно исполняющим должность губернатора. Как ни далек Якутск, но вести о разительных переменах в Петербурге долетали и сюда, «будоража опасные умонастроения и подстрекая ссыльнополитическую тусовку и подпавших под ее опасное влияние маргинальных лиц на экстраординарные реваншистские действия» (из прессы).

Так в судьбе Дмитрия Орестовича начался опасный вираж, который уже не выправится и, в конце концов, приведет к финалу, каковой одному из его родственников, герою Аустерлица, и в страшном сне не мог бы присниться…

Во взбудораженном Якутске Дмитрия Орестовича начинают «теснить», шантажируют, угрожая расправой и даже арестом, так что 5 марта 1917 года он телеграфирует в Иркутский окружной центр о сложении полномочий и передаче власти так называемому «Комитету общественной безопасности», в который входили большевики, меньшевики, эсдеки и эсеры.

Теперь областным комиссаром, управляющим Якутской областью, стал административный ссыльный Г. И. Петровский. Первым его деянием было освобождение уголовников и политических заключенных из тюрем.

«Митинговщина, праздничная эйфория, демонстрации, всевозможные пустопорожние «съезды-говорильни», хоровое исполнение «Интернационала», перманентная пьянка, свобода нравов, перерастающая в откровенный разврат и распущенность нравов – все это захлестнуло несчастный Якутск, напоминало какую-то нескончаемую вакханалию. Кошмарный карнавал длился до наступления долгожданной навигации» (из прессы).

В таком Якутске Тизенгаузену Дмитрию Орестовичу, выпускнику физико-математического факультета Питерского университета, владеющему итальянским, английским и французским языками, племяннику композитора Римского-Корсакова, делать было нечего. Он искал прибежища в Иркутске, но, видимо, не нашел.

О дальнейшей его судьбе узнаем уже из документов Новосибирского и Красноярского архивов. До 1923 года он был в заключении. Где – узнаем ниже.

В 1927 году, будучи судим во второй раз (имел же несчастье человек родиться потомственным дворянином!), дает показания и сообщает о себе:

«В гор. Новосибирске я проживаю с 31 декабря 1923 года – с момента освобождения своего из заключения. Все это время я жил на средства, получаемые от службы в советских учреждениях. Круг моих знакомств весьма ограничен и, если исключить знакомых-сослуживцев, то таковой ограничивается, почти исключительно, профессором ЗБОРОВСКИМ (ныне из Новосибирска выбывшим), профессором БОЛДЫРЕВЫМ, доктором ЩУКИНОЙ и сотрудником Сибкрайсоюза КОЛЮБАКИНЫМ Николаем Борисовичем. Кроме перечисленных знакомых, если не считать двух-трех случайных посещений, я на дому ни у кого не бываю. У названных же лиц мне случалось бывать неоднократно, как по приглашению, так и случайно. Из таковых по приглашению мне чаще случалось бывать у ЩУКИНОЙ, случайно же заходить – к БОЛДЫРЕВУ и КОЛЮБАКИНУ. По приглашению у ЩУКИНОЙ я бывал в 1926 году раза четыре или пять, а в нынешнем году два раза, причем в 1926 году все упомянутые посещения мною ЩУКИНОЙ имели место на устраиваемых ею вечерах по субботам, в нынешнем же – один раз на Пасхе, а другой раз как-то в понедельник, после Троицы. Помимо этого, мне приходилось бывать у ЩУКИНОЙ и случайно, но каждый раз недолгое время. У БОЛДЫРЕВА на вечерах я бывал раза два, по приглашению, в 1926 году; у КОЛЮБАКИНА один раз в этом году. На вечерах у названных лиц были гостями не одни и те же лица, а именно, главным образом, из числа сослуживцев хозяина дома. Исключением можно считать небольшой круг более или менее близко между собой знакомых, бывавших одинаково во всех этих домах. Круг этот весьма ограничен, а именно – я с женою, ЩУКИНА с мужем, КОЛЮБАКИНЫ, БОЛДЫРЕВЫ и ЗБОРОВСКИЙ с женою (ныне уехавшие). Больше показать ничего не имею, протокол мне прочитан, записанное с моих слов правильно, в том расписываюсь».

Далее от руки: «читал Д. Тизенгаузен» и подпись уполномоченного.

И тут – череда документов, связанных с арестом барона Тизенгаузена. Первые датируются 15 марта 1927 года, и вносят ясность в некоторые доселе вовсе не известные моменты его жизни. Так, из «Анкеты для арестованных и задержанных с заключением в ОГПУ», заполненной самим Дмитрием Орестовичем, узнаем, что у него четверо детей: дочь Елена 27 лет – служащая, сыновья: Андрей 25 лет, инженер, работающий в Африке, Орест 23 лет – служащий, Алексей 18 лет и Владимир 16 лет – учащиеся.

Мы узнаем также, что в Якутск Тизенгаузен попал, как мы и предполагали, за некую провинность, а именно за выступление на Земском Собрании, очевидно, достаточно нелицеприятное.

Но вот – 1917 год. Дмитрий Орестович, как мы знаем, слагает с себя полномочия временного губернатора Якутска и обращается с соответствующей просьбой в Иркутск. Но там он, если и пребывал, то недолго, в «анкете» сказано: «с начала революции до 1918 года в Ленинграде, с 1918 по 1920 в Тобольске и Омске, с 1920 года в Иркутске до 1922, с 1922 по настоящее время в Новосибирске».

И кем он только не работал, этот «консультант по финансово-экономическим вопросам»! Долго был безработным во время своих скитаний, а в Новосибирске служил на южно-алтайской мельнице, завканцелярией губфинотдела, «зам зав упр. м. фин.», консультантом окрплана. Оказывается, с 1920-1922 гг. был не просто «безработным», а потому что «сидел в 1921 и 1922 г. за службу на видном посту при царском строе», причем в чине статского советника.

А сейчас – арестован «в Новосибирске, на своей квартире по Московской ул. № 29 17 июня 1927 г.». Уполномоченный КРО ПП ОГПУ по Сибкраю Шульдаль все эти сведения подтверждает в Протоколе, только что вносит еще и разъяснение: «С IX. 1922г. по XII. 1923 г. был в заключении в гг. Иркутске и Н. Сибирске по обвинению в контр. рев. преступлении, находился под следствием, но сужден не был».

Мог ли не последовать новый арест в 1927 году!

Итак, 15 июня 1927 г. на квартиру к Дмитрию Орестовичу является с ордером на обыск сотрудник ПП ОГПУ Костандогло с понятыми Саблиным и Исаевым, последний «за неграмотностью ставит крест вместо подписи».

«При обыске обнаружено: разная переписка и 2 экземпляра анализа экономического обзора Новониколаевской губернии.

Изъято: разная переписка».

18 июня 1927г. последовало

«Постановление
о мере пресечения»:

«1927г. июня 18 дня. Я, уполномоченный КРО ПП ОГПУ по Сибкраю Шульдаль, рассмотрев, в порядке ст. 143 УПК следственное производство по делу №1228 и, принимая во внимание, что привлеченный по таковому в качестве обвиняемого, по признакам преступлений, предусмотренных ст. 58-5 УК гр. Тизенгаузен Дмитрий Орестович… в случае оставления его на свободе может отрицательно повлиять на ход дальнейшего следствия в части полного установления всех причастных к делу лиц, а также, что, в силу тяжести предъявленного ему обвинения есть основания опасаться возможного уклонения обвиняемого от следствия и суда, руководствуясь ст. 158 УПК постановил:

Привлеченного в качестве обвиненного по делу №1228 гр. Тизенгаузена Дмитрия Орестовича заключить, в качестве меры пресечения способов уклонения от следствия и суда, под стражу при арестном помещении ПП ОГПУ по Сибкраю.

Копию настоящего постановления, в порядке приказа ОГПУ №178 – 1922г. направить крайпрокурору Сибири.

Уполномоченный Шульдаль.

Согласен. Зам. нач. СОУ ПП ОГПУ СК Новак.

1927 года июня 18 дня.

Содержание настоящего

постановления мне объявлено: Д. Тизенгаузен».

В чем же обвиняется гражданин барон Тизенгаузен, потомственный дворянин и статский советник?

«Постановление
о предъявлении обвинения 1927 г. июня 18 дня

Я, уполномоченный КРО ПП ОГПУ по Сибкраю Шульдаль, рассмотрел следственное производство по делу №1228.

С первой половины 1926г., по инициативе практикующей в гор. Новосибирске женщины-врача гр. ЩУКИНОЙ образовалась группа из числа бывших видных работников царского строя и антисоветски настроенного слоя интеллигенции. Означенная группировка, имея своей целью объединение враждебного существующему социальному порядку элемента, маскировала свою сущность систематически устраиваемыми упомянутой выше гр. ЩУКИНОЙ по субботам «вечерами». Характер этих «вечеров», прикрытый обычным угощением, выпивкой, концертными номерами и т. п. по существу являлся определенно антисоветским: подвергались злостной тенденциозной критике мероприятия и деятельность Соввласти, читались литературные произведения участников группировки явно контр-революционного содержания, обсуждались текущие политические события в плоскости ожидаемого скорого и несомненного падения Власти Советов, открыто восхвалялась преступная деятельность зарубежных монархических организаций и их руководителей, выражалось сочувствие предполагаемому вооруженному нападению на СССР иностранных держав и готовность оказать им в том всемерное содействие.

К числу активных членов группировки принадлежит житель гор. Новосибирска гр. Тизенгаузен Димитрий Орестович, лично принимавший участие во всех описанных выше фактах преступной деятельности…

На основании изложенного и руководствуясь ст. 128 УПК постановил: привлечь гр. Тизенгаузена Дмитрия Орестовича в качестве обвиняемого в изложенных выше преступных деяниях, предъявив ему обвинение по признакам ст. 58-5 УК.

Копию настоящего постановления, в порядке приказа ОГПУ 287-1922г., направить для сведения крайпрокурору Сибири.

Уполномоченный (Шульдаль).

Согласен: Зам. Нач. СОУ ПП ОГПУ СК (Новак).

1927г. июня 18 дня.

Содержание настоящего

постановления мне объявлено: Д. Тизенгаузен».

И началось заключение. В архивных папках сохранились два заявления заключенного Тизенгаузена. 25 июня 1927г. он пишет на имя Шульдаля: «Прошу Вас вызвать меня сегодня для дачи показаний по моему делу. Д. Тизенгаузен. 29 июня 1927г. камера №3».

И – второе, от 11 июля того же года, тому же Шульдалю: «12 июля исполнится 4 недели со дня моего ареста. Не имея никакого занятия, дела или работы, прошу Вашего разрешения иметь в заключении акварельные краски и необходимые принадлежности к ним (кисти, угольки, резинку и пр.). Д. Тизенгаузен. 11.VII.1927г.».

Этот странный человек, который так неестественно низвергнут жизнью и уже 10 лет не принадлежит сам себе, а людям, чуждым ему по поведению и по взглядам, которые распоряжаются его судьбой, все еще не потерял вкуса к жизни.

Дмитрий Орестович был одарен не только художественными, но и литературными способностями. В архивных папках сохранились его литературные опыты, которые мы надеемся когда-нибудь заполучить. Но это уже тема другого повествования.

Пока же – мы не знаем, получил ли он краски, кисти и угольки, и имел ли возможность скрасить пребывание в камере №3 живописью. Судя по вынесенному приговору, по тем временам довольно мягкому, можно предположить, что обходились с ним не слишком сурово.

Сама внешность его была весьма располагающей, судя по фотографиям в анфас и в профиль, какие обычно снимают с заключенных. Очень открытое, благообразное лицо, прямой, крупный нос, глубокая выемка меж лбом и носом, волевой и твердый подбородок. И широко открытые, доверчивые, какие-то «распахнутые» навстречу глядящему на него глаза.

Пройдет еще год без малого, пока групповое дело Дмитрия Орестовича, имевшего несчастье попасть в «дурную компанию», будет пересмотрено.

И вот выписка из протокола от 1 октября 1929г., хотя пересмотр датирован 24 марта 1928г. (Пройдет без малого десять лет – и этот приговор покажется и гражданину барону Тизенгаузену, и его «сообщникам» чуть ли не ласковым…).

Итак,

«Выписка из протокола
особого совещания
при Коллегии ОГПУ
от 1 октября 1929 г.

Слушали

Пересмотр дела №50291 гр. ТИЗЕНГАУЗЕН Дмитрия Орестовича, БРАЖНИКОВА Петра Васильевича, КОЛЮБАКИНА Николая Борисовича, приг. Пост. Ос. Сов. от 7.X-27г. к высылке в Сибирь, сроком на ТРИ года, считая срок с 15/6-27г. Пост. Кол. ОГПУ от 24/3-28г. по амнистии срок сокращен на ОДНУ ЧЕТВЕРТЬ.

Постановили

По отбытии срока наказания ТИЗЕНГАУЗЕН Дмитрия Орестовича, БРАЖНИКОВА Петра Васильевича, КОЛЮБАКИНА Николая Борисовича – лишить права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове н/Д, означенных округах и погран. Губ., сроком на ТРИ года.

Секретарь Коллегии ОГПУ
[подпись, печать]».

Имеются еще две выписки из протоколов: от 7 октября 1927 г. и от 24 марта 1928 г. В них уже упоминаются остальные участники «дела» и указывается, что срок ссылки на 3 года первым трем, то есть Щукиной, Колюбакину и Тизенгаузену насчитывается с 15 июня 1927 г., а Бражникову – с 18 июня 1927 г. Последняя строка гласит: «Дело сдать в архив». В протоколе же от 24 марта 1928 г. сказано все то, что мы уже знаем, но имеется интересная приписка от руки: «12.11.1929. РСО ПП ОГПУ сообщает, что адм. ссыльный Д. О. Тизенгаузен от ссылки освобожден и выбыл к избранному месту жительства г. Канск».

Пройдет 66 лет, и в Интернете появится на сайте Красноярского отделения общества «Мемориал» запрос от 27.12.2003 г. от Анастасии Тизенгаузен: «Здравствуйте! Хотелось бы поблагодарить вас за создание этого сайта. Это тяжелая, но очень нужная работа. Спасибо вам! Я случайно вышла на ваш сайт и обнаружила в Мартирологе информацию о родном брате моего дедушки – Тизенгаузен Дмитрии Орестовиче. У нас не было практически никакой информации о его судьбе и судьбе его сына Эрнеста (Ореста) после его высылки из Ленинграда. Есть ли возможность получить более подробную информацию об их судьбе, или данные, представленные на сайте, это все, что есть? Огромное спасибо!!!».

Данные же, опубликованные на сайте, были такими: «Тизенгаузен Дмитрий Орестович, 12.03.1872 г. р., русский, уроженец Санкт-Петербурга, барон (дворянин), был вице-губернатором Вятской и Якутской губерний в 1897 г. Окончил физико-математический факультет Ленинградского университета. Владел итальянским, английским, французским языками, не раз бывал за границей, племянник Римского-Корсакова. В 1921 и 1927 осужден на 3 года административной высылки за к/р деятельность. Трижды судим. Экономист-плановик в Красноярской краевой конторе «Главконсерв». С 11.06.1937 в Красноярской тюрьме по делу №4435 Рахлецкого А. А. (34 чел.). 25.10.1937 тройкой УНКВД КК приговорен к расстрелу. 26.10.1937 в 24 часа расстрелян в Красноярске. Его сын Тизенгаузен Эрнест Дмитриевич 1902 г. р., русский, уроженец г. Кингисепп Ленинградской обл., образование высшее. Зав. физ.-мат. отделом в Институте повышения квалификации в Красноярске. С 26.05.1937 в Красноярской тюрьме. 25.10.1937 тройкой УНКВД КК, протокол №28, приговорен к расстрелу по делу №04801. Расстрелян в Красноярске 26.10.1937».

Так оказалась загубленной одна из ветвей древнего Лифляндского рода Тизенгаузенов, многоветвистое древо которого уходит в 1198 год.

При прочтении документов о злосчастной судьбе Дмитрия Орестовича Тизенгаузена поразила его фамилия. Многажды встреченная среди имен крупных государственных деятелей 18-19 веков, она тесно вплетена в историю дореволюционной России, хотя род Тизенгаузенов происходит из Голштинии.

Подробные сведения нашли в Интернете. Этот род внесен в дворянские матрикулы всех трех прибалтийских губерний и в родословные книги Виленской, Воронежской, Подольской, Рязанской, Саратовской, Санкт-Петербургской и Тверской губерний.

Первым получил баронство шведский генерал-майор и эстляндский ландрат Ганс-Генрих Тизенгаузен (умер в 1662 г.). Барон Берендт-Генрих Тизенгаузен (1703-1789), эстляндский ландрат, в 1759 г. получает графское достоинство Российской империи. Отсюда начинается «русская биография» Тизенгаузенов. Сын первого графа Иван Андреевич (умер в 1815 году) был Обер-гофмейстером; граф Павел Иванович (умер в 1862 г.) был сенатором, граф Федор Иванович, флигель-адъютант императора Александра I, убит под Аустерлицем (в 1805-м). (См.: www.hi-edu.ru ).

Вот почему запомнилась фамилия! Герой Аустерлица Фердинанд (Федор) Иванович послужил для Л. Н. Толстого прототипом князя Андрея Болконского. Современники называли его личностью легендарной, человеком отчаянной храбрости, которого уважали не только штабные офицеры, но и солдаты. «Странно, но о его смерти мы знаем более, чем о жизни. Любой из нас может раскрыть том романа «Война и мир» Толстого и прочесть сцену ранения князя Андрея на поле Аустерлица… Князь Андрей, это и есть – граф Федор Тизенгаузен, точнее, его внешний прототип. И именно о нем Наполеон сказал эти слова: «Вот прекрасная смерть!» – как признание мужества и доблести противника». Такие сведения выдает сайт www.peoples.ru.

Граф Федор был женат (1802) на Елизавете Михайловне Голенищевой-Кутузовой, дочери столь знаменитого в русской истории полководца Михаила Илларионовича Кутузова. Этот брак по взаимной страстной любви был более чем одобрен Кутузовым. Федора Тизенгаузена, флигель-адъютанта фельдмаршала, тот любил как «прекрасного умницу». Дочери он писал: «Если бы быть у меня сыну, то не хотел бы иметь другого, как Фердинанд».

Елизавета Михайловна следовала за мужем в походах и родила двух дочерей – Екатерину Федоровну, будущую фрейлину, и Дарью Федоровну, в замужестве Фикельмон, которая любила и была любима Пушкиным. Сцена посещения «Пиковой дамы» Германом списана, по версии известного пушкиноведа Николая Раевского («Портреты заговорили»), с его ночного визита к «обворожительной посольше» (Дарья Тизенгаузен была женой австрийского посла в России Шарля Луи Фикельмона). По этой же версии – визит был первым и последним… (см.: Н. Раевский. Указ. соч.).

Брат героя Аустерлица, старший сын действительного статского советника Тизенгаузена Иоганна-Отто (1745-1815), первого графа в этом баронском роду, Павел Иванович (1774-1864), был сенатором, тайный советником.

Портрет его мы видим в томе 5-м «Русских портретов XVIII и XIX веков» с подробным жизнеописанием. Изображен молодой человек в анфас, еще в пудреном парике, какие были в ходу до конца 18 века. И тут самое время вспомнить горельеф на погребальной плите Фердинанда Тизенгаузена, изображенного в профиль, и… две фотографии заключенного из камеры номер 3 Тизенгаузена Дмитрия Орестовича (в анфас и в профиль).

Кто долго занимается изучением фамильных портретов, научается отмечать в лицах особые характерные приметы, что передаются из поколения в поколение, и даже не только по одной родовой ветви.

Это сейчас мы редко помним отчество даже прадеда. В 18-19 веках близким родством считались все родственники по линии двоюродных и даже четырехюродных сестер и братьев. А то, что дальше, тоже не переставало быть родством, но уже называлось «свойством» – в России. Французы для отдаленной степени родства придумали остроумное «кузен» и «кузина», что сближало людей из самых отдаленных родовых ячеек.

Бароны Тизенгаузены к началу 19 века изрядно обеднели. Кстати, имелась еще одна «беститульная» ветвь этого рода, представители коей тоже занимали весьма видные государственные должности. Но в 1800 году эта ветвь по мужской линии пресеклась. Так что «наш» Дмитрий Орестович «в свойстве» и с героем Аустерлица, и с декабристом Василием Карловичем Тизенгаузеном (1781-1857), полковником и бароном, членом Южного Общества (был осужден к двум годам каторги, с 1827 года – на Нерчинских рудниках, в 1828-1854гг. – на поселении в Тобольской губернии), изображение которого тоже имеется.

Поражают общие для всех этих портретов самые характерные черты: «распахнутый» прямой взгляд, глубокая ложбинка меж лбом и крупным носом, красивое и четкое очертание губ, волевой подбородок и «благообразие» лица. На лице молодого человека в пудреном парике и на фото заключенного, в профиле героя Аустерлица – в бачках, романтической прическе «a la Titus», на изрядно «битом жизнью» лице декабриста мы найдем все перечисленные выше черты.

У нас нет изображения еще одного Тизенгаузена, барона Владимира Густавовича (1825-1902), известного ученого той поры, нумизмата и востоковеда, избранного в 1893 году Императорской Академией Наук членом-корреспондентом по разряду восточной словесности. С ним тоже был «в свойстве» Дмитрий Орестович…

Тизенгаузены – род разветвленный и, надо полагать, хорошо знавший свою родословную. Многие из них к началу двадцатого века уже вели достаточно скромный образ жизни. Так, например, Интернет выдал нам любопытный отрывочек чьих-то воспоминаний уже пост-революционной поры: «В Хутыни еще стояли каркасы куполов, но туда я добраться не смог. Перед отъездом из Новгорода я пошел на то место, где стоял дом Тизенгаузен. Вспомнилась жизнь там, отпуск, чудная уха, которую нам варила Тизенгаузен (она была поповной, а ее муж, барон, до своего ареста работал мелким служащим Новгородского отделения Госбанка). Вспомнилось и то, как клала Тизенгаузен подушку на подоконник в своей спальне (а дом выходил прямо на тротуар), ложилась на эту подушку и разговаривала с проходящими – все были знакомы со всеми. Тихая провинциальная жизнь, которую не могли нарушить даже начавшиеся в 1936 году повальные аресты, – где она?!» (см.: www.solovki.ru ).

В этом «все знали всех» и таилась опасность для Тизенгаузенов, ставших после переворота изгоями. Надо полагать, что на хутынского барона Тизенгаузена давно нацеливались пристальные взгляды сограждан, хотя его жена, поповна, вряд ли могла себе представить, что в отдаленном «свойстве» с ней пребывали некогда фрейлины Николаевского двора и жены посланников…

Из Интернета мы узнали, что, наверное, последняя из старшего поколения этого рода (прошлого века), Тамара Владимировна Тизенгаузен, «родилась по паспорту 4.11.1910, фактически в 1908-м в Актюбинске. Баронесса. Скончалась 16 декабря 2002г. в Москве. Прах похоронен на Миусском кладбище» (См.: www.vgd.ru ).

Анастасия же Тизенгаузен, запрос которой в Интернете нас взволновал, получив ответ о печальной судьбе Дмитрия Орестовича и его сына Ореста Дмитриевича, интерес к этой теме не потеряла, и на нашу просьбу сообщила то, что известно ей о прадеде и его супруге (в первом ее сообщении, как она поведала, была допущена ошибка: Дмитрий Орестович и его брат, от которого происходит сама Анастасия Тизенгаузен-Темникова – это ее прадеды), а также о печальной судьбе остальных сыновей Дмитрия Орестовича.

Поистине злой рок довлел над этим родом. Из сыновей Дмитрия Орестовича в живых и в «благополучии» остался лишь сын Андрей – тот, который в «эпоху перемен» работал в Конго. Выжил также и Алексей, если его жизнь можно назвать жизнью.

Но – подробнее о судьбе всех их. Прежде всего о жене расстрелянного Дмитрия Орестовича, то есть о Зинаиде Петровне Вейнер (г. р. 1877). Отец ее Петр Петрович был действительным тайным советником и умер в 1904 году. Родители долго не соглашались на этот брак и все наводили справки о происхождении жениха и об его состоянии, но после долгих уговоров, наконец, все-таки благословили. «По рассказам Зинаиды Петровны, свадьба была великолепной, а после – свадебное путешествие в Венецию», – сообщает Анастасия Темникова.

По возвращении молодожены проживали в Питере на улице Чайковского в доме, часть которого была свадебным приданым Зинаиды Петровны. Также пребывали в имении Тизенгаузен под Ямбургом (Кингисепп), где и родился расстрелянный в 1937 году Орест Дмитриевич Тизенгаузен.

Первые годы брака прошли в любви и согласии, но в дальнейшем, как считает Анастасия Темникова, их отношения ухудшились, и когда в Петрограде началась сумятица, Дмитрий Орестович оставил семью и впоследствии никаких отношений с ней не поддерживал. Очевидно, именно поэтому о его судьбе и не было ничего известно близким. Мы же считаем, что и Зинаида Петровна, и родня Тизенгаузена фатально ошибались. Не он оставил семью, а его от семьи оторвали. Ведь мы уже знаем, что с 1918 года он все время пребывал под арестом в разных городах и, естественно, не поддерживал связей с семьей, не желая навлечь беду на родных людей. И как он был прав!

По сообщению той же Анастасии Темниковой, его супругу, Зинаиду Петровну, тоже арестовывали несколько раз, причем допрашивал ее сам Дзержинский. Ее даже выводили на расстрел. Дважды! Но не расстреляли и даже почему-то отпустили вовсе… Все ее имущество было реквизировано, и, прожив недолго в Петрограде, она вместе с детьми Алексеем и Владимиром отправилась в Среднюю Азию. Когда вернулась, поселилась в Твери (тогда – Калинин) и преподавала в университете на кафедре иностранных языков, поскольку владела несколькими европейскими языками. В конце жизни, после 1953 года, уехала в город Волжский, где тогда проживал ее сын Алексей. Умерла в 1968 году.

Драматично сложилась судьба старшей дочери Дмитрия Орестовича, Елены, которая была замужем, но фамилия ее мужа неизвестна по сю пору никому из родни. Она и ее сын Петр погибли в Ленинграде в блокаду 41-го года, причем Елена умерла от голода, а Петр – при попытке эвакуироваться на барже по Ладожскому озеру. Отметка об отплытии баржи и список ее пассажиров имелись на ленинградском берегу, но до конечного пункта баржа так и не доплыла…

Биография третьего сына Дмитрия Орестовича также трагична. Владимир Дмитриевич, 1912 г.р., учился на физматфакультете Екатеринбургского университета три года. Потом его отчислили из-за «плохого происхождения». Он также не успел окончить Литературный институт имени Горького, где тоже проучился три года – но это уже из-за войны. Вернее, из-за ее последствий. Нет, он не воевал. Его просто арестовали в сентябре 1941 года по приказу Сталина (в связи с высылкой немцев, а он числился таковым по паспорту и по фамилии), переправили в Самару, где он и был расстрелян в декабре 1941 года без предъявления обвинений. «Судя по материалам дела, которое мы смогли получить уже в конце 80-х, – пишет Анастасия Темникова, – предварительное следствие не было завершено, обвинение требовало десяти лет без права переписки, и все шло именно к этому, но вышел указ Сталина, и в течение нескольких дней был вынесен новый приговор, который тут же и был приведен в исполнение».

Что касается Ореста Дмитриевича (Эрнста) 1905 г. р., семье известно, что он был очень одаренным мальчиком, блестяще играл на фортепиано, был весьма увлечен литературой и имел способности к физике. О его судьбе среди родни бытовала версия, будто бы он погиб при попытке нелегально пересечь монгольскую границу. Истина, как мы уже знаем, оказалась, увы, еще печальнее – он был расстрелян в тот же самый день, что и его отец.

Относительно «без рифов» протекала судьба Алексея Дмитриевича 1909 г. р. Если учесть, что ему удалось выжить, хотя не раз он ступал по самой кромочке жизни. В конце 20-х годов, как сказано выше, мать увезла его и младшего брата Владимира, спасая от голода, в Самарканд. Поскольку учиться он не мог все из-за того же «сомнительного» происхождения, он был вынужден подрабатывать, давая уроки танцев. В 1937 году женился на Анне Семеновне Краснополиной и у них родилась дочь Наталья. Казалось бы, все хорошо?

Однако, Алексея Дмитриевича арестовывали неоднократно и в очередной раз отправили на поселение в Нижний Тагил. Но – судьба была милостива. На этот раз. В 1945 году к нему приехали жена с дочерью, и родился сын Владимир. После освобождения семья уезжает в Калининград, где рождается еще и дочь Елена.

И тут он вновь арестован, и отправлен в лагерь – на строительство Волжской ГЭС (город Волжский Волгоградской обл.). В 1953 году, когда множество заключенных выпустили на свободу, Алексей Дмитриевич вместе с семьей так и остался жить в городе Волжском, куда к нему приехала в последние годы жизни и мать. Умер он в 1970 году.

Более счастливо сложилась судьба Андрея Дмитриевича 1901 г. р., и походила она на жизнь героя приключенческого романа. Совсем юным он служил кадетом в армии Врангеля в Крыму и в 1920 году попал с остатками армии в Грецию, откуда с помощью родственников отца сумел перебраться в Бельгию. Где закончил университет в Брюсселе с золотой медалью по специальности «энергетика». Поступил на работу в Компанию по управлению гидростанциями в Конго и проработал до пенсии на одном месте ровно 30 лет: с 1936-го по 1966 год. Остаток жизни он прожил в Остенде под Брюсселем и умер в 95 лет в 1996 году. В конце жизни не раз бывал в СССР и в постперестроечной России. Его дочь Елена замужем за русским, Куприяновым, живет в Париже, мать троих дочерей.

У Дмитрия Орестовича было шесть братьев. И у всех жизнь сложилась по человечески – просто им удалось покинуть Россию в 1918 году и потому – выжить. Сейчас потомки их живут в Англии и Германии. «Многие из них уже не говорят по русски. Раз в два года проходит собрание представителей рода Тизенгаузен. До 1996 года главой рода был Андрей Дмитриевич, – пишет Анастасия Темникова, – кто возглавил род после его смерти, нам неизвестно…».

Не так-то легко вырубить древо, стоящее на могучих корнях…

http://golosasibiri.narod.ru/almanah/vyp_1/018_tizengauzen.htm