Для нас А.Е.Кулаковский интересен не только тем, что он является одним из основоположников якутской письменной литературы, но и тем, что в его творчестве можно проследить некоторые образные и художественные средства, которые уходят своими корнями в глубь народного сознания, в то, что принято называть «мифологией».

Речь идет о традиционных древних образах, таких, как образы различных айыы, Юрюнг Аар Тойона, иччи, абаасы и, в первую очередь, самого главного героя поэмы «Сновидение шамана». Все эти образы служат закрепляющими фигурами целостного восприятия произведений Кулаковского и одновременно свидетельствуют о преемственности индивидуального творчества Кулаковского и самых древних глубин (пластов) сознания якутского народа, становятся как бы опорными пунктами фольклоризма его творческого мышления. Фольклоризм — это фольклорный стиль поэта, который творит фольклорными художественными средствами, отчасти осознанно, отчасти потому, что иначе творить он не может, так как это его поэтический язык.

Относительно фольклоризма своего творческого мышления есть высказывание самого Кулаковского: «Я сам рос и воспитывался среди косных якутов и вне сферы влияния русского языка, верил во все то, чему верили окружающие и все то, что предлагаю в «Материалах», я впитывал в себя вместе с молоком матери». («Материалы для изучения верований якутов». Предисловие. //Кулаковский А.Е. Науч. тр. Якутск, 1979. — С. 8.)

Вот почему практически каждый исследователь, который изучал творчество Кулаковского (и, в частности, поэму «Сновидение шамана»), отмечал фольклорный стиль Кулаковского. Но это не значит, что его поэтическое творчество в целом было лишь письменным переложением произведений фольклора. Если бы это было так, мы сейчас говорили бы лишь о собирателе фольклора Кулаковском, а не о великом мыслителе-поэте.

В истории якутской литературы уже был подобный период, когда А.Е.Кулаковского представляли чуть ли не единственно собирателем фольклора, сравнивая его с карело-финским фольклористом Ленротом. (М.Налтан (М.И.Шадрин). Якутский Ленрот. // Автономная Якутия, 1925, 22 февраля).

Великий художник слова, Кулаковский обладал уникальным литературным стилем, позволявшим ему творчески использовать фольклорные средства художественного выражения. Это дало ему возможность довести фольклорный по сути язык до высочайшего совершенства. Можно считать, что язык его стиля был переходным от языка фольклора к индивидуальному языку отдельного писателя, авторскому языку.

Но деятельность Кулаковского имела и другую, осознанную цель, которую подметили еще в 1924 году те, кто выпустил первый полный сборник его произведений. (Ырыа-хоЇоон. Якутск. 1925. — С. 170—173). В послесловии этого издания литературно-переводческая комиссия в лице А.Ф.Боярова, П.А.Слепцова-Ойунского, А.И.Софронова и др. писала: «Произведения Кулаковского — не только произведения национального поэта-певца, но и воспроизведение постепенно исчезающей из памяти народа старины, всего якутского народного творчества».

Делом жизни А.Е.Кулаковского было содействие по мере сил выживанию своего маленького народа. Об этом сейчас говорят исследователи его жизни и творчества, такие, как В.Н.Протодьяконов, Е.Е.Алексеев, Е.С.Сидоров и др. Тревога за судьбу своего народа была его главной душевной болью, болью мыслителя-поэта, которая воплотилась в полной мере в таких его произведениях, как поэма «Сновидение шамана» и публицистическое «Письмо якутской интеллигенции».

Проект царского правительства о переселении двух миллионов русских крестьян в Якутию послужил непосредственным толчком к созданию поэмы «Сновидение шамана» (1910 г.), первый вариант которой, как известно, был написан за одну ночь в порыве творческого вдохновения. Возможно, этот вариант — «Новгородовский список» поэмы, обнаруженный в архиве С.А.Новгородова доктором филологических наук Е.И.Коркиной. (Коркина Е. Новгородовский список поэмы А.Е.Кулаковского «Сон шамана» //Вопр. филологии. Сб. науч. тр., Якутск, 1970. — С. 148—159).

Те, кто читал эту поэму, помнят, как сужается по ходу действия планетарный масштаб произведения, как тревога за судьбу человечества постепенно превращается в тревогу за будущее якутского народа. Главная идея Кулаковского, которая конкретно выражена в «Письме» (написанном в 1912 г.), — так называемая «культивизация». В поэме этот процесс описывается так:

В критике и литературоведении утвердилось мнение о том, что здесь речь идет о перенятии, усвоении европейской, прежде всего русской, культуры, образования, науки. И, действительно, в этом смысл термина «культивизация», да и всей поэмы. Но если вдуматься хорошенько, только ли о перенятии чужой культуры идет речь? Ведь чего боялся больше всего Кулаковский как мыслитель? Он боялся исчезновения своего народа с исторической арены.

О каком исчезновении здесь говорится? Если о физическом исчезновении, то какого характера? Об истреблении ли якутского народа, как в свое время было с индейцами Северной Америки, с тасманийцами? Или о постепенном вымирании, т.е. демографическом исчезновении, когда пойдет убывание численности носителей якутского языка, якутского самосознания? Текст поэмы, как и текст «Письма», позволяет остановиться на втором толковании — о постепенном вымирании. Но в таком случае «культивизация» оказывается прямо противоположной по своим последствиям основной идее поэмы. Следуя логике, нетрудно предположить, что такой путь развития привел бы к замене своей культуры чужой, своего национального (этнического) самосознания — инородным национальным самосознанием. Не станет ли тогда якут называть себя не якутом-саха, а представителем той национальности (этноса), культуру которой он перенимает? Неужели этого хотел Кулаковский, когда подчеркивал в своем «Письме»: «помесь якутов с русскими дает хорошие плоды»? С логической точки зрения это утверждение прямо противоречит смыслу всей жизнедеятельности Кулаковского. Главным его стремлением в жизни было сохранение и развитие якутского народа, как численное, так и качественное (культурное). Вот тут мы выходим на иную плоскость рассуждений, которая обозначается ныне модным словом «менталитет».

Менталитетом принято считать так называемый психический уклад, свойственный тому или иному народу (этносу). Это традиционное отношение к жизни, которое закрепилось в самой психике народа, обуславливая тот или иной поступок, то или иное конкретное отношение к действительности. В этом смысле оно параллельно понятию «мировоззрение», но акцентирует внимание на ставших традиционными, можно сказать, автоматическими, сторонах психики, и представляет собой как бы своеобразное психическое лицо народа. Таким образом, понятие менталитета захватывает в сферу своего значения и понятие психологии о бессознательном — глубинных сторонах деятельности человеческого мозга. То, что в течение жизни одного народа перестает осознаваться как философская система, как то или иное мировоззрение, а откладывается слой за слоем, пласт за пластом вместе с течением времени в глубинах мозга и продолжает оказывать оттуда влияние на характер и мировоззрение народа.

Какое отношение «идея культивизации» Кулаковского может иметь к менталитету? Мы уже указывали, что простое перенятие чужой культуры может привести к вытеснению собственной культуры, попросту говоря — к ассимиляции. Идея культивизации, по своему смыслу, направлена как раз против ассимиляционного процесса при соприкосновении маленького народа с крупным.

Понятие «перенятие культуры» означает прежде всего сохранение собственного менталитета народа. Менталитет — это «я» народа, и когда он исчезает, исчезает и национальное самосознание, исчезает народ. Такое утверждение может показаться противоречивым: как можно сохранить свою культуру, перенимая чужую? Но у Кулаковского речь идет прежде всего о перенятии технической культуры, посредством которой можно как панцырем прикрыть свой менталитет и свое мировоззрение от ассимилирующего (поглощающего) влияния большого народа. Причем термин «ассимиляция», несмотря на свой отрицательный смысл, отражает естественный, объективный процесс. И нужно приспособиться к этому процессу, чтобы не быть размытым течением жизни, подобно речному песку.

В этом — центральная идея, пафос поэмы «Сновидение шамана». И именно в этом смысл утверждения Кулаковского о «хороших плодах русско-якутской помеси». Для него, как для мыслителя, значение имело сохранение менталитета своего народа, а не его физического облика. Можно измениться внешне, «сменить» расу, но при этом сохранить свой менталитет. И подобный пример в истории есть — это судьба турецкого народа.