На первую страницу номера

На главную страницу журнала

Написать письмо

ПОХИЩЕНИЕ

Дверь юрты широко распахнулась, и входит Манчаары. Матыйаас удивленно смотрит на него... Растерялась.

Ырыа. Кто-то, дочка, пришел?

Манчаары. Это я пришел, Ылдьаа. Манчаары.

Ырыа. Басылай?.. Голос твой узнаю. Сколько выпало снега с тех пор... Время быстро летит. Ну, проходи. Что расскажешь, дружок?

Матыйаас (опомнившись). Нет, Манчаары... Не надо! Уходи!

Манчаары. Матыйас, ты меня гонишь? Почему?

Матыйаас. Поймают тебя... Люди ищут. Сейчас муж мой, Байаас, вернется... Убьет тебя. Я прошу, уходи! Побыстрей!

Манчаары. Нет, Матыйаас, не уйду. Долго я ждал этой минуты и, сидя в темнице, часто думал о тебе... Сердце горит! Ты даже, кажется, лучше прежнего стала! Матыйаас!

Манчаары подходит, берет ее за руки, смотрит прямо в глаза. Он хочет обнять ее, целовать... Но женщина, испугавшись, оттолкнула «разбойника» и, быстро юркнув в чуланчик-хоспох, закрылась на крючок. Манчаары стучится в дверь, хочет войти к ней.

Манчаары. Открой, Матыйаас! Не бойся меня... Я люблю тебя, слышишь? Люблю!

Матыйаас. Уйди, говорю. Не выйду к тебе. Уходи. Уходи!

Манчаары в волнении ходит по юрте... Садится на стул.

Манчаары. Нет, не уйду я тогда. Пусть приедет Байаас. Пусть убьет меня. Я устал, сильно устал... И смерти уже не боюсь. Но если уйду, то уеду только вместе с тобой. Я ведь готовился долго к этой встрече... Вот, наконец, приехал теперь за тобой. Матыйаас! Собирайся, или смерть мне. Решай.

Ырыа. Какие слова говоришь... Смерти уже не боишься?

Матыйаас. Не надо так... Ведь ты молод и крепок. Не убивайся, прошу! Мы еще встретимся после.

Манчаары. После уже не будет... Решай!

Матыйаас (плачет). Нет, нет... Манчаары! Я не знаю... За что это нас Тангара наказал?! Горе мне!..

Ырыа. Нет, так больше нельзя... Вы оба любите друг друга — уезжайте! Уезжайте! Дети мои, Матырыана и Басылай... Прошу вас... Скорее! Байаас убьет вас обоих... Я знаю!

Матыйаас выходит из хоспоха, смотрит на любимого. Она побледнела, кажется, что сейчас упадет. Манчаары подошел, крепко обнял ее, целует горячо... Она плачет. Вот и встретились!

НА ОПУШКЕ. СВОБОДА

Сев верхом на двух скакунах, влюбленные скачут по белой от первого снега поляне... Слышится песня. Скачут оба сквозь густой снегопад.

У НАСЛЕЖНОЙ ЦЕРКВИ. ТРОЕ

Покров день. Звонят колокола. После торжественной службы в церкви Чоочо с женой и домочадцами вышли на улицу. К голове подошли Суруксут и Байаас.

Суруксут. Пора нам втроем потолковать о том деле. Как?

Чоочо (повернувшись к жене). Кэтэриис, вы домой идите с детьми... Я приду скоро. Скажи Арамаану, чтоб за сеном быстрее поехали. К ночи чтобы успеть.

Кэтэриис. Хорошо, хорошо... Скажу. Пойдемте!

Домочадцы уходят, а мужчины идут в угол церковной веранды.

Байаас (плюнув). Чтоб он, собака, сдох!

Чоочо. Не ругайся, Байаас. Небось не убил Манчаары голубку твою. Найдется. Тут есть один человек — он все сделает. Хватит с этим разбойником нянчиться.

Байаас. Да, я согласен с планом писаря. Заплатим ему хорошо. Зовите.

Суруксут приводит к ним Уйбаана Беге.

Чоочо. Вот и Уйбаан. Ты как?.. Согласен?

Уйбаан. Согласен. Все равно он убьет меня. Не зря Манчаары грозился... Так что лучше я его... кончу.

Байаас. Чем же ты, догор, это... решил его кончить?

Уйбаан. Ружье не возьму. Шуму много... Не умею стрелять еще. Топор — мое дело.

Байаас. Что ж, топор как топор. Сила есть у тебя, не промахнешься вблизи.

Уйбаан. Хе! Сделаю.

Байаас (протягивает ему деньги). Хватить?

Уйбаан (считает). Хватит, кажись. Шубу на это куплю и... руковицы. Мои совсем истрепались. (Зло улыбается).

В ЗЕМЛЯНКЕ МАНЧААРЫ. ДРУЗЬЯ

Тесно в подземном жилище разбойника. Стены завешаны шкурами. В углу пылает огонь в очажке. Матыйаас варит мясо в котле, ставит чайник. За маленьким самодельным столиком сидят трое: Манчаары, Кенчех и Нюкуус.

Нюкуус (поднимает кружку с вином). Так выпьем, догоры, за удачу и ... наше крепкое братство! За во... вольную жизнь!

Кенчех. Скажи лучше — привольную.

Все смеются. В свете тусклого жирника — охмелевшие, добрые лица друзей. Счастлив Манчаары: ведь с ним его Матыйаас, любимая. Снова вместе они!

Кенчех. Ладно, хватит галдеть. Давай-ка, Манчаары, скажи, когда к абаге твоему любимому, Чоочо, в гости пойдем? Сегодня? Поди, он заждался племянника. Ведь ты предупредил его на днях.

Манчаары. Нет, сегодня мы отдыхаем. Вот завтра... Завтра же ночью. Готовьтесь.

Нюкуус. Ружья брать? Сколько?

Манчаары. Нет, Нюкуус, ты не пойдешь. Мы с Кенчехом вдвоем, как прежде. А ты поедешь к Арамаану и два ружья сюда принесешь. И порох не забудь. Смотри, за собой следы заметай, а то заметят.

Нюкуус (с досадой). Эх! Ты опять... Там добра, говорят, у Чоочо — три амбара. И золото, золото! Принесите мне что-нибудь... Хочу «империалчик»!

Манчаары. Оставь. Не за золотом я иду. Рассчитаться с ним, подлецом, надо. Давно я об этом мечтаю... Кончу — и все! Получит у меня сполна.

Матыйаас (взволнованно). Ты, догор, осторожно там завтра... Я боюсь.

Манчаары. Не бойся, милая, это судьба.

Матыйаас достает из своей сумы «илин-кэлин кэбисэр» — украшение из серебряных звеньев-узоров, чем-то похожую на кольчугу. Она надевает это на грудь и спину Манчаары.

Манчаары (удивленно). Зачем это мне? Ты что?..

Матыйаас. Я дарю тебе, милый друг, вещь эту сердцем, грудью согретую, чтобы она хранила и защищала тебя как от стрел врагов, так и от взглядов, порчи людской. Не откажись! (Кланяется низко).

Кенчех. Бери, бери... Теперь никакая другая женщина тебя чарами не заколдует. Только одна Матыйаас остается!

Все смеются. Манчаары нежно обнимает любимую, нюхает по-якутски в лоб.

НАЛЕТ НА УСАДЬБУ ЧООЧО. НОЧЬ

Чоочо ждет страшного гостя. Он решил убить разбойника во дворе, устроив засаду. Луна освещает все ярким серебристым светом. Охранники спрятались под навесом сарая. Уйбаан Беге с топором затаился в темном проходе между амбаром и домом.

Чоочо (охраннику с ружьем). Он сегодня ночью придет. Сердце предчувствует... Знаю.

Охранник (поеживаясь от холода). Хорошо бы. Неделя как ждем... А толку? Может он просто пугает?

Слышат: в темноте за амбаром снег скрипит под ногами... Идут! Насторожились охранники. И, точно, выскочил человек с батыйа, к дому Чоочо нацелился... Это Манчаары! Охранник, волнуясь, целится из ружья — стреляет... Промазал! Тут выскочил с пальмой в руках второй, набросился на разбойника — бьет его, но он ловко увертывается, и пальма с размаху вонзается в стену. Манчаары бьет напавшего своим оружием плашмя, и тот, крича, убегает прочь. Третий, огромный детина, навалился сзади, но Манчаары, подставив ногу, приемом хапсагая свалил его в снег, для верности огрел по голове. Охранник, охая, отполз. Четвертый тоже налетел с батыйа — и завязалась битва... Но выбил из рук его оружие Манчаары, полоснул по руке и помчался прямо к Чоочо, рядом с которым стоял стрелок, который все целился да целился, не решаясь нажать на курок: боялся промазать второй раз. Чоочо, рассердившись, вырвал из его рук ружье и сам навел дуло на бегущего к нему с батыйа племянника. Тут вышел как раз из засады Уйбаан с топором, размахнулся и ... выстрел! Увидев наставленное на него ружье, Манчаары тотчас пригнулся, и пуля, пролетев над головой, попала в наемного убийцу. Уйбаан, вскрикнув от боли, с раной в плечо упал в снег... Чоочо, отбросив ружье, забежал в свой дом, заперся изнутри. Манчаары кинулся за абагой...

Кулуба спрятался в дальней комнате за перегородкой с княжеским кортиком в руках. Манчаары, выбив дверь, рыщет по дому и , наконец, заходит в последнюю дальную комнату: он где-то здесь. Выждав удобный момент, Чоочо сзади, в спину наносит удар, но... Но «илин-кэлин кэбисэр» Матыйаас, надетый под курткой, спасает Манчаары. Кортик падает на пол.

Чоочо. (медленно сползая на пол). Бес... бессмертный! Ты... ты..

Манчаары. Убить меня хочешь? Убить! Но ты давно убил меня, Чоочо. Все хорошее, чистое давно убито во мне... Я теперь негодяй и разбойник, как того ты хотел. Добился? Ты убил не только меня, но отца моего и мать — самых светлых людей. Ты убил их жестокостью, расчетливо — отобрал наш Арыылаах! Тварь ненасытная! Ты сжег их могилы, ты предал огню арангасы, кэрэхи и Дерево наше Священное! Церковь построил в наслеге? Ложь это... Я знаю, ты не веришь ни в Айыы Тангара якутов, ни в Бога русских — Христа! Твоя вера, религия — деньги! Деньги и власть! Да, я грешник... грешник... Но дьявол подлинный ты, а не я. Отродье и нечисть! Теперь ты умрешь... Умрешь!

Он поднял вверх батыйа, и в этот решающий момент в комнату вбегает внук Чоочо, девятилетний племянник Манчаары. Мальчик испуганно смотирт на дядю-разбойника, взгляд его чистый, беспомощный... Ребенок! Вдруг показалось, что Манчаары слышит звон колокольчиков, слышит слова шамана айыы Тэппэка.

Голос. ... и худшее будет из худших... за каплей первой будет вторая... струйка красной крови, а за струйкой — поток... За потоком, смотрю, реки крови людской... вижу... море крови на Средней земле... Это будет, придет!.. Захлебнутся люди-грешники в собственной крови и погибнут все до единого, до последнего. Каплей первой будет все же своя — самая близкая... собственных родичей кровь! Эта капля — начало конца... конца... Айыы Тангара! Айыы Тангара!

Манчаары не выдержал взгляда племянника и ... опустил батыйа. Он посмотрел на лежащего у него под ногами Чоочо, повернулся и молча вышел из комнаты. Ушел.

ЯКУТСК.
ОБЛАСТНОЕ ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

В кабинет исправника Слободчикова входит казачий сотник Атласов.

Атласов. Ваше благородие, из Нахары амгинской приехал князец ихний, Никифоров, с пойманным им вором Нюкуусом. Этот сукин сын — дружок самого Манчаары.

Исправник (удивленно). Нюкус?! Знаем, знаем такого... Пусть-ка ведут. Интер-ресно!

В кабинет буквально вваливаются — Байаас, связанный веревкой Нюкуус и два казака.

Байаас (поклонившись). Дырастый, началнык! Буот... принес тэбиэ оропуонньук Ньукуус, дурук Манчаары. Он, хара ыт, украл мой жена Матырыана. (Показывает связанному разбойнику кулак). Дьэ, дабай... сказать тут делай! Где Манчаары? Чэ! (Трясет его сильно).

Нюкуус испуганно мнется, топчется, бормочет что-то невнятное.

Атласов (угрожающе). Ах, ты, варнак! Громче говори... Не слышу!

Нюкуус. Я... я не знает... не знает...

Атласов (бьет его в зубы). Ах, ты!.. Не знаешь? (Еще раз бьет очень сильно). Еще дать?! Еще?!

Нюкуус мотает головой, сплевывает на пол кровь, мычит.

Атласов. Счас, собака, заговоришь... А ну!..

Сотник неистово, остервенело бьет его, сбивает с ног, снова поднимает... Исправник спокойно наблюдает за этим типично полицейским «методом допроса», чистит ножичком ногти. Нюкуус кричит, что-то пытается сказать казаку.

Атласов. Одумался, гад! Говори, где Манчаары ваш?

Казаки поднимают с пола избитого в кровь Нюкууса, садят на стул.

Нюкуус (отдышавшись). Ударить зуба не надо... мине больно... чичас... Говорить я будет.

Атласов. Ну?.. Где он?

Байаас. Ханнаный, эт!

Нюкуус. Там Манчаары... землянка... Землянка! Место имя... Урасалаах Дедэтэ. Там. (Показывает рукой). Тайга!

Байаас. Урасалаах Дедэтэ. Я знаю, началнык, это... Ехать надо. Быстро!

Исправник. Вот и хорошо. Знаете оба, выходит. (Казакам). Уведите варнака. А ты, Атласов, останься.

Все выходят, и в кабинете они остаются вдвоем.

Исправник. Вот что, сотник... Думка имеется свыше, что с Манчарой надо закончить. Я говорил с самим Иваном Дорофеевичем. Ну, сколько можно за этим разбойником гоняться? Надоел. Так что, Атласов, если Манчара себя поведет слишком лихо да с вызовом, ты его, значит, того... не жалей. (Делает рукой выразительный жест). Кончить надо. Понятно?

Атласов (улыбаясь). Как не понять-то, Ваше благородие. Устроим.

В ДОМЕ ЧООЧО. ПОЛДЕНЬ

Тяжко, муторно на душе у Чоочо. Желая заглушить на сердце тревогу и боль, он пьет взахлеб водку из хрустального штофа. Смотрится в зеркало: мокрые губы, взгляд тяжелый и злобный. Заходит писарь.

Суруксут. Кулуба, по слухам едут из города казаки — брать в «берлоге» Манчаары. От Байааса пришел в Управу человек, просит в помощь отряду найти людей с ружьями. Побольше.

Чоочо (хмуро). Подойди-ка, Макаар... Поближе. Слушай, я... я хочу тебе вот что сказать. (Тихо, почти шепотом). Пре... предупредить бы несчастного надо. Его. Ведь казаки... Байаас... убьют его точно. Знаю это. Помоги!

Суруксут (отшатнувшись). Да ты что, кулуба! Такого?.. Манчаары?! Предупредить?!

Чоочо (стучит кулаком по столу). Да! Да! Разве ты не понял?.. Не понимаешь?!

Чоочо наливает в бокал водку, жадно пьет. Суруксут видит, что кулуба уже пьян, и рассуждения его алогичны. Бредовые.

Суруксут (вздыхает). Да-а... Завтра, Чоочо, ты, отрезвев, говорить уже будешь другое. Противоположное. Я знаю тебя. Опомнись!

Чоочо. Нет! Ты, Суруксут, меня не учи! «Знаю — не знаю»... Племянник ведь... единственный... сын Быттааны!

Суруксут. Хотите, чтоб он доконал вас вконец? Сжег дотла усадьбу и дом? Тогда, ночью, он, конечно, ушел — детей пожалел. А завтра?! Придет — и уничтожит! Не верный он человек, Чоочо. Конченный! Кат. В тюрьме ему будет спокойней. Да и людям... Без него в улусах сразу установится мир и порядок. Разве это плохо?

Чоочо (угрожающе поднимаясь). Уйди... ты... ты... Мразь! Сволочь и плут ученый! Смерти хочешь его?! Крови?! Я покажу тебе... как Манчаары... Манчаары!

Кулуба кидает в писаря папку с бумагами, и листы-документы рассыпаются по всей комнате. Писарь, испугавшись пьяного хозяина, выбегает прочь из гостиной. Чоочо в неистовстве диком, в пьяном безумьи начинает все громить и ломать в богатой гостиной, сбросил с полок даже иконы. Увидев в зеркале свое страшное лицо, он запускает в отражение штофом — разбивает «лицо свое» вдребезги.

Чоочо (орет). Хватит!.. Хватит с меня! Отродье и нечисть!

БЕЛАЯ ТАЙГА. ПОЛДЕНЬ

Месяц март — «кулун тутар». Под снегом деревья согнулись. Увязая в глубоких сугробах, тащатся по лесу казаки и якуты с ружьями — человек этак сорок. Впереди отряда (проводником) понуро бредет Нюкуус. За ним идут — сотник Атласов, стряпчий Александров и Байаас Никифоров. У заросшего густо деревьями пригорка проводник остановился.

Александров. Ну, где это?..

Нюкуус (показывает рукой). Здесь Манчаары... Дым видишь? Там.

Атласов. Значится прибыли. (Поворачивается к отряду). Приказываю окружить этот пригорок. «Берлога» разбойника здесь. Быстро!

В ЗЕМЛЯНКЕ. ЛЮБОВЬ

Жарко горит огонь в очаге. В красных отсветах пламени на медвежьей шкуре лежат, нагие совсем, Матыйаас и Манчаары. Он горячо, страстно обнимает, целует возлюбленную. Она сладко стонет, гладит его голую спину... Любимый!

ЛЕС. ХМУРОЕ НЕБО

Казаки окружают пригорок, держат ружья наготове. Байаас в нетерпеньи хлещет плеткой ветки деревьев. Александров достал флягу с вином, нервно поеживаясь, отхлебнул. Отряд приготовился брать разбойника.

В ЗЕМЛЯНКЕ. РАЗГОВОР

Манчаары лежит на спине, улыбается. Матыйаас, положив голову на его грудь, гладит друга по плечу, по длинным шелковистым волосам. Какой он все-таки у нее красивый!

Матыйаас. Тыый! Скоро весна... Пять зимних месяцев как пять дней промелькнули. Слышишь?

Манчаары. Тебе хорошо со мной, Матыйаас?

Матыйаас. Такой счастливой как я... я, думаю, нет никого. (Смеется) Разве возможно такое?

Манчаары (снова целует ее). И мне... Матыйаас! Я так счастлив... Счастлив! Счастлив!

Они снова обнимаются, гладят друг друга, насладиться не могут... Вместе!

ЛЕС. ВЫЖИДАНИЕ

От группы отделяется Нюкуус, идет по занесенной снегом знакомой тропинке — к землянке. Все смотрят на него.

В ЗЕМЛЯНКЕ. НОВОСТЬ

Матыйаас. Подожди, любимый... Вот потрогай тут.

Она берет его руку и кладет себе на живот.

Манчаары. А что?..

Матыйаас. Слышишь? Шевелится... Да!

Манчаары. Шевелится? Кто?

Матыйаас. Человек, Манчаары... Наш будущий сын. Я беременна. Наконец-то. Прожила с Байаасом столько лет... и все пустая была, а тут... Ребенок! Он твой!

Манчаары (удивленно). Мой ребенок... Мой сын! (Вскакивает). Сын!

Матыйаас. И назовем его — Кэнчээри. Сын Манчаары пусть будет Кэнчээри. Кэнчээри!

Манчаары (радостно). О Айыы Тангара! Тангара!

Тут раздается стук в дверь землянки. Влюбленные насторожились. Они быстро одеваются, и Манчаары с ружьем в руках подходит к двери.

Манчаары. Кто это?

Голос. Это я, Нюкуус, пришел. Откройте.

Манчаары открыл дверь и за спиной дружка увидел казаков.

Манчаары. Казаки?!

Нюкуус. Да, Манчаары, это казаки. Они окружили землянку... Сорок человек. У тебя выбора нет — выходи.

Манчаары. Ах ты, собака! Предал?.. Предал меня?!

Нюкуус. Не выйдешь — убьют. И меня тоже... (Плачет).

Манчаары. Нет, я не выйду. Не сдамся. Передай, что буду отстреливаться, пока патронов хватит. Зарядов тут много, хватит на всех. Иди!

Он закрыл на крюк дверь, стал раскладывать ружья.

Матыйаас. Ты стрелять... стрелять будешь?

Манчаары. Буду. Выхода нет.

Матыйаас. А я?.. Я тогда тоже буду стрелять. Дай ружье!

Манчаары смотрит на любимую, не знает что ответить. Вот она — смерть!

Матыйаас. Если ты решился, то и я... умру! Не хочу вернуться к Байаасу. Умру лучше вместе с тобой!

Манчаары отложил ружье, несколько растерянно и тревожно посмотрел на нее.

Манчаары. Но... а как же... наш будущий сын? Тоже умрет?

Матыйаас. Сын? (Помолчала). Значит, вместе... Втроем тут погибнем. Пусть будет так.

Наверху раздался предупредительный залп из ружей. Слышны крики.

Манчаары (резко поднялся). Нет, Матыйаас, нет. Я сам.

Матыйаас. Стрелять будешь?

Манчаары. Нет, Матыйаас... стрелять не буду. Оставайтесь. Я сам.

КОНЕЦ

Манчаары с ружьем, опущенным вниз дулом, выходит наверх. Вышло из-за хмурых облаков весеннее солнце и ярко осветило лес, землянку, людей... Казаки поднимают винтовки, целятся. Он стоит один на виду всего отряда, обреченно смотрит на них. Сотник Атласов, покусывая кончик рыжих усов, поднял вверх руку... Сейчас будет команда.

Александров (громко). Не стреляйте! Он, кажется... Он сдается. Я запрещаю! (Стряпчий вышел, встал перед отрядом). Запрещаю!

Манчаары идет прямо к казакам. Подошел ближе, остановился. Сотник зло посмотрел на стряпчего, грязно выругался.

Атласов (смотрит на Манчаары). Что хошь сказать, разбойник? Говори! Почему ружье не бросишь?

Казаки, опасаясь, держат его на мушке. Байаас гневно сжимает кулаки.

Манчаары. Хорошо. Берите меня, но условие есть.

Атласов. Какое условие?

Манчаары. Не бить меня по дороге. Без мордобоя, согласны?

Атласов (усмехаясь). Хорошо, милок. Бить не будем. Сдавайся.

Манчаары, отбросив в снег ружье, сдается. Нюкуус трусливо прячется за дерево. Казаки связали разбойнику за спину руки, повели. Тут Байаас не выдержал — подбежал к нему сзади, плеткой замахнулся... Но Александров поймал его за руку... Остановил.

Александров. Байаас! Убери... Мы ведь договорились... Слышите?

Байаас, ругнувшись, отошел. Из землянки выходит Матыйаас с батыйа любимого в руках. Байаас подбежал к жене... Манчаары остановился и, повернувшись, смотрит на них.

Матыйаас. Байаас! Не подходи, не трогай меня... Руки отрублю! Я больше не твоя жена. У меня есть он... Мой Манчаары! Я буду ждать его. Он вернется еще... Я знаю.

Манчаары понял ее, свою Матыйаас, и, улыбнувшись, пошел дальше. Байаас, обескураженный, ошеломленный всем этим, стоит, смотрит на жену с раскрытым ртом: не верит сказанному. Затем, опомнившись, громко ругаясь, он бросил в снег шапку соболью и, в бессилии, яростно топчет ее. Казаки смеются: «Ну и дурак!».

Манчаары (громко). Прощай, Матыйаас! Любимая! Я вернусь к вам... Верну-у-усь!

Ярче светит мартовское солнце... Манчаары поднимает вверх голову, смотрит на небо и начинает петь.

ЯКУТСК. ОСТРОЖНАЯ ТЮРЬМА

Тусклый коридор. Двери темниц по обе стороны. Начальник тюрьмы Азаров и старик-надзиратель останавливаются перед дверью Манчаары. Азаров смотрит в глазок: «главный преступник» лежит на грязном полу руки раскинув в цепях.

Азаров. Что не сдох еще?

Надзиратель. Десять дней как не есть и не пьет. Сам с собой говорит уже... Все кличет Владыку и шамана какого-то. Стронулся что ль?

Азаров. Намедни сказали, што Владыко сюды собирается прибыть. Ходил, говорят, к самому Областному. Так что, Лазарь, свечи поболе готовь и подмети тута... Понятно?

Манчаары поднимает тяжелые веки... Он слышит невнятную речь, голоса людей, среди которых выделяется голос очень знакомый, громкий и сильный.

Голос Владыки. ... и шло за ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем... Вели с Ним на смерть и двух злодеев. И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону. Иисус же говорил, Тойон Тангара, прости им, ибо не знают, что делают... Тойон Тангара прости им...

Манчаары (в темноте). Прости им... прости! прости!

В ТРОИЦКОМ СОБОРЕ

Стоят прихожане, слушают проповедь Владыки Иннокентия.

Вениаминов (по-якутски). ...Одни из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же напротив унимал его и говорил: или ты не боишься Тойон Тангара, когда и сам осужден на то же? А мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Тангара, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю...

И стоит в Соборе деревянная скульптура распятого Христа, висит икона с распятым Христом и разбойниками рядом... Светлый лик Сына Божьего!

В ТЕМНИЦЕ

...Лежит Манчаары на полу, руки раскинув с цепями, глаза полузакрыты, и кажется ему, что входит в темницу шаман айыы Тэппэк и говорит что-то, словно поет. Сон или явь?

Тэппэк. ...рожденный на Средней земле, ты, имеющий быстрые ноги, руки сильные, хваткие, имеющий гибкий язык и рот говорящий слова, слова стопудовые, тяжкие... глаза твои зоркие, рысьи, метущие стрелы подобные молниям, и сердце, что громко и быстро стучит «табыком кыргыса», обещая возмездие, месть... Ты неистовый, ярый, приносящий врагам своим — ужас и страх... крах и огонь... Ты кто?

Манчаары (бормочет). Знаю, Тэппэк, что к черте своей черной, последней иду... душа отрывается от тела... Что будет, скажи мне? «Кыраман» или в «дьабын» улетит кут-душа моя главная? Тяжесть «аньы» тянет вниз, цепями висит на руках и ногах — не отпускает меня... «Кыраман» — это страшно... Это возмездие! Вечные муки! Горе мое!

Тэппэк. «Салгын-кут» — улетит, растворится, а твой «буор-кут» — останется в земле... А «ийэ-кут» — самая главная Сущность твоя, где она будет, то скажет тебе Великий вестник Айыы Тангара! Жди его... он придет...

Исчезло видение, шаман айыы в темноте растворился. Снова стены темницы, с решеткой окно, дверь железом обитая... Глухо.

Голос. ...Царь Небесный, Утешитель, Дух Истины, который везде существуешь и все Собою наполняешь...

Идут по коридору тюрьмы трое в длинных одеждах... Шаги.

Голос Владыки. ... источник всякого добра и Податель жизни, приди и вселись в нас, и очисти нас от всякой нечистоты, и спаси, Милосердный, наши души... Освободи и душу спаси его, Тойон Тангара! Тойон Тангара!

Со скрипом и грохотом дверь темницы раскрылась... Манчаары приподнялся и смотрит: пришло много свету! Видит лик Тангара, сияющий, белый!

Вениаминов вошел в темницу, остановился. Он молча смотрит на узника, улыбается. И понял Манчаары — это спасение! Он выпрямился, медленно встал. В глазах Манчаары радость и вера. Да, значит, снова он будет там, где аласы цветущие, где птицы парят в вышине, где юноши и девушки в чистых, белых одеждах танцуют, поют... Он видит себя: молодой, светлоликий Манчаары, свободный, на белом коне!

ВОЗВРАЩЕНИЕ МАНЧААРЫ

Ярко светит солнце, алас в пестрых цветах, поет, заливается в небе жаворонок... Манчаары, худой, сильно постаревший, в рваной тюремной одежде своей идет по пыльной дороге. Вдруг он видит, что на пригорке люди стоят, его земляки: юноши и девушки, Кенчех, Нюкуус, старик Тэппэк, Суруксут, абага Чоочо, Кэтэриис с детьми и внуками, князь Байаас хмуро смотрит на него... И стоит Матыйаас, его Матыйаас с мальчиком двенадцати лет. Кто это? Люди стоят, молча смотрят с пригорка на «знаменитого разбойника». С чем это он к ним возвращается? Манчаары остановился и ВСТАЛ НА КОЛЕНИ. В глазах его — боль, любовь и прощение. Тэппэк медленно, благославляя, поднимает вверх руки. Бырастыы!

Конец.

Hosted by uCoz