На первую страницу номера

На главную страницу журнала

Написать письмо

Петр ВИНОКУРОВ

На раскопках могилы повешенного монастыревца Л.М.Коган-Бернштейна. 15 августа 1930 г. Слева направо: Волков А. Н. — сотрудник музея, Ковинин М.И. — директор музеи, Мышкин М.П. — врач, Николаев А.А. — заведующий Якутгоскино, Попов П.В. — сотрудник музея, дети Попова П.В. — Галина и Марианна.

подводе


Г.В.Ксенофонтов


М.И.Ковинин

...Гавриил Васильевич заканчивал работу над первым томом своей книги “Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов”. Работа, как известно, строилась в основном на фольклорном материале. Автор стремился привлечь по возможности широко и другие источники, в том числе археологические. Но, как справедливо отмечено в предисловии к труду, Якутия в то время в археологическом отношении была “обследована очень мало”.1 И, конечно, не случайно то, что еще на заседании Областного бюро краеведения 15 июля 1933 г. Гавриил Васильевич весьма остро поднял вопросы как учета и охраны древних памятников, так и их археологического изучения. Идею горячо поддержали.2

Прошло всего несколько дней, только истекал июль, а археологическая экспедиция, снаряженная Якутским областным музеем им. Ем. Ярославского в составе Ковинина М.И. — директора музея и Ксенофонтова Г.В. — известного этнографа и фольклориста, уже приступила к исследованиям на территории Западно-Кангаласского района.

30 июля работы экспедиции, по предложению Г.В.Ксенофонтова, начались с небольшого разведочного раскопа, сделанного на неолитической стоянке на р. Куллаты в Хахсытском наслеге. Два часа работы дали “кое-какие материалы”3. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы памятником заинтересовались и лет через десять здесь заработали лопаты участников Ленской историко-археологической экспедиции А.П.Окладникова — друга Гавриила Васильевича, а в результате был выявлен один из интереснейших неолитических поселений в Сибири.

В 10 часов вечера на частной подводе, нанятой в с. Табаге, экскурсанты прибыли в Октемцы. Здесь, первым делом путем расспросов стариков, например, 65-летнего Алексея Михайловича Денисова, собрали сведения о ближайших местах древнеякутских захоронений. На завтра решили ехать через распадок “Эбэ аана” к группе погребений в местности “Хоногор унуо5а”, где, как уверяли информаторы, имелись “древнейшие и даже дохристианские захоронения”.4

Утром в нассовете 1-го Октемского наслега участники экспедиции, предъявив документы, доложив о целях и задачах экспедиции, попросили возможного содействия. Однако в связи с разгаром уборочной кампании и мобилизацией на нее всех сил и средств наслега помощь выразилась лишь в том, что только к вечеру получили подводу, и то бычью, и полуинвалида в качестве помощника. Пришлось обратиться к комсомольской ячейке, пообещавшей подсобить рабочей силой. Так, едва-едва уладив организационные вопросы, экскурсанты, наконец, двинулись в сторону распадка “Эбэ аана”, но, не доезжая дотуда заинтересовались древним на вид захоронением у самой трактовой дороги и не удержались от соблазна исследовать его. А так как время уже было позднее, здесь заночевали и работу закончили на следующий день.

Погребение, надо сказать, не обмануло надежд экскурсантов. Правда, труп сильно истлел, а об одежде покойника нельзя было сказать более того, что “на трупе, видимо, короткая одежда, подбитая мехом”. В короткой, ниже колен обуви М.И.Ковинин подметил отсутствие в головках обычных для якутских этэрбэсов (торбазов) носков. Из гроба-колоды подняли ножны, кожаную сумочку с шитым орнаментом, под колодой — остатки лука, колчан с 7-ю стрелами с железными, костяными и деревянными наконечниками, вне гробницы — остатки седла и узды. Почти все вещи были столь разрушены, что рассыпались подчас при легком прикосновении. Все же некоторые предметы сравнительно лучшей сохранности и представляющие несомненный научный интерес положили начало коллекции экспедиции5

В местности “Хоногор унуо5а”, находящейся в километре от распадка “Эбэ аана”, было раскопано погребение, примечательное внушительными размерами и изяществом художественной отделки надмогильного сооружения, к тому же показавшееся экскурсантам “очень старым” в окружении памятников со следами христианских крестов. “У намеченной могилы”, — записал М.И.Ковинин в полевом дневнике, — положили очень много труда, т.к. могила оказалась глубокой (гроб залегал на глубине 1,5 м. — /7.6.) и в глинистой почве, глубине совершенно промерзшей”. Еле управились с помощью посланных комсомольской ячейкой двух ребят. Однако эти старания оказались напрасными — погребение ребенка с крестом на крыше гроба “не дала никаких результатов”.6 Расстроенные неудачей экскурсанты, отпустив комсомольцев, кстати, проговорившихся о своей боязни покойников, спустились обратно на долину.

Переночевав в Октемцах, М.И.Ковинин и Г.В.Ксенофонтов направились к месту “Сар удаган унуо5а”, связанному с легендами об удаганке Сар, к группе так же считавшихся “древнейшими” захоронений. В Октемцах заручились помощью еще одного рабочего. Однако, узнав, что приступают к раскопке захоронения самой удаганки, тот вовсе отказался поднять лопату. Преодолеть суеверный страх ему помогла “добрая чарка”. Оказалось, что и волновался он зря — в гробу лежала не удаганка, а “старик с растительностью на подбородке и с длинными седыми волосами”. Верхняя одежда покойника имела вид кафтана, застегивалась металлическими пуговицами. Торбаза были короткие, ниже колен, под ними — шерстяные фабричного производства чулки. Головки обуви и здесь не имели носков. На голове — меховая шапка. Другой такой головной убор лежал на левом боку. К сожалению, форму ни той, ни другой установить не удалось. Из вещей ничего кроме трубки в сумочке с табаком, заложенной за голенища обуви правой ноги, не нашли.7 Впрочем, иного результата от христианского захоронения — над надмогильным сооружением высился крест и нельзя было ожидать. Такая же картина предстала перед экскурсантами и когда вскрыли следующее, находящееся южнее, женское захоронение явно позднего возраста.8 Значит, ни то, ни другое погребение не приоткрыли завесу тайны удаганки Сар.

Вечером того же дня, прекратив малоценные в научном отношении раскопки, М.И.Ковинин и Г.В.Ксенофонтов при содействии сотрудника ГПУ В.С.Ефимова направились к месту захоронения легендарного кангаласского князца Мазары Бозекова — “основной цели путешествия”.9 Заночевали в местности “Истээх аана”, откуда на сопке “Туекэй быраана” хорошо виднелось надмогильное сооружение погребения князца. Первостепенный интерес экскурсантов к этому памятнику был понятен — тут сыграли свою роль и знатное происхождение Мазары от рода самого Тыгына, и популярность в народе его самого, как неординарной личности, яркой политической фигуры своего времени, и, наконец, возможность получить ценные археологические данные, уходящие вглубь XVII в. Октемский и Жерский наслеги дали на подмогу для раскопки могилы знаменитого предка трех рабочих, нашелся и доброволец — учащийся Полион Тимофеев.

Надмогильное сооружение погребения состояло из двух срубов — внешнего и внутреннего. Время не пощадило первый, сильно разрушенный, а вот последний, благодаря поперечным связкам посередине, плотно подогнанным бревнам, словом, добротности рубления, значительно сохранился. Деревянный настил гробницы, покрытый берестой в три слоя, показался на глубине 60 см. Здесь в южной части поверх бересты обнаружили круглый металлический предмет, напоминающий украшение головного убора (“туосахта”). В гробу увидели мужчину не ниже среднего роста. Лицо покрыто мехом. Богатая, судя по встречающимся фрагментам разной дорогой материи, одежда вся истлела. Более сохранились положенные рядом кожаные штаны и две пары кожаной обуви.10 На кистях левой и правой рук имелись перстни с фигурными изображениями, причем, один был украшен цветным камнем. Из гроба также подняли три пуговицы с эмалированной инкрустацией и нечто вроде запонки опять-таки со следами эмали, а еще металлические части пояса, колчан с 18-ю стрелами с железными и костяными наконечниками, пальмы (батас, батыйа), нож с костяной рукояткой со следами эмалевой инкрустации. Сбоку у гроба, в пространстве, отделенной поставленной на ребро плахой, обнаружили железный котел, небольшой симир (сосуд для наливания кумыса), кытыйа (деревянную чашу), седло с серебряными орнаментированными накладками на передней луке.11 Согласитесь, что вскрытие могилы Мазары с лихвой оправдало надежды экскурсантов на получение ценных находок и они с полным основанием могли отметить: “Раскопка Мазары дала нам интересные результаты”.12

В тот же день, ободренные успехом экскурсанты раскопали еще одну, по их предположению, “еще более древнюю” могилу, имевшую, как оказалось, действительно старинный инвентарь. Так, в гробнице обнаружили трехножный чорон (кумысный кубок), маленький симир, копья, лук со стрелами, плеть-скребницу, седло и остатки узды. Из сохранившихся элементов одежды особенно интересен набедренник, орнаментированный красками. Из гроба также извлечены части пояса, нож, металлические пуговицы и бусинки, возможно, служившие пуговицами нательной одежды. '-

4 августа Гавриил Васильевич и Михаил Иокимович целый день посвятили документации, фотографированию и упаковке собранного материала. Все это отправили в Покровск на имя упомянутого В.С.Ефимова на сохранение до их приезда. Закончив с этим, вечером выехали в Малтанцы к могиле Софрона Сыранова — депутата екатерининской комиссии по написанию нового Уложения, кангаласского князца, именуемого в народной молве “Депутатом”. По дороге, попав под проливной долждь, экскурсанты промокли, что говорится, до последней нитки и на полпути пришлось заночевать.14

5 августа в местности “Алаатый” Жер-ского наслега целый день прождали обещанную подводу. При такой скоротечной экспедиции это было большой потерей. Раздражение экскурсантов хорошо чувствуется в словах: “Плетемся медленно, то на быках, то на развалившейся телеге — приходится часто идти пешком, положив багаж на одну бычью подводу”.15 И в этот раз, так и не дождавшись спасительной второй подводы до утра следующего дня, тронулись дальше пешком. Не дойдя всего версту до места погребения Сыра-нова, экскурсанты заночевали в местности “Хойуудай”. Неторопливый разговор с гостеприимными хозяевами, конечно, вертелся вокруг намеченного объекта исследования. Те поведали, что “во время похорон недалеко от могилы, под большой лиственницей зарыли лошадь Сыра-нова живьем, с верховой упряжью” и что “после того, как зарыли лошадь, кто-то раскопал ее с целью воспользоваться ее мясом”. Вспомнили и о том, что “немного в стороне от могилы Сыранова есть место, представляющее большое скопище животных костей” и объясняли это тем, что “здесь справлялась тризна при похоронах Сыранова”.16

Все эти сохранившиеся в народной памяти действия происходили на северной возвышенности аласа “Мунугун”, куда 7 августа прибыли экскурсанты для раскопки погребения “Депутата”. Надмогильное сооружение по всем статьям соответствовало общественному положению, рангу захороненного. Это была капитальная постройка амбарного типа с окном и дверью, с охлупнем с конскими головами на концах, полом из плах. Внутри — полка по ширине и скамейка по длине сруба, обнаружили также остатки стола. Если еще представить свидетельства присутствующих стариков о наличии здесь прежде различной утвари, то получалась почти обстановка дома, где родне или просто прохожим можно было посидеть, помянуть покойника, что в старину, несомненно, и делалось. Решили произвести раскопку, не трогая столь замечательное сооружение, удалив лишь настил пола.

Гроб из широких, тонко выструганных досок находился внутри двойной гробницы. Между внутренней из них и гробом лежала переметная сума, из которой извлекли обувь, рукавицы, гарусную рубашку, плисовые штаны, жилетку и обычный якутский нож. По словам М.И.Ковинина, ни сама сума, ни ее содержание не представляли “ничего замечательного”. При вскрытии гроба, к удивлению присутствующих, внутри оказался — еще другой, плотно втиснутый, весь обитый сукном.

Как известно, в 1790 г. С.Сыранов был крещен. Отсюда и подчеркнуто христианская атрибутика захоронения. Одежда — под кафтаном короткая меховая одежда, дальше — нательная тканевая рубашка. На голове — меховая шапка, лицо покрыто мехом. Покойник опоясан гарусным длинным кушаком, шея обмотана шелковым шарфом. На груди под одеждой хрустальный крестик на шнуре. Руки покойника согнуты в локтях и сложены поперек груди.17

В непосредственной близости от могилы Сыранова имелись и другие захоронения, которые, по уверениям некоторых присутствующих при раскопках жителей, принадлежали сыновьям и родне “Депутата”. Экскурсанты решили оставить их в покое, справедливо полагая, что “раскопки христианского времени ничего не дадут интересного”.18

8 августа М.И.Ковинин и Г.В.Ксенофонтов, взяв направление в сторону Немюгинского наслега, к заходу солнца доехали до летника “Эриэкэп”. На следующий день, по информациям местных жителей, наметили здесь 3—4 более или менее старинных на вид, но не связанных ни с какими преданиями, захоронений. Раскопав один из них и не обнаружив “каких-либо предметов, достойных внимания”, экскурсанты переключились на поиски захоронения легендарного предка немюгинцев Идельги.19 Гавриил Васильевич надеялся на археологическое подтверждение имевшихся у него фольклорных материалов об этой личности. Как водится, перво-наперво обратились за помощью к старикам. Они утверждали о наличии здесь последнего пристанища многих видных и богатых людей, упоминали о двух сожженных арангасах (надземных захоронениях), говорили и о погребении Идельги, но никаких видимых его признаков указать не могли. Чуть заметные остатки надмогильного сооружения будто бы видели в детстве лишь глубокие старики. Единственное, за что можно было ухватиться из народной молвы — это указание на повалившуюся коновязь, которая якобы была поставлена во время похорон Идельги недалеко от его могилы. Экскурсантов особенно не могло не заинтересовать сообщение, что вместе с Идельги живыми были зарыты его лошадь и слуга.20

10 августа на предпологаемом месте погребения Идельги в 3-х верстах от летника “Эриэкэп” действительно нашли повалившуюся коновязь, а в 10 — 12м. от нее и следы могилы. Казалось, все пока совпадало. Но когда, вскрыв двойную гробницу, открыли гроб-колоду, то увидели не мужчину, а мумифицировавшийся труп женщины. Можно себе представить все разочарование экскурсантов, однако, думается, что последующее обследование памятника как-то подняло их настроение, ибо погребение дало достаточно интересный в научном плане чисто якутский инвентарь. В промежутке между внутренней гробницей и гробом обнаружили седло, узду, деревянную чашку, си-мир; на покойнице были одеты шапка с рогами, шуба (бууктаах сон), за которой следовали средняя и нательная одежда из шелковой материи; обувь — богато украшенные бисером и вышивкой ровдужные торбаза.

Тщательный поиск погребения Идельги велся до конца дня, но, увы, безрезультативно. Заночевав в летнике, М.И.Ковынин и Г.В.Ксенофонтов утром продолжили путь и к вечеру добрались до станции Немюгинская.21

14 — 15 августа в 4-м Мальжегарском наслеге, на острове “Тит Ары”, где родился Гавриил Васильевич, в местности “Эбэ исэ” были обследованы три безвестных захоронения. Первая могила оказалась промерзшей до такой степени, что “вскрыв сруб и колоду оставили для оттаивания льда”. Тем временем приступили к изучению другого памятника, значительно пополнившего багаж экспедиции. В могиле между гробницей и гробом были найдены седло с оригинальными медными стременами, деревянная чаша с остатками пищи и деревянной ложкой, си-мир, железный котел, топор, колчан со стрелами, лук с сохранившейся тетивой, копье, плетка, узда, украшенная серебряными пластинками и деревянная трость с поперечной рукояткой; в гробу — переметные сумы с орнаментом, нанесенным черной и красной красками,опахало, меховое одеяло, шапка, трость с костяным набалдашником, сумочка, украшенная бисером и металлическими бляшками, пояс с нашитыми серебряными пластинками, якутский нож и т.п. Покойник за исключением нательной рубашки был весь в меху. На верхушке меховой шапки — металлическая пластинка. Шея обмотана шелковым платком. На ногах надеты длинные, выше колен ровдужные торбаза.

Уже заканчивая эту раскопку, при обследовании четырех сторон вне гробницы, экскурсанты обнаружили “еще одно сооружение, представляющее из себя длинный и широкий квадрат, стенки которого сложены из тонких круглых бревен”. В открывшемся новом помещении, заполненном толстым слоем угля, обнаружили хомут, глиняный орнаментированный горшок, суму с вложенной в нее боковиной лошади.

Привычная для любой экспедиции чересполосица удач и неудач случилась и в раскопках на “Эбэ исэ”. Следующее погребение, в архитектуре надмогильного сооружения которого соседствовали и языческая в виде лошадиных голов на концах охлупней и христианская в виде креста на коньке элементы, в отличие от предыдущего богатого захоронения не имело вообще никакого инвентаря.

15 августа вернулись к первой, оставленной для оттаивания, могиле. Извлекли железный котел с остатками пищи, деревянную ложку, деревянную чашу, части лука, несколько стрел в колчане, пальму, части седла. Мерзлота все же помешала полному обследованию данного погребения. “Внутренность гроба, как и самый труп остались совершенно нетронутыми”, — читаем в полевом дневнике М.И.Ковинина. Остаток дня экскурсанты посвятили раскопке последнего, 13-го погребения, изученного экспедицией. Здесь, наряду с обычным набором вещей, таких, как деревянная чаша, симир, скребок, топор, узда, обнаружили три табакерки разной величины, два кожаных мешочка с медными монетами.22

Итак, в течение всего 16-ти дней было произведено 13 раскопок. Извлеченные 154 предмета поступили в Якутский областной музей. Из них в более или менее хорошей сохранности оказались лишь около 30-ти вещей.23 Они в первое время экспонировались, но затем заменились новыми, значительно лучшей сохранности, находками из раскопок последующих экспедиций музея, а в фондах ввиду очень низкого состояния учета и хранения, характерного в то время, были утеряны или затерялись в общей массе новых поступлений. Из фотографий, сделанных М.И.Ковининым, сохранился лишь один снимок круглой металлической пластинки (“туосахта”). Материалы экспедиции, если не считать репродукции обуви из погребения М.Бозекова в работах художника-этнографа М.М.Носова,24 нигде не опубликованы. В силу всего этого понятно то, почему мы так мало знали об этой экспедиции. Хуже того — она казалась нам неудачной, не сказавшей ничего науке. Как прослежено в данной статье, на самом деле все было отнюдь не так, у экспедиции, как это обычно случается, были свои и минусы и плюсы. Тут главный критерий — это, конечно, ценность находок. И что же здесь мы видим?

Возьмем одежду. Были найдены интересные вещи, к сожалению, очень плохой сохранности, снижавшей их научную ценность. Обнаружили головной убор двух типов: “глухие” шапки и шапки с двумя рогами. Первые экскурсанты не без основания сближали с тунгусскими.25 Как указывает известный археолог и этнограф И.В.Константинов, к этому типу относились шапки кетов, сроков, негидальцев, долганов, эвенков, эвенов, северных якутов, юкагиров и эскимосов.26 К числу наиболее ценных своих находок экскурсанты отнесли шапку с рогами из женского погребения27 — это действительно редкая находка, тем более, что она имела прикрепленную спереди круглую металлическую пластинку,а это встречается не у всех таких шапок. Исследователи считают эти головные уборы архаическим элементом, уходящим в глубь культуры степных кочевников.28

Верхняя одежда во всех погребениях столь сильно истлела, что экскурсанты воздержались от ее какой-то характеристики, определения типов. Только в шубе из женского захоронения в местности “Эриэкэп” они рискнули предположить “бууктаах сон” (шуба с меховой опушкой).29 Среди находок оказался такой собственно якутский и в то же время редко встречающийся вид защитной одежды, как набедренник. По поводу уникальности этой своей находки экскурсанты точно отметили, что “вообще набедренники представляют очень интересный и оригинальный элемент одежды, очевидно, древней”.30

Обнаружена исключительно ровдужная обувь. В качестве особенности некоторых находок экскурсанты указывают на то, что “головки обуви без носков”.3' Тут, видимо, речь идет об обуви с прямо срезанным углом носка, которую И.В.Константинов выделил в отдельный, редко встречающийся тип.32 Из обнаруженных образцов была изъята мужская и женская обувь с оригинальными орнаментами. Торбаза, найденные в погребении М.Бозекова, М.М.Носов назвал “образцом народной мужской ровдужной обуви конца XVII и первой половины XVIII ст.”33

Извлеченные вещи позволяют получить достаточно полное представление о домашней утвари якутов. Обнаружены образцы и железной, и деревянной, и глиняной посуды. Это — котлы, чаши, горшки и т.п. Неожиданно обнаружение железного котла в женском захоронении, они, как правило, присутствуют только в мужских погребениях. Столь же таинственна находка глиняного горшка в захоронении взрослого человека, ибо они сопровождают детские. Исследователи это объясняют тем, что горшки, имея связь с духом домашнего очага и этим самым принадлежа к категории чистых существ, не могли быть положенными с взрослым умершим, смерть которого означала переход его в категорию нечистых существ, а дети невинны даже после смерти.34

Экскурсанты взяли с собой 3 старинных лука и 2 колчана с наборами стрел с железными, костяными и деревянными наконечниками. Любопытно, что из могилы Мазары извлекли колчан с 18-ю стрелами, тогда как даже самым знаменитым людям было принято класть 9 или 13. И колчаны, и стрелы, особенно стрелы с костяными наконечниками, сильно заинтересовали Г.В.Ксенофонтова, что видно из сделанных им тщательных зарисовок. Рядом видим рисунок лука с тетивой, найденного на острове “Тит Ары” в местности “Эбэ исэ”.35 Тетива обычно разрушается и поэтому эта находка даже в этом плане представляет определенный интерес. Хорошо сохранившаяся кибити состояла из березовой и лиственничной слоев, обычных для луков северного типа. В полевых записях М.И.Ковинина, наряду с разновидностями пальмы (батас, батыйа), указываются находки длинного “копья-тайыы” и короткого копья.36 Это весьма примечательный факт, если учесть, что копья в порусское время имели все более редкое применение и что их, как оружие, по некоторым соображениям, не клали с покойниками. Однако, надо иметь в виду и то, что Ковинин под копьями, возможно, подразумевал те же батас и батыйа.

По найденным материалам вполне можно судить об убранстве верхового коня. В первом же раскопанном погребении оказались части характерного для инвентаря якутских погребений XVIII в. седла с металлическими пластинками. В послед-чих заметили наличие орнамента, что так просто не удается из-за сильного окисления железа. Еще более замечательной находкой явилось седло из могилы Мазары, имевшее на передней луке серебряную накладку со сквозным орнаментом. Экскурсантов еще ждали находки узды с серебряными пластинками, медных стремян, плетей, приспособленных и как скребницы и т.п. интересного. А еще извлекли хомут. Якуты не снабжали покойников санной упряжью и эта вещь, насколько нам известно,пока единственная находка такого рода.

К чести экскурсантов надо отметить, что они с самого начала обратили большое внимание на своеобразные надмогильные и могильные сооружения изученных погребений. Здесь, как и следовало ожидать, особняком стояли захоронение князцов М.Бозекова и С.Сыранова. Они выделялись и размерами, и архитектурой, и отделкой. У Бозекова надмогильное сооружение, а у Сыранова гробница и гроб — двойные. Надмогильные срубы — типа амбара, который, по датировке И.В.Константинова, относится к концу XVIII и началу XIX вв. Сруб Сыранова был рублен настолько капитально, что экскурсанты, как указано выше, не решились его трогать, проводя раскопку, лишь сняв настил пола. В общем, погребальные памятники и в плане архитектуры, и в плане техники сооружения свидетельствовали о довольно высоком уровне деревянного зодчества и строительного дела у древних якутов.

Как видно,экспедиция М.И.Ковинина и Г.В.Ксенофонтова за короткий срок проделала огромную работу, раскопки велись, что говорится, не покладая рук. Конечно, не обошлось без понятных при таких темпах работы накладок и издержек. Мешали и другие объективные и субъективные причины. И Ковинин, и Ксенофонтов не имели специальной археологической подготовки, хотя оба имели немалый опыт полевых работа. Сведения об объектах исследования они добывали на ходу, так как в их распоряжении были только кое-какие данные о погребениях легендарного Идельги и исторических личностей — М.Бозекова и С.Сыранова, Вместе с тем никак нельзя сказать, что раскопки велись на голом энтузиазме, дилетантски. Наоборот, документация экспедиции свидетельствует, что экскурсанты вполне владели методикой и техникой изучения древних захоронений — описание, измерения, фотографирование и т.д. — все делалось как положено. В связи с этим трудно согласиться с утверждением А.Н.Дьячковой о том, что “раскопки велись не на высоком уровне”.37

Собранный материал был выставлен на обозрение в экспозиции Якутского областного музея, т.е. результаты экспедиции стали достоянием широких масс. Люди получили возможность воочию увидеть то, во что одевались, чем пользовались, что умели и ценили их далекие предки. Этому еще в большей степени способствовали зарисовки находок в натуральную величину, мастерски выполненные М.М.Носовым. Надо сказать, что именно с этих опытов Михаил Михайлович начал подвижническую работу по изучению материальной культуры якутов XVIII — начала XIX вв., ставшую делом всей его жизни.

М.И.Ковинин и Г.В.Ксенофонтов в свое время обратили взоры на археологические памятники якутян, как до них к еще не востребованному важнейшему историческому источнику. По большому счету, они организовали первую специальную экспедицию по обследованию древнеякутских погребений, положив начало к переходу от единичных, случайных работ к согласованным, продуманным исследованиям в данном направлении. В этом и в том, что экспедиция наглядно доказала научное и познавательное значение погребального материала — ее место и значение в археологическом изучении края.

...Первый том книги “Ураангхай сахалар” был издан в 1937 г. К этому времени Гавриил Васильевич уже заканчивал работу над вторым томом, посвященным исследованию происхождения жителей центральных якутских улусов. Том не увидел свет, как труд “врага народа”. Судьба рукописи неизвестна. Возможно, в этой работе нашли отражение находки описанной экспедиции. По крайней мере, в архиве Якутского научного центра СО РАН нами обнаружена папка с бумагами Гавриила Васильевича, содержимое которой представляет собой подготовительный материал к сравнительной характеристике этих находок, ориентированной, безусловно, на введение их в научный оборот.38

Литература

1. Ксенофонтов Г. В. Ураангхай сахалар. Очерки по древней истории якутов.Якутск, 1992. Т. 1 - С. 14.

2. Национальный архив РС(Я) (далее: НА РС(Я), ф. 1413, он. 2, д. 334, л. 1-4.

3. Там же, он. I, д. 2, л. !.

4. Там же, л. 4.

5. Там же, л. 1—3.

6. Там же, л. 3, 4.

7. Там же. л. 5, 6.

8. Там же.

9. Там же.

10. Там же, л. 22, 23; ф. 1407, оп. I, д. 25. л. 2, 3.

11. Там же, ф. 1413, оп. I, д. 2л. 23. 24.

12. Там же, л. 8.

13. Там же, л. 25; ф. 1407, оп. I, д. 25, л. 3, 4.

14. Там же, л. 9.

15. Там же, ф. 1413, оп. I, д. 2, л. 10.

16. Там же, л. 11.

17. Там же, л. 27, 28; ф. 1407. оп. 1, д. 25, л. 4.

18. Там же, ф. 1413, оп. I, д. 2, л. 11.

19. Там же, ф. 1407, оп. !, д. 25, л. 5.

20. Там же. ф. 1413, оп. I, д. 2, л. 13, 14.

21. Тим же, л. 14, 30.

22. Там же, ф. 1407, оп. 1, д. 25, л. 6, 7.

23. Там же, л. 2; д. 28, л. 14, 15; Навгородов И.Д. Экспедиции и научные командировки, произведенные музеем с 1891 г. по 1955г.//Сб. науч. статей Якут. респ. краев, музея. — Якутск, 1957. - Вып. 2. - С. 48.

24. Носов М. М. Одежда и ее украшения у якутов XVI 1-Х VIII веков.//Сб. науч. статей Якут. респ. краев, музея. — Якутск, 1955. — Вып. I. — С. 121, 124; Он же. Художественные бытовые изделия якутов XVIII — начала XX веков. —Якутск, 1988. —С. П, 46.

25. НА РС(Я), ф. 1413, оп. I, д. 2, .1. 21.

26. Константинов И. В. Материальна культура якутов XVIII века. — Якутск. 1971. - С. 53.

27. НА РС(Я), ф. 1407, оп. I, д. 28, л. 14.

28. Окладников А.П. Якутия до присоединения к Русскому государству. — М. —Л.. 1955. - С. 255.

29. НА РС(Я), ф. 1407, оп. I, д. 25, л. 31.

30. Там же, ф. 1413, оп. 1, д. 2, л. 25.

31. Там же, ф. 1407, оп. I, д. 25, л. I.

32. Константинов И. В. Указ. соч. — С. 75.

33. Носов М. М. Одежда и ее украшения у якутов XVII—XVI II веков. - С. 124.

34. Константинов И. В. Указ. соч. — С. 89.

35. Научный архив ЯНЦ, ф. 4, оп. I, д. 28, л. 2-7.

36. НА РС(Я), ф. 1413, оп. 1, д. 2. л. 26; д. 25, л. 6; ф. 1407, оп. I, д. 28, л. 5.

37. Ксенофонтов Г.В. Шаманизм. Избранные труды (Публикации 1928—1929 гг.). — Якутск, 1992. - С. 14.

38. Научный архив ЯНЦ, ф. 4, оп. I, д. 28, л. 1-15.


Петр Васильевич ВИНОКУРОВ, кандидат исторических наук.

Hosted by uCoz