Тунгусское восстание:
ошибок можно было избежать...

Деятельность и образ Михаила Константиновича Артемьева впервые с новых позиций рассмотрел кандидат исторических наук Е.Е. Алексеев (см. "Илин", 1991, № 3). Михаил Константинович родился в 1888 г. в бедной крестьянской семье в Батурусском улусе, но благодаря волевой, необыкновенной натуре, после окончания 4-х классов реального училища стал писарем, затем старостой и старшиной. В смутные времена революции, "военного коммунизма", интервенции он, как и все крупные национальные лидеры, занимал неоднозначные позиции: был комиссаром, председателем ревкома, работал в Комитете малых народностей ЯЦИК. Но Артемьев являлся и страстным борцом против "изгибов " Советской власти в 1922, 1924-1925, 1927-1928 годах.
Публикуемый ниже материал взят нами из секретных фондов Национального архива PC (Я). Этот доклад был прочитан П.А. Ойунским и по нему М.К.Артемьев был амнистирован в 1925 г. В 1928 г. за участие в движении конфедералистов, после ужасных пыток в ГПУ, был расстрелян. Где он погребен неизвестно и поныне.

Егор АНТОНОВ,
кандидат исторических наук.

ДОКЛАД

До 1921 г. я ни в каких противосоветских организациях не участвовал. За последнее время я служил народным учителем. Будучи человеком небогатым, интересы бедного класса населения для меня были не чужды.

В 1921 г. вспыхнуло Коробейниковское движение. Восстал якутский народ против действий агентов, прибегавших к жесточайшим репрессиям и мести в отношении якутского народа, Соввласти. Как повстанцы, так и представители Соввласти, захваченные исторической волной и лихорадочным кошмаром мести друг к другу, Якутию обрекли на братоубийственную резню. В этой лихорадке я никакого как активного, так и пассивного участия не имел.

Когда повстанцы были уже на" речке "Нотора" (на'150 верст от моего местонахождения — Мегинской волости, местность "Куталах", где я учительствовал), я бежал в г. Якутск и поступил на службу в Наробраз. Это было в октябре 1921 г.

Будучи систематически преследуемым некоторыми, подпавшими под влияние рокового исторического момента представителями Соввласти, на почве личных счетов, при осадном положении г. Якутска, я жил в очень сжатой для меня атмосфере и чувствовал себя все время затравленным. С приездом т. Байкалова (в то время Главнокомандующего всеми вооруженными силами Якутии и Северного края) — сгущенная атмосфера рассеялась и только что начали говорить о гуманной политике.

Между тем на похоронах дедушки Каландаришвили, один из ответственных работников Соввласти в резкой форме бросил обвинение на беспартийную интеллигенцию в пассивности в работах советского строительства и поставил на вид, что это не забудется.

Это открытое выступление вселило в моем сознании сомнение в твердости гуманной политики — я решил безвозвратно уйти от Якутии и в этом нашел отзвук и даже мнение среди населения, вокруг которого я вращался. Оно было убеждено, что под гуманной политикой сказывается именно это открытое выступление.

Числа не помню, когда я приехал к себе домой, после короткого промежутка времени штаб повстанцев потребовал меня в Чурапчу и назначил в Амгинское информационное отделение. Конечно, будучи плохо информированным о ходе событий, я не мог бы давать полезную информацию, но к тому же, когда приехал в Амгу на другой же день, она была занята красными частями, а повстанцы отступили в тайгу. Затем от них мы, двое или трое, откололись. В тайге продукты доставали очень скудно, у нас средств не было. Получали сведения о политической жизни Якутии, что там творится и под флагом гуманной политики идет подпольная ликвидация бывших повстанцев, а также продолжается насилие, гнет, реквизиция и мобилизация и т.д. Эти сведения как бы подтвердили мои сомнения о непрочности т.н. "мирной политики", и в связи с этим моя таежная и запуганная жизнь во мне выпекла твердое решение идти против скрытого террора, несущего народу не мир и спокойствие, а меч и разрушение.

Вот таковы были представления тогда о начинающейся в Якутии трезвой жизни у человека, отрезанного от внешнего мира, не имевшего ни духовной, ни нравственной пищи и лишенного во всех отношениях.

Когда получил сведения, что против Соввласти двигается с Охотского побережья Пепеляев с дружиной и остатками якутских повстанцев, под влиянием переживаемого в то время момента, я вступаю в ряды партизан-якутов против военного коммунизма. Это было осенью 1922 г.

В 1923 г., после занятия красными частями слободы Амги, я, находясь в штабе дружины Пепеляева, отступал с ними. Мигом распространился слух, что по занятии Амги красноармейцы упорно искали меня среди военнопленных якутов и по моему адресу пускали разные брани, ругательства, угрозы и пр. Оставаться на родине не было смысла. От дружины Пепеляева я откололся в Нелькане и уехал по направлению к г. Охотску.

В июне 1923 г. я узнал, что г. Охотск и п. Аян заняты красными частями, а Пепеляев сдался. Оставалось мне только придти к Охотским властям и сдать свое оружие. Когда пришел из тайги на устье р. Улья, пошли упорные слухи, что воинские части Охотска допрашивают сдавшихся на их милость, своих бывших вооруженных врагов пытками разного рода. Один из отряда Яныгина, некий Слепцов, по прозвищу "Бужурунка", военвластями был подвергнут страшной пытке: делали острым кинжалом наружную операцию разрезами грудной и брюшной части тела, жгли ноги на костре. Со свежей раной на груди и брюшной части туловища, изувеченными ногами, Слепцову удалось бежать в тайгу и скрываться у тунгусов. Факт был фактом. В связи с этим пошли слухи об исчезновении некоторых граждан. Конечно, при такой атмосфере всякому жить не охота. Я решил остаться в тайге и сидеть безучастно.

В начале 1924 г. тунгусы начали рассказывать о пытках, произведенных Аянскими властями, исчезновении бывших пепеляевцев, добровольно сдавшихся, и арестах мирных жителей Аяна и совслужащих. В одно время Суворовым был арестован зав. Дальстгосторгом Байков и подвергся пытке и избиению. В то время я был в районе Аяна.

В связи с этой репрессией пошли поборы разного рода. Никаких съездов по улучшению благосостояния населения, никакой правильной и здоровой советизации края не было сделано власть имущими. Наоборот, пошли запугивания тунгусов арестами, высылкой за пределы Тунгусии и т.д. Тунгусы заговорили, что при такой власти являлись русские и эти люди обижают, режут, бьют и убивают. Вот тут-то и пробудился у темного, неграмотного тунгуса национальный антогонизм. Этот темный тунгус видел, что зверства эти делают "русские", а не тунгусы или якуты, кроме того эти "русские" выступают как коммунисты и представители Соввласти, а не как отдельные личности. Заволновалась вся тайга. Никакой связи как с иностранцами, так и с Якутией совершенно не было. Поведение Суворова в Оймяконе и других местах и ряд полученных сведений об Охотске заставили тунгусов связаться и с этим районом, где, действительно, потом выяснилось, оказались все виды террора. Так, в лето 1923 г. были высланы партиями камчадалы, якуты, коряки и местные русские. Массовые аресты, пытки и чрезвычайно некорректное отношение к общей массе, налоги разного вида и, наконец, таинственное исчезновение граждан, начиная с 1923 г., например: Готовцева А.В., Бурцева "Кыскан", Прудецкого Д.А., Сивцева И.Г., Посельского А.А., Аянитова С.Ф., Готовцева И.С., и др. В связи со всей этой репрессивностью-конфискация имущества, ценностей и золота у частных граждан: Артамонова А.В., Собакина А.Н., братьев Сивцевых, Арсеньева Г.И. и др.

Представители власти на Охотском побережье не знали языка туземцев, быта, нравов и др. особенностей, вообще, обширной тайги и ее обитателей. Помимо таких громадных, административного характера недостатков, этими отдельными представителями власти допускалась масса грубых ошибок: отсутствие туземных школ, хотя бы одного представителя прокуратуры, представителей от местных тунгусских и др. народностей Севера в совучреждениях, хорошего переводчика для сношения с населением по всем административно-судебным, хозяйственным и политического характера вопросам.

Вот все причины и вызвали Тунгусское народное восстание.

Военные части восставшего народа с оружием в руках занимают Нелькан в 10-х числах мая 1924 г., совработников Якуловского А.В., Попова Ф.Ф. и Корякина, захваченных в Нелькане, отпускают к себе домой в Якутию.

6 июня 1924 г. после 18-часового боя тунгусами был занят п. Аян. Перед занятием, в окрестности Аяна, тунгусским отрядом были захвачены совслужащие. Оцепив п. Аян, тунгусский отряд посылает мирного делегата из совслужащих красному гарнизону для сдачи оружия восставшему тунгусскому народу, без кровопролития, с гарантией неприкосновенности личности сдавшимся.

Командир Суворов командует "в ружье", посылает тунгусскому отряду обратно мирного делегата и предлагает командировать к нему представителей для мирных переговоров. Когда мирная делегация тунгусов подходила к нему на саженей десяток, Суворов открывает по ней огонь. Начали говорить винтовки и пулеметы. В 20 часов Аянский гарнизон сдался. Весь сдавшийся гарнизон тунгусами освобожден и отправлен в Якутию. Никаких расстрелов и репрессий со стороны тунгусов не было сделано. По занятии Аяна из землянок были извлечены два трупа — Протасова и Виноградова, убитых Аянскими военными властями осенью 1923 г. После совершения акта убийства власти распространили слух, что Виноградов и Протасов с последним теплоходом отправлены во Владивосток. Эти лица, Протасов и Виноградов, подвергались страшной пытке: руки и ноги скручены длинной... веревкой (тонкий канат), кости рук и ног переломлены.

Подполковник Захаров убит Суворовым и брошен в бухту, труп его не найден. Все эти лица пришли из тайги с повинной на милость Соввласти и были уничтожены.

В июне месяце был съезд представителей тунгусов. На этом съезде избрали Временное Центральное Тунгусское Национальное Управление, члены которого были тунгусы и решили отделиться от Соввласти, организовав свое самоуправление.

Военные части меня избрали Начальником штаба отрядов, за отсутствием у них военного руководителя, а начальником отрядов избран тунгус, которому подчинялся я.

Галибаров никакой должности не занимал. Числа не помню, в июле штаб приказал конфисковать товароценности Нельканского отделения фирмы "Гудзон бей". Одним из членов Временного Центрального Управления в Нелькане Галибаров был назначен заведующим военно-гражданским складом. Штаб этого не знал, так как Галибаров свое назначение получил в Нелькане в сентябре, а первый находился в Аяне.

В январе с.г. от ЯЦИКа выехала мирная делегация в Нелькан, в составе Давыдова, Оросина и Филиппова. На тунгусском съезде эта делегация информировала о политической жизни в Якутии и о новом советском строительстве вообще. К их докладам съезд отнесся очень недоверчиво. Получались сведения, что бывали случаи в Якутии подпольной ликвидации бывших повстанцев, под флагом какой-то эпидемии, последствием чего получилось уверенное недоверчивое отношение к членам мирной делегации. В них представители тунгусов не видели юридического лица, которое могло бы дать какое-либо решающее руководящее значение в строительстве Соввласти. Уверены были, что члены комиссии, будучи малоавторитетными, в Соввласти хотят заслужить доверие и внимание ее. Говорили, что вчерашний повстанец имеет ли право давать кому-либо "твердую амнистию"?

20 — 23 января с.г. съезд представителей всех родов Тунгусии выставил Соввласти ряд требований, именно: 1) отделение Дальвостока и присоединение Охотского побережья к Якутии; 2) непосредственную инициативу якутов и тунгусов в разрешении политико-экономических, культурно-просветительных и пр. вопросов обеих наций- и 3) устранение от власти коммунистов-террористов. Эти требования в подлиннике были представлены в ЯЦИК через мирную делегацию.

На основании обоюдного договора во время мирных переговоров военные действия были прекращены и никто из сторон не должен был принимать наступательные военные действия. Против договора, по неизвестным нам причинам, путем вооруженного выступления, Петропавловск на Алдане был занят красными частями, когда мирная делегация шла обратно в Якутск. Это нарушение договора со стороны Соввласти вновь подкрепило убеждение тунгусов в нетвердости гуманной политики ее. Мирная делегация была задержана на полпути к Петропавловску и один из них был отпущен в Якутск для информации положения своих товарищей ввиду военного времени.

Когда передовые части тунгусских отрядов прибыли в Алданский район, бывали переписки между руководителями военчасти обоих лагерей. Там писалось много худого и много хорошего. Бывали минуты, когда обе стороны не стеснялись в выражениях. Да, конечно, на театре военных действий под влиянием роковых событий, стороны не воздерживаются от вольных выражений и мы, когда идут на мирном фронте повстанчества, не должны были бы бросать друг другу хотя бы косвенные укоры за прежние выражения на действующих фронтах. Правда, быть может, в этих выражениях никто не виноват, а скажут — виновата "история".

Не имея ничего общего с Галибаровым, во избежание могущих быть злоупотреблений со стороны его, в защиту интересов тунгусского народа, из Алданского района мною сделано распоряжение о конфискации товароценностей Нельканского склада и передаче таковых представителям тунгусского населения и о задержке Галибарова, впредь до особого распоряжения.

В апреле с.г. в целях соединения в Амге с отрядом Барашкова, я с отрядом двинулся туда. По дороге меня догнал Божедонов, отправленный ко мне тт. Кулаковским и Кралиным с предложением о самоликвидации. Мне было информировано тт. Кулаковским, Кралиным и Божедоновым о политической жизни в Соввласти, которые в моем сознании действительно могли создать безвредный юридический мир и в тт. Кулаковском и Кралине я видел подлинное лицо Соввласти после военного коммунизма. Сложить оружие тут же, без участия передовых своих частей, находящихся в Амге, бойцы и комсостав не решились, а в ответ на письмо Кулаковского и Кралина ответил отрицательно и подчеркнул, что личное с Вами свидание нам было необходимо и этого обстоятельства очень и очень желаю. При этом я им писал, что если желаете со мною иметь переговоры, то приезжайте в Амгу — там и решим, а время не терпело — скоро распутица.

В Амге военных действий у меня не было. В то время, когда освободив двух военнопленных, задержанных нами в местности "Бяс", намерен был в ночь на 26 апреля предпринять наступательные действия на конный отряд Фомина в местности "Хатын Кюре", вечером, 25 апреля, ко мне приехали Кулаковский и Божедонов. В частной беседе, примерно в семейной обстановке тт. Кулаковский и Божедонов полностью информируют о новом советском строительстве и меня окончательно убедили в твердости гуманной политики. На другой день у нас состоялось предварительное мирное условие, и мне были даны гарантии неприкосновенности личности для переговоров с отрядом Барашкова и Большойко, оперировавшего в верховьях р. Амги. Гарантия была дана вне зависимости от результатов переговоров. Все военные действия до окончания переговоров с обеих сторон были прекращены. Я должен был ехать через Амгу. Там стоял красный гарнизон под командой Командующего Амгино-Нельканской группой войск ЯАССР И.Я.Строда. Из маленького письма этого красного героя — Ивана Яковлевича Строда я видел, что гарантии неприкосновенности моей личности не будут нарушаться, и я выехал с тт. Кулаковским, Божедоновым и др. в Амгу — красные части в Амге меня встретили торжественно, несмотря на отсутствие И.Я.Строда в то время. Это было 30 апреля.

2 мая выезжаю из Амги вдогонку уходящему к моим частям отряду Барашкова и Большойко. 3 мая в местности "Арылах" вступаю в переговоры с целым отрядом Большойко и Барашкова. Комсостав и бойцы, не желая вступать в сепаратный мир, требуют соединения с моими частями. 5 мая состоялось присоединение. 7 мая вызываю мирную делегацию под председательством т. Кулаковского, прибывшую в Сулгачу в составе членов И.Я.Строда, В.К.Расторгуева при участии тт. Новгородова А.А., Божедонова Н.Н. и др. в местности "Кугдинцы".

Мирную делегацию в составе тт. Кулаковского, Строда и Божедонова встречаю на нейтральной зоне в Кугдинцах. В частной обстановке тт. Кулаковский и Строд меня информируют еще глубже, и я вижу передо мной не "военный коммунизм", а мирное строительство Рабоче-Крестьянской власти. Я со своей стороны убедился в твердости гуманной политики и делаю первые шаги к самоликвидации повстанчества. В связи с гуманной политикой советского строительства все требования тунгусского народа исторически отпадают, а именно: 1) террористов-коммунистов нет, а есть идейные партийные работники; 2) проводится якутизация в интересах национального возрождения; все политические и гражданские права малых народностей рабоче-крестьянской властью защищаются и проводятся в жизнь все методы борьбы против национального гнета и рабства; 3) вопрос о присоединении Тунгусии к ЯАССР находится в стадии обсуждения, и он зависит от желания обитателей ее и умелого подхода к этому вопросу комиссии, возглавляемой Вами и 4) а прочие культурно-экономического характера вопросы будут разрешены до нашего выезда из Якутска, о чем речь будет ниже.

8 мая с тт. Кулаковским и Михайловым выступали на собрании повстанцев в местности "Хатын Кюре". После долгих моих чистосердечных разъяснений о моем убеждении по отношению к Соввласти, в присутствии тт. Кулаковского и Михайлова, поняв сущность Рабоче-Крестьянской власти, бойцы и комсостав единогласно решили сложить оружие.

По приезду в Амгу с отрядами, в целях дальнейшей самоликвидации повстанчества, отправили с общего согласия в Нелькан уполномоченного для предварительных переговоров, как средства агитации.

Когда выехал из Амги в Якутск с Амгино-Нельканской группой войск из Павловска вызвали меня в Чурапчу для переговоров с вновь прибывшим повстанческим отрядом под командой Шараборина. Получив информацию от меня лично об осуществлении Соввластью тех затронутых повстанцами наболевших вопросов, комсостав и бойцы согласились сложить оружие.

Мирный договор заключен 31 мая с.г. Теперь нам понятно, что кроме Рабоче-Крестьянской власти малым народностям никто не принесет правильного политического воспитания, возрождения политических и гражданских прав в мировом масштабе.

Самоликвидация состоялась не из-за страха, она исторически сложилась на основе сознательного признания всеми сдавшимися повстанцами твердой гуманной политики Рабоче-Крестьянской власти, и в данный момент "военный коммунизм" ушел в область преданий и в т.ч. другие виды репрессий.

Тунгусское восстание есть тот исторический акт выражения возмущения народа действием отдельных представителей Соввласти, как это выяснилось на деле на Охотском побережье, а отнюдь не "бандитизмом", т.к. "бандитизм" без грабежей, расстрелов и репрессий не проводится. В данном тунгусском движении таким выступлениям не было места.

Для Тунгусии необходимы следующие задания:

1) на мирные переговоры направить людей авторитетных среди туземного населения, знающих психологию, нравы, обычаи и образ жизни тунгуса, имеющих общий язык (абсолютное большинство тунгусов знают по-якутски) и из лиц, побывавших в центре;

2) объявить всем соучастникам повстанческого движения полную амнистию, с возвращением им всех гражданских и политических прав. Перед вступлением в мирные переговоры освободить из-под ареста сидящих по политическим делам в г. Охотске в доме заключения и таковых разослать по тунгусским стойбищам как средство живой агитации и свидетельство нашей работы здесь и двух якутов, сидящих под арестом во Владивостоке;

3) снабдить тунгусов продуктами, товарами и пр. предметами первой необходимости из Якутии через Нелькан и г. Охотск (по тракту) и из Дальвостока со стороны моря;

4) командировать в таежные районы и морские порты партийных работников и разъездных инструкторов для советизации края и правильной информации о сущности советского строительства с правильным, тактичным подходом к туземному населению, людей опытных, политически зрелых и воспитанных. Очень желательно, чтобы политически-административный подход к тунгусскому населению происходил не через переводчиков, а на общепонятном языке, т.к. при переводе допускаются слишком грубые и неисправимые ошибки;

5) освободить население всего Охотского побережья от всех налогов до восстановления там хозяйства;

6) для поднятия хозяйства, как подспорье к существованию, закрепить за местным населением определенные рыболовные участки;

7) снабдить население долгосрочным кредитом;

8) восстановить тракты Якутск — Охотск, Нелькан — Аян и Нелькан — Усть-Мая. В целях восстановления тракта Аян — Нелькан снабдить Аяно-Нельканский район оленями из Якутии. На первое время перебросить хотя бы 100 оленей на средства ЯЦИКа; 9) выработать особое положение о тунгусах вследствие естественных особенностей данного края.

Местные суровые условия жизни Тунгусии требуют обязательного выполнения нами вышеприведенных необходимых заданий и с таким только подходом к данному вопросу мы можем ликвидировать безболезненно тунгусское восстание и навсегда будем гарантированы от его повторения. При этом необходимо все наши подходы и условия работы согласовать с опытом и методами представителей якутского населения Охотского края.

На основании 4-го пункта наших заданий со своей стороны предлагаю выезд следующих лиц: 1) Божедонова Н.Н., 2) Барашкова Д.С, 3) Олесова Г.П., 4) Пестерева А.Г., 5) Карамзина А.В., 6) Карамзина М.Г., 7) Пинигина А.В., 8) Попова Г.Н., 9) Саввина О., 10) Михайлова А.А. Независимо от сего прошу Вас как Центральную комиссию подтвердить амнистию ЯЦИКа, примененную ко мне.

Со своей стороны, принимая на себя все ответственные работы по делу тунгусского восстания, возложенные на меня Рабоче-Крестьянской властью, льщу надеждой в случае выполнения нами необходимых заданий на благоприятный исход разрешения вопроса по самоликвидации повстанчества. 23 июня 1925 г., г.Якутск.

Бывший уполномоченный Тунгусских Передовых партизанских отрядов
(М.Артемьев)".