О сыне Афанасия Рязанского Асклифеодоте мы располагаем скудными сведениями, почерпнутыми из показаний следователю его сгинувшего на Соловках отца, фрагментов семейной переписки, воспоминаний родственников, которым сегодня за 80. Якут, уроженец Амгинского улуса бежал после разгрома пепеляевщины в Китай, а затем эмигрировал в тридцатилетнем возрасте в Соединенные Штаты. По неподтвержденным сведениям, Асклифеодот Рязанский (пока также неизвестно, под этим ли именем он проживал в США) работал много лет в одном из правительственных учреждений и известен какими-то философскими трудами. Один американец говорил автору данной публикации, что Асклифеодот Рязанский – "известный американский философ", но другой действительно известный в США философ не смог вспомнить автора с такой фамилией, а тем более его труды. Во всяком случае, у автора статьи есть ниточка, которая, как он надеется, может привести туда, где жил и работал якутский эмигрант. Однако идти по этой ниточке не легче, чем по лабиринту легендарного царя Миноса. Есть туго затянутые "узелки", развязать которые непросто.

Вот что пишет о своем сыне Афанасий Петрович Рязанский, содержавшийся в то время под стражей в учреждении с мрачным названием "Якутский центральный Домзак": "Я имею сына-эмигранта Асклифеодота Афанасьевича Рязанского, проживающего в Мукдене. Он родился в апреле 1898 года и образование получил здесь, в г. Якутске – в 1917-18 г. окончил здешнее фельдшерское училище. Он в 1919 г. служил секретарем у тогдашнего окружного комиссара А.Д. Широких, а в 1920 году – секретарем в Губземотделе и летом того же года он скрылся, когда был арестован Оросин Роман Иванович. Я с ним в последний раз виделся здесь, в городе, в декабре месяце 1919 г. Он постоянно проживал в городе, а я в своем улусе в 250 верстах от города Якутска. Впоследствии он в 1922 и 1923 гг. участвовал в повстанческом движении якутов и в последнем году эмигрировал в Китай. Политикой не занимался. В 1928-29 гг. – секретарь Конторы Мукденского торгового агентства Восточно-Китайской железной дороги. Он просил о восстановлении прав советского гражданства, но ему было отказано. Тогда он вынужден был оставить службу в КВЖД. Теперь он служит в Мукденской китайской торговой фирме – корреспондентом ихней переписки на английском языке. Об этом он писал в письмах в 1928 и 1929 гг., присланных по почте.

Летом 1922 г. Асклифеодот был начальником штаба одного отряда, оперировавшего под Якутском, а затем с этим отрядом бежал на Чемукан в Приморской области и в Аяне присоединился к Пепеляеву, когда тот, разбитый, бежал из Якутии. Потом бежал за границу".

В показаниях следователю, датированных 25 декабря 1929 года, Афанасий Рязанский снова упоминает о сыне: "Я на последние письма своего сына Асклифеодота Рязанского, ныне находящегося в Китае, до сих пор не отвечал и никому его адреса не сообщал". В последний раз упоминает о сыне в дополнительных показаниях следователю 24 февраля 1930 года: "Писем от своего сына Аскки Рязанского под псевдонимом "Педди" ни лично, ни через Протодъяконова Даниила Павловича и ни через (фамилия написана неразборчиво) никогда не получал и никогда и ни от кого не слыхал, чтобы он, мой сын, кому-либо писал под этим псевдонимом. Мне же он всегда писал и пишет под своим именем "Аскки". Больше ничего не имею добавить".

Имя Асклифеодота Рязанского "проходит" в материалах следствия по делу его отца не случайно. Переписка с сыном, находившимся за рубежом, послужила формальным поводом для ареста Афанасия Петровича. Если в обвинительном заключении от 9 ноября 1929 года констатируется, что, "...будучи связанным письменно с сыном, находящимся в эмиграции, информировал всю якутскую эмиграцию о всех политических событиях и кризисах в ЯАССР, чем совершил уголовное деяние, предусмотренное ст. 58-2 УК", от 18 ноября 1929 года следователь вынес такое постановление, переквалифицировав статью обвинения: "...активно боролся против рабочего класса, служа у царского и белобандитского правительства и таковую борьбу не оставил до настоящего времени, а посему... предъявить гражданину Рязанскому А.П. обвинение по 58-13 ст. УК". Однако вскоре переписка с сыном была выдвинута на первый план и приобрела уже более угрожающую окраску. В январе 1930 года следователь вынес новое постановление, в котором говорилось, что "принимая во внимание, что следствием по его делу выявляются новые обстоятельства, что он, как крупный интеллигент, поддерживая связь с руководителями банддвижения и через него шла связь интеллигенции с эмигрантами, проживающими в Китае и Японии". Срок следствия был продлен до апреля 1930 года. А потом было постановление "тройки": "Рязанского Афанасия Петровича заключить в Сибирский концетрационный лагерь сроком на три года", живым из которого он не вышел.

Письма Асклифеодота отцу из Китая были изъяты при обыске, предшествовавшем аресту последнего, и, вероятно, утрачены. В деле имеются только три отрывка, отпечатанные на пишущей машинке и заверенные помощником уполномоченногого отдела ЯООГПУ. Они не содержат каких-либо новых биографических данных, однако позволяют получить представление о политической позиции их автора: "У меня много, сравнительно, на этот раз новостей. Первое это то, что я потерял службу на КВЖД в ея Мукденской конторе. Причина – отказ в подданстве первого Соц.Государства мира, что автоматически в моих условиях выражается в лишении службы. Какими данными руководствовались высшие власти названного полиц. государства мне неизвестно, не объявлено. Таким образом, и фактически, и формально я превратился снова в (неразборчиво), говоря по-французски. И кажется навсегда, если не случится что-нибудь неожиданное, но не новое под луной...

Здесь, друг мой, такие доктора, что, если захотят, то могут чужую голову переставить, а не то, что там один доктор хвастается единственным в крае электрокабинетом, оборудованным, надо полагать, по последнему слову науки 12 лет тому назад. Через пять лет планового строительства, надеюсь, обзаведетесь вторым кабинетом.

А то, что у вас ни сена и ни хлеба – это хужей, животы подводит..." (Мукден, 11 мая 1929г.).

"Жду от тебя очередного письма с хронологической таблицей предков. Надеюсь, ты более обстоятельно нарисуешь улусную жизнь как в отношении видов на урожай этого года, так и чем отличается улусная жизнь от старой в бытовом отношении... Мы здесь слышим, что у вас там сосланы 180 человек, какая причина послужила этому, пиши...

Мы любим почитать, пофилософствовать и покритиковать вашу пятилетку, в продолжении каковой ваша страна обещает быть не хуже Европы во всех отношениях. Мечты, мечты, где ваша сладость – хотелось бы сказать.

О моем адресе оповести кого следует..." (Мукден, 9 июня 1929 г.).

"...Не забудь передать мой привет всем им (сонаслежникам), в частности таким людям, как Д.Осипов, Петр Рязанский, братом (так в оригинале. – О.Я.) и городским интеллигентам, которых я знавал, и в особенности И.Г.Белых, которого я очень часто вспоминаю". (9 июля 1929 г.).

Вот и все сведения о Асклифеодоте Рязанском, которые подтверждаются документально. Автор данной публикации располагает и другими данными, но не может положиться на их достоверность. Они нуждаются в тщательной проверке.

Кто знает, может быть Асклифеодот Афанасьевич не раз благодарил судьбу за то, что ему было отказано в обретении подданства Советского государства. Наверняка жизнь его оказалась бы намного короче той, что он прожил на чужбине. Какова она была, эта жизнь?

Какой след оставил в стране за океаном эмигрант из Якутии? Автор публикации не теряет надежды, что ему в конце концов удастся ответить на эти вопросы.

Небезынтересна личность отца Асклифеодота Афанасия Петровича Рязанского – человека трагической судьбы. Личностью же он был, без всякого сомнения, неординарной. Вот его собственноручные записи в анкете, заполненной при аресте 15 ноября 1927 года в его доме в Саморсунском наслеге Амгинского улуса:

"Год рождения: 1 января 1873 г.

Образование: 4 класса Якутской прогимназии.

Состав семьи: жена Мария Игнатьевна (47 лет, слепая); дочь Александра, 15 лет. Больна туберкулезом; дочь Фекла, 5 лет.

Партийность: беспартийный.

Профессия: домашняя работа.

Место работы: безработный теперь.

Состоял ли на госслужбе: при царе нет, а с ноября 1925 г. по 1927 г. – член коллегии Наркомзема ЯАССР.

Привлекался ли к ответственности по суду или в административном порядке: в 1927 г. привлекался ГПУ по обвинению 58 ст.".

Далее он пишет в анкете, что "еще не допрошен" и "обвинение еще не предъявлено".

Мы не располагаем сведениями о мотивах ареста Афанасия Рязанского сотрудниками ОГПУ ранее в том же году, о чем он упоминает. Тогда он, по всей видимости, не попал в "домзак". Как говорится, пронесло и на этот раз. Но ждать оставалось недолго. Ровно через два года, 15 ноября 1929 года, на допрос его привели уже из "домзака". Вот что он отвечал на вопросы следователя:

"– Семейное положение?

– Женат. Сын Асклифеодот, проживающий в Мукдене и дочери Александра и Фекла, а также племянники – Петр 1-й и Петр 2-й и Дмитрий Степанович Рязанский, проживающий в 3-ем Чаккырском наслеге.

– Социальное положение?

– До революции у отца бывало до 40 штук скота, а у меня самого столько же было. А сейчас 1 конь, 1 вол, 5 коров и 2 телки...

– Политические убеждения?

– Беспартийный, сочувствующий к идейному анархизму Толстого.

– Чем занимался до 1914 года?

– Два года был старостой в наслеге до 1912 года, потом – улусным головою бесплатно по избранию наслежного и улусного обществ. С 1914 до Февральской революции – наслежным секретарем 3-го Чаккырского наслега.

– Где был в Февральскую революцию?

– Жил в своем наслеге и в марте принимал участие на Всеякутском съезде, созванном господином Петровским, тогдашним областным комиссаром. С февраля до октября жил у себя дома, занимался своим хозяйством. В Октябрьскую революцию также жил у себя дома.

– С Октябрьской революции по настоящий день?

– До 1921 года жил у себя, с октября 1921 по 22 марта 1922 года учительствовал в Одунинской сов. школе на границе Вилюйского округа, затем с того времени был на стане белоповстанцев, с 14 октября того же года жил у себя и с ноября 1925 по 7 ноября 1927 года служил в Наркомземе".

Он добавит также, что "до революции судился за взяточничество, но решением Якутского окружного суда и Иркутской судебной палаты был оправдан, а после революции арестовывался три раза ревкомами, но каждый раз был освобожден тогдашней Губчекою".

Как видим, подбирались к Рязанскому задолго до того, как за ним захлопнулись двери Якутского центрального Домзака. Вынесенное 18 ноября 1929 года следователем ОГПУ постановление: "активно боролся против рабочего класса..." означало только одно – двери на свободу не откроются перед ним никогда...

В первом своем, собственноручно написанном, показании, когда за ним захлопнулись двери "домзака", Афанасий Петрович так пишет о своих злоключениях: "До 22 марта 1922 года я учительствовал в Одуниниской совшколе на границе Вилюйского округа. Этого же числа вдруг неожиданно для меня был захвачен двумя вооруженными белоповстанцами и доставлен в Чурапчу в распоряжение антисоветского Чурапчинского областного управления. В Чурапче мне предложили (председатель самого областного управления Ефимов) войти в состав правительства повстанцев. Я наотрез отказался: был убежден в провале их дела и потом был уверен, что применявшийся до того времени террор скоро будет отменен, и Советская власть перейдет к мирной созидательной работе. Я просил Ефимова разрешить мне выезд в Охотск. Я желал подальше жить от такого пекла как гражданская война. Ефимов не согласился и предложил мне поступить к ним на безопасную должность уполномоченного по доставке из северных округов пушнины, угрожая в противном случае держать меня насильно при себе. Я был принужден согласиться на это. Меня снабдили соответствующим мандатом, и я в конце того же марта уехал на Север, прожив у белоповстанцев всего одну неделю. В Верхоянске был проездом, в Средне-Колымск попал в начале апреля. Нигде никакой пушнины не получил...

Я оттуда пробрался на Оймякон, конечно без всякой пушнины, куда прибыл только в начале августа, когда уже в Якутском округе повстанческое движение было разгромлено... В Оймяконе я встретил массу беженцев, направлявшихся в Охотск. Я вместе с ними направился туда... Там я прожил до конца ноября 1923 года, просто частным человеком. Таким образом, у белоповстанцев я никакой ответственной должности не занимал. С возвращением же на родину я занялся мирным трудом. По приглашению правительства Якутии с ноября 1925 г. по конец 1927 г. служил в Наркомземе ЯАССР членом коллегии, заведывающим отделом землеустройства. Служил в Наркомземе не на страх, а на совесть, на пользу Якутии и соввласти...

Невзирая на это, в 1927 году, сентябрь и октябрь, арестовывался по подозрению в участии в артемьевщине. А между тем я с Артемьевым постоянно враждовал. Он был аристократ и защитник кулацких интересов, а я демократ. Это-то могут подтвердить партийные мои (неразборчиво) И.Д.Емельянов... и А.Е.Кранин, который может удостоверить, что я в конце 1924 г. во многих наслегах проводил антиартемьевскую кампанию и тем тогда отвлек свой Амгинский улус от участия в артемьевщине. Понятное дело, я был освобожден и дело в конце ноября 1927 г. было прекращено.

Вообще я никогда не был врагом советской власти. Если бы я был врагом ее, то я мог бы летом 1922 г. свободно пробраться из Охотская в Японию. Я это имел в виду. Но прибыв в Охотск, прочитал массу харбинских и владивостокских газет тогдашнего времени. Из них узнал, что в РСФСР эра военного коммунизма оставлена и гений Ленина ведет страну к новой экономической политике – проводятся в жизнь новые гражданский, уголовный и земельный кодексы и пр. И я остался, когда стало возможным жить и мирно трудиться".

В руках Якутского ОГПУ оказался компрометирующий Афанасия Рязанского документ, который был ему предъявлен уже после первых допросов. А именно – резолюция проходившего в Охотске "собрания коренных жителей якутов и беженцев Охотского края". Начиналось она обращением к "Командующему Сибирской Добровольческой дружиной генерал-лейтенанту Анатолию Николаевичу Пепеляеву" и заканчивалась словами: "...Мы же, якуты, заодно с вами горим желанием вернуть нашу землю, восстановить прежнюю трудовую жизнь и свободу личной и общественной инициативы и на пути к этой цели не пожалеем ни жизней своих, ни средств".

Эту резолюцию в качестве секретаря собрания подписал Афанасий Рязанский и еще 248 участников собрания. Давая по этому поводу показание уже 24 февраля 1930 года, когда судьба его фактически была решена, и ничто не могло повлиять на постановление "тройки", Афанасий Петрович не стремился, как говорится, выкрутиться, кого-то оболгать. Он писал показание с достоинством, не заискивал перед теми, кто вершил над ним суд.

"...Председателем собрания был избран беженец-якут Таттинского улуса Поликарп Иванович Слепцов, человек интеллигентный и даже претендовавший на литераторство, а секретарем я. На этом собрании обсуждался вопрос о наборе добровольцев для похода на Якутск и об избрании гражданского помощника генералу Ракитину. В заключении было постановлено набором добровольцев заниматься областному управлению и также ему и выбрать помощника Ракитину. И потом на этом же собрании и была принята показанная сейчас Вами мне резолюция. Ее составлял Поликарп Слепцов. Помогал ли ему я – не помню. На этом все вопросы на съезде и были исчерпаны".

Впрочем, также в "дополнительном показании" 11 февраля 1930 года он дает такую оценку подобного рода "съездам", отвергая обвинения в участии в каком-то другом антисоветском съезде в Охотске: "... Не помню ни одного антисоветского съезда, на котором бы я выступил делегатом от какой-то организации. Нельзя называть съездами случайные скопища съехавшихся тогда в Охотск со всех краев Якутии беженцев, на которых никаких резолюций не выносилось. А такие сборища действительно бывали и я случайно иногда и присутствовал на них. Эти сборища обычно бывали по пьяному делу и по приисканию средств к существованию. Указание на мое, якобы, участие на каком- -то организованном мифическом антисоветском съезде основано на ложных сведениях".

Нет сомнения, эти показания писал мужественный и честный человек. Он ни на кого не лил грязь, никого не оговаривал, чтобы "выплыть" самому. Винить себя в антисоветской деятельности он не считал правомерным, хотя и любить Советскую власть ему было не за что – ничего хорошего она ему не принесла. Способность трезво оценивать ход событий, дать им дальновидный анализ, не позволяли ему очертя голову броситься в стан ее врагов. Он не впал в озлобление. Но, читая показания Рязанского, не следует забывать, что их давал человек, прекрасно сознававший то, где и в чьих руках он находится и что ему грозит.

Судя по отзывам родственников, человеком Афанасий Петрович был малообщительным, если не сказать неуживчивым, и уж никак не любителем посещать собрания и сходки. Он знал об этих своих качествах и так себя оценивал: "Вообще я был человек дикий. Ни с кем никакого знакомства не водил, ни в каких частных кружках и собраниях не участвовал. Даже на спектаклях не участвовал". Не случайно, и публикации свои в газетах подписывал псевдонимом "Баппат". Особенно активно Афанасий Петрович сотрудничал в газете "Якутские вопросы", редактировали которую Г.В.Ксенофонтов и В.В.Никифоров. Даже простое знакомство с такими представителями национальной интеллигенции, какими были редакторы "Якутских вопросов", свидетельствует о том, что Рязанский и в кругах интеллигенции Якутска был фигурой заметной. Крепкий сельский хозяин, он пользовался авторитетом не только среди амгинских земляков.

Вовсе не случайно привлек он внимание главарей повстанческого движения, понимавших, насколько весомо слово этого, не входившего ни в какие партии и союзы, человека. Слово, идущее "от земли".

Вовсе не случайно оказывался он всякий раз среди делегатов съездов Советов, куда, можно догадаться, его рекомендовали не большевики.

Вовсе не случайно оказался он и в поле зрения якутского ОГПУ. Думается, не письма из-за рубежа сына-эмигранта привлекли к нему в очередной раз внимание ЧК, а сама его колоритная личность, в которой четко просматривались задатки политического деятеля отнюдь не улусного масштаба. Деятеля, который, однако, не давал повода ни той, ни другой стороне считать его безоговорочно своим. Это, на наш взгляд, и предопределило его судьбу в годы, когда уже поднималась волна репрессий. На его действиях в годы гражданской войны были сделаны совершенно определенные акценты, так что они приобрели явную антисоветскую окрашенность. Те же, кто судил его, были своего рода регулировщиками на дороге с одним только указателем – "в ГУЛАГ". По этой же дороге пошли потом и многие из них самих.

Обвинительное заключение было основано на том, что А.П.Рязанский "в период банддвижения 1921-23 г.г. принимал активное участие в движении будучи уполномоченным контрреволюционного элемента в Охотске для похода на Якутию с целью свержения Советской власти, будучи связанным с сыном, находящимся в эмиграции, информировал всю якутскую эмиграцию о политических событиях и кризисах, происходящих в ЯАССР, чем совершил уголовное деяние…" Автор данной публикации обратился к авторитетным юристам с просьбой высказать компетентное мнение по данному обвинительному заключению. Мнение было однозначным: если бы оно было представлено на рассмотрение не "тройки", а суда, то вряд ли бы он усмотрел хотя бы в одном пункте уголовно наказуемое преступление. Это был вердикт по отношению к политическому противнику, которого нужно было убрать с политической сцены, исключить из политической жизни. Потому и "притягивалась" к политике мнимая уголовщина – частная переписка с сыном превращалась в "информирование эмиграции", собрание кучки беженцев – в "чрезвычайный съезд", участие в собрании – в участие в формировании бандотрядов и т.д. Так фабриковалось "дело". И следователь, его подписавший, и прокурор, поставивший под ним согласительную визу, руководствовались вовсе не законом, не Уголовным кодексом РСФСР, а "директивой Зампреда ОГПУ от 3 февраля 1930 года". Документом, открывавшим мрачное время репрессий. Эта директива была своего рола шлагбаумом, открывавшим путь в ГУЛАГ бессчетным тысячам людей.

Афанасий Петрович Рязанский был одним из них. Человеком, в котором большевистский режим усмотрел своего политического оппонента и отправил его в небытие, поставил клеймо уголовного преступника.