Прочтя сценарий до конца, читатель сам поймет — в чем прав и в чем виноват был легендарный Василий Манчаары.

По заснеженной тайге тянется цепочка вооруженных людей — казаки и якуты. Впереди, со связанными назад руками, на коне везут «знаменитого злодея» Манчаары. Отряд выехал на белую равнину аласа Арыылаах. Чернеют пустые, мертвые юрты — «етехи», столбы и «чардааты» на могилах... Тишина. На отшибе одиноко зеленеет высокая сосна. Манчаары оглядел сверху родные места — сердце сжалось, глаза заблестели... Он вскинул голову, выпрямился в седле и вдруг запел:

Дьэ-буо, дьэ-буо...

Слушайте, слушайте!..

ТИТРЫ: (Зрительный ряд):

Алас. Мчится всадник — Манчаары, взбивая снежную пыль. Он стреляет из лука горящими стрелами — и горят, горят стога сена... Пожар! Лицо Чоочо, и в глазах его ненависть... Плеткой бьют Манчаары по голой спине... Мать его, Маайа бежит за дрогами, плача, падает вниз. Смотрит на него Тэппэк, бормочет заклинание... Горит священное дерево предков — Ытык Мас... Скачет Манчаары на белом коне — в руках батыйа... Ворвался он в юрту Чаччыына, к горлу оружие приставил... Он разбрасывает, раздает добро тойона кумаланам... Берите!

Областной исправник вручает пакет офицеру-курьеру... Мчится почтовая тройка по замерзшей реке, мимо Ленских столбов...

Манчаары врывается в Инородную Управу. Испуганные лица людей... Кривит тонкие губы Суруксут... Теснит Манчаары негодяя к огню...

Курьер примчался на перекладных в город Иркутск... Кому-то честь отдает, говорит... Кивает головой жандарм...

Байаас бьет с размаху Омуочу в лицо... Каторжане в кандалах крушат кирками породу... Лицо графа Полонского... Лицо друга Хосуна... Снова Манчаары идет с острым батыйа... Испуганное лицо Чоочо...

Мчится тройка с курьером из Якутска по среднерусской равнине... Звон колокольчиков... Посторони-и-и-сь!

Манчаары обнимает любимую в землянке.. Вот он выходит к казакам, ружье в снег бросает свое... Злобно щурит глаза сотник Атласов, целятся казаки в разбойника... Лицо Александрова...

Улыбается курьер, везущий пакет якутского исправника... Промчались кони мимо полосатой будки жандармов... Вот и столица Российской Империи!

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, год 1843-й

Весна. Мосты, колонны дворцов, черные воды Невы... Тяжелые облака над Петропавловской крепостью. В холодной луже отражается бронзовый ангел Александрийского Столпа.

ОРАНЖЕРЕЙНЫЙ САД ЗИМНЕГО ДВОРЦА.
ПОЛДЕНЬ

Император Николай I с детьми и любимой кудрявой болонкой гуляет среди экзотических пальм и цветов. Они, оживленно беседуя, останавливаются около золоченых клеток с певчими птицами. Государь, улыбаясь, что-то рассказывает детям. Подходит офицер-кавалергард.

Офицер. Ваше Величество, к Вам с докладом шеф III-го отделения граф Бенкендорф.

Император. Проси. (Поворачивается к детям). Идите в гостиную. Скажите маме, что я скоро буду.

Дети уходят. В сад с черной папкой подмышкой входит Бенкендорф. Болонка, узнав вошедшего, приветливо виляет хвостиком, обнюхивает его высокие хромовые сапоги.

Бенкендорф (раскланявшись). Как здоровье, Ваше Величество?

Император (сухо). Уже здоров божьей милостью. Вот птичек кормлю (стряхивает с ладоней остатки хлебной крошки). Ну-с, какие у Вас новости, граф?

Бенкендорф. Тайши бурятский из Думы степной прибыл вчера. Принять веру христианскую он хочет. Просит Вас, Государь, быть крестным отцом у него... Как быть-с?

Император. Вот как! Новость отрадная. Буду завтра пополудни в церкви нашей дворцовой. Пусть готовятся. (Стучит пальцем холеным по клетке с птичкой.) В Сибири Восточной спокойно?

Бенкендорф (замявшись). Случилось, Ваше Величество... Снова эти...

Император. Бунт?!

Бенкендорф. На приисках Енисейских случилась буза... Бунтовщиков больше тысячи собралось, и главарь у них некто Небороков. Простолюдин.

Император. Подлец! Ну и как?..

Бенкендорф. Казаки постреляли их. Есть убитые, человек этак традцать. Усмирили.

Император (кивает). Хорошо, хорошо... А как там в области Якутской? Надеюсь, там-то все тихо теперь?

Бенкендорф (топчется, отводит глаза). Да нет, Ваше Величество, опять грабежи, лихие налеты... Вот депешу сегодня получил от областного исправника Слободчикова (достает пакет). Самого главного там разбойника и бунтаря, якута Манчара, дело которого, как Вы знаете, Государь, рассматривалось в Правительственном Сенате, наконец-то поймали. Так-с. Он пятый побег совершил из ссылки и вот... Заточили.

Император (жестко посмотрел, отвернулся). Посадить в острог негодяя, и чтоб не бегал — на цепь! Лет этак... на десять. Хватит с ним, варнаком, цацкаться!

Бенкендорф. Слушаюсь, Ваше Величество. Хватит-с.

ЯКУТСК. Год 1859-й

Лето. Покосившиеся ветхие дома с глухими ставнями, скрипучие тротуары... Над пыльным городом разносится звон колоколов Троицкого Собора.

ТЮРЕМНЫЙ ОСТРОГ

Караульный, кряхтя, запирает замком массивные ворота. Вдоль высокого острожного забора идут четверо: начальник тюрьмы Азаров, два иподьякона и высокий седобородый священник с крестом на груди. Это архиепископ Якутский, Камчатский и Алеутский — Иннокентий Вениаминов, впоследствии причисленный к лику Святых — апостол Америки и Сибири.

Голос. ...помилуй мя, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои... ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною... Тебе единому согрешил я, и лукавое пред очами твоими сделал...

Они заходят в мрачную клетушку преступника, прикованного цепями к стене. При свете ярко горящих свечей видят лицо Манчаары: скулы обтянуты кожей, безобразные клейма на щеках (выжгли), в кровавых, гноящихся ранах руки и ноги... Взгляд его пустой, помертвелый... и жуткий. Вошедшие крестятся, молятся: «...поклонимся и припадем пред Самим Христом, Царем и Богом нашим.»

Вениаминов (поднимает крест). Покаешься ли ты в содеянных грехах своих, раб божий, Василий? Готов ли исповедаться?

Манчаары (смотрит зло на вошедших, бранится матерно). Мать твою!.. Не вам, сытым попам, судить нынче меня, пытать душу мою. С хребтом перебитым коню не подняться... Уйдите! Оставьте меня!

Иподьяконы переглянулись: не хочет преступник покаяться. Конченый.

Вениаминов (спутникам своим). Оставьте нас... одних. (Повернулся к Азарову.) И цепи снимите с него.

Азаров (испуганно). Владыка! Да он, насильник, зашибет ненароком тебя... Грех-то какой! Вишь как зверем глядит... Сатана!

Вениаминов (решительно). Исполнить это прошу. Снимите.

Азаров поспешно освобождает преступника от цепей. Все выходят, дверь со скрипом закрывается. Остались вдвоем. Разбойник резко выпрямляется, в глазах зажглись недобрые огоньки. Он, пошатываясь, угрожающе приблизился к архиепископу.

Манчаары. Умереть-то мне теперь не страшно, а радостно... В смерти радость вижу свою... В смерти! (Хохочет.) А тебе, поп, в гроб ложиться, верно, не хочется? Жить хочешь? Поесть-попить и... баб поимать?! Ха!

Вениаминов (по-якутски вдруг ему говорит). Догор, и я грешен... Признаюсь. Пробьет однажды и мой последний час... Но страшно, однако, не смерть принять, а какими мы перед Тойон Тангара предстанем. Примет ли Он в чистое лоно Свое?

Манчаары пристально вглядывается в лицо священника, смотрит в глаза его — лучистые, светлые... Лицо Вениаминова спокойно, голос ровен и тверд. Человек.

Манчаары (тихо). И то правда. Грешен я, сильно грешен... Но кто виноват, что разбойником стал я? Разве я, что, не человек?.. Разве я «абаасы» — сатана, как люди считают? Не-ет. И у меня, как у любого двуногого, были мать да отец... И я счастье знавал... Но давно это было, давно... Забылось совсем.

Манчаары смотрит на пламя свечи: все ярче, больше огонь... Заполнилась темница преступника солнечным светом.

АЛАС АРЫЫЛААХ. ЛЕТНИЙ ПОЛДЕНЬ

Девятилетний Манчаары играет со сверстниками на открытой лужайке. Мальчики прыгают, соревнуясь на одной ноге — «кылыы». Его дружок, Кенчех, почти ни в чем не уступает ловкому Манчаары.

Кенчех. (прыгая). Раз, два, три...

Манчаары. Сеп. А ты, Кенчех, сможешь прыгать по столбам изгороди-кюре? Сможешь?

Кенчех. Смогу. Пошли!

Мальчик забирается на изгородь, прыгает, но на пятом столбе срывается — падает!

Манчаары (смеясь). Упал! А теперь попробую я... Оксе!

На удивление друзей, прыгая от столба к столбу, он, шутя сделал целый круг. Не сорвался.

Кенчех (с досадой). Я так не могу. Ты победил.

Манчаары. А давайте, ребята, теперь в прятки играть. А ты, Кенчех, будешь грозным стражником — ищи нас. Если найдешь, то накажешь. Хорошо? Раз, два, три!

Ребята разбежались. Манчаары побежал к любимой сосне на краю аласа, спрятался в кустах. И вдруг он увидел, как двое казаков по пыльной дороге ведут ссыльного — «бэсиэччикэ», на руках и ногах которого были цепи... Что это? Куда казаки ведут этого бородатого, обросшего волосами страшного человека? Ссыльный остановился, вытер пот со лба... Он увидел Манчаары, встретились глаза — ребенка и преступника. Взгляд его тяжелый, проницательный, усмешка кривая... Мальчик испугался, побежал прочь от дороги — к юрте родителей.

У КУРГАНА МЕСТНОСТИ ОДУР

На высокой телеге, чем-то похожей на пролетку городских господ, едут двое — Чоочо и наслежный писарь Суруксут Макаар. Оба в добротных суконных сюртуках; у писаря новый картуз с широкой кокардой и трость с костяным набалдашником. Чоочо в мягких сафьяновых сапогах, с часами на серебряной цепочке. На быке, запряженном в сани, навстречу им едут двое мужчин с косами-горбушами. Остановились.

Старший косарь (кланяясь). Дорообо!

Чоочо. Кэпсиэ! Откуда будете?

Старший. Мы простые елбюгэ, безземельные из Нахары. Тебе, Чоочо, работники нужны?

Чоочо. Нужны как раз. (Берет у него горбушу, рассматривает с усмешкой). Пахай, догор! Разве это коса? Я продам вам настоящие «русские» косы, с длинной ручкой. Видели?

Младший. Зна-аем... Слыхали.

Чоочо. Так приезжайте завтра ко мне на сайылык. Договоримся.

Старший. Хорошо, тойон. Приедем.

АРЫЫЛААХ. УСАДЬБА БЫТТААНЫ

Манчаары, увидев подъехавших к юрте гостей, побежал открывать ворота. Чоочо легко спрыгнул с «пролетки», привязал лошадь к коновязи-сэргэ. Он погладил расторопного племянника по лохматой головке, засмеялся.

Манчаары (радостно, в сторону юрты). Абага!.. Чоочо приехал!

Чоочо (протягивая конфету). А это, Манчаары, тебе. Из города. «Кэмпиэт» называется.

Манчаары. Кэмпиэт.. Это как сахар?

Чоочо. Отец, Быттааны, дома?

Манчаары (запихивая в рот конфету). Ага... Родители дома. Шаман Тэппэк сидит у нас... Кушают.

Гости заходят в юрту, здороваются. За круглым столом сидят трое: Быттааны, его жена Маайа и шаман айыы — Тэппэк.

Быттааны. Чоочо приехал! Ну, заходите, гости дорогие... А я, брат, как раз к тебе собирался... Кэпсиэ. Чаю попейте горячего.

Чоочо. По делу я, брат... Торопимся. До вечера надо нам с Суруксут Макаром все в округе объехать. Чаевничать некогда.

Быттааны. Слыхал я, Чоочо, ты новый дом на манер городской поставил. Из толстых бревен, говорят.

Чоочо. Что там дом! Церковь надо строить в наслеге, и ты, Быттааны, по решению Управы должен «тюсээн», обложенье церковное выполнить: срубить двадцать лиственниц толстых. И побыстрее.

Суруксут (показывает бумагу). Вот указ. С печатью.

Тэппэк (отодвигая пустую чашку). Церкву новую, говорите? А зачем нам, «иноверцам», эта домина с крестом? Жили без попов бородатых как-то... Да и вера у нас, якутов, исконно своя: не Христос, а Айыы Тангара! Храм веры нашей не церква, а лес да аласы — вся природа. И деревья большие, где живут иччи... рубить?! Да грех страшный это! Анньыы! Что духи местности скажут?

Быттааны (с укором). Оксе! Деревья большие, живые губить? Землю ранить — пахать?.. Не-ет, Чоочо, Тэппэк верно все говорит — анньыы!

Маайа с тревогой посмотрела на мужа... Манчаары перестал жевать конфету, из угла юрты смотрит на взрослых.

Чоочо (с досадой в голосе). Вот тоже!.. Вино пить — «анньыы», в карты играть — тоже грех... Деревья им, видите, жалко рубить. Хе! Другие времена — другие нравы. Из аласов своих не вылезаете, по-новому жить не хотите.

Быттааны. Привыкли. Чужое не примем.

Чоочо. Но это, Быттааны, еще не все. Есть для тебя одна важная бумага. (Писарю). Прочти-ка, Макаар.

Суруксут (вынимает из сумки, читает). «По решению Кангаласской Инородной Управы старосте Нерюктейского наслега Василию Слободчикову, Чоочо, по классной системе нового Указа Правительственного Сената и по акту земельному за усердие особое и исполнительность для покоса и выпаса скота его, Василия Слободчикова, выделить лучшие участки земли на оных местах — Ергеннех, Барыыла и Бас Куулата». Здесь подпись головы улуса и печать. Закон.

Быттааны (вскочил). Как это?.. Я ведь... я на Ергеннехе со времен деда нашего, Джимпа Кэрэмэйэ, каждый год сено кошу... И завтра вот собираюсь туда... А Бас Куулата испокон веков наша наслежная — общинная земля! «Угаайы» это! Ты понимаешь?

Тэппэк (удивляясь). Сказали! Разве может один человек самолично иметь столько земли? У якутов не было такого — аласы отбирать у наслежной общины. Предков законы вы нарушаете! Землю, аласы уже хватаете-делите? Землю создал Айыы Тангара — для всех!

Чоочо. Теперь, шаман, у нас другие законы. По-другому жить мы, якуты, должны. По-судаарски!

Суруксут. Знаете все, должно быть, слово — «кылаас». Так что, Быттааны, тут Чоочо прав. Земли эти теперь по закону его, брата родного твоего.

Чоочо (угрюмо). Ладно, что тут зря болтать... Поехали.

Гости направились к выходу. От слов обидных таких Быттааны изменился: побледнел, руки задрожали, потемнело в глазах... Он кинулся к Чоочо, загородил проход.

Быттааны. Нет, погоди... братишка, я еще... не все сказал... Ты!.. Ты!..

Чоочо, выругавшись, с силой отшвырнул его в сторону и выскочил во двор. Суруксут — за ним, Манчаары, обидевшись за отца, схватил со стола кость-сеньех и выбежал за гостями. Они уже садились в телегу, и мальчик швырнул в них кость — попал: сбил картуз с головы Суруксут Макаара. Писарь, оскалив желтые зубки, зло погрозил ему тростью: дескать, смотри у меня! Быттааны, пытаясь остановить брата, побежал, хромая, но был сбит высокой телегой — упал. Маайа с криком «сиэтилэр!» бросилась к мужу. «Пролетка» Чоочо, поднимая пыль, быстро покатилась прочь... Уехали.

ТЮРЬМА. ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА

Манчаары ходит взад-вперед по узкой темнице своей. Он похож на дикого зверя, попавшего в ловушку. Вениаминов, сидя на табуретке, внимательно, изучающе смотрит на него — «преступника номер один»: нет, не так-то все просто с этим знаменитым Манчаары.

Вениаминов. Та-ак... А что было дальше, догор?

Манчаары. А потом... умер в тот самый год, осенью, наш отец, и деньги за землю, наше с матерью елбюгэ, стал платить за нас абага мой — Чоочо. Жить без отца было трудно. Но к нам часто приходил Тэппэк, помогал чем мог. Он научил меня, мальчика, многому. Зимними вечерами рассказывал нам, детям Арыылааха, старинные легенды, пел олонхо. Мы играли всегда в «богатырей айыы» — защитников людей Среднего мира и с деревянными батыйа дрались с черными силами — абаасы. Тэппэк был шаманом айыы и с нечистью Нижнего мира не общался, чистоту сохранял. Так прошли годы... Я вырос.

ОБРЯД «ВСТРЕЧА СОЛНЦА». УТРО

Алас Арыылаах перед восходом солнца: сине-зеленые тени, еще сонная росистая трава в низинах, над зеркалом озера стелется легкий утренний туман... Светлеет небо на востоке, розовеют в высоте летучие, перистые облака. Из ближней рощи, из-за светящихся белых стволов молодых берез на край аласа, где величаво возвышается Священное Дерево предков, выходит группа юношей и девушек. Впереди них, в белом одеянии и островерхой шапке из шкуры белого жеребенка, с зеленой веткой с колокольчиками в правой руке идет шаман айыы — Тэппэк. Среди юношей-битиситов, притопывая ногами, приплясывая, идет Манчаары... Тэппэк, протягивая вперед руки, поет алгыс-благословение:

Айхалым — айхал!

Айылыйым — Айылай!

Сайылыатын — Сайылыат!

Эгэлин — кўгэлин!

Молодые (повторяют):

Айхалым — кўєгэлин!

Дьалысхатын — дьалысхат!

Тэппэк:

С подножьем из яркого огня,

Айыы Тангара белоликий,

Послушай!

Сивогривый Кюрюе Дьесегей,

Послушай!

Священная,

с разводящимися рогами

Ынахсыт Хотун,

Послушай!

Пришедшие по зову

дождя благодатного

наши вдохновенные слова

Послушайте!

Время пришло благословления

Наше — айыысытам!

Молодые:

Ирим-дьирим,

прыгайте легко!

Юноши и девушки, приплясывая, повторяют движения шамана айыы.Манчаары вдруг увидел рядом с ним идущую девушку Матыйаас, и так она была хороша, что сильно забилось сердце у юноши... Встретились взгляды молодых. Девушка улыбнулась ему, потом смущенно потупила взор. Восходящее на востоке солнце светом благодатным заливает алас, высвечивает белые стволы берез, освещает счастливые лица юношей и девушек. Все выше и выше Солнце-тангара, ярче летнее утро...

Тэппэк (поет):

Чээ дуо, лето чудесное,

Чээ дуо, кукушка кукует,

Чээ дуо, играет заря!

Пойте, пойте, люди айыы!

Манчаары и Матыйаас со светлыми, одухотворенными лицами, уже не стесняясь друг друга, взявшись за руки идут к солнцу — улыбаются. Все поют алгыс-благословение:

Как прекрасно утро это!

Как прекрасны Небо и Солнце —

Юрюнг Айыы Тангара!

ЫСЫАХ. СКАЧКИ

В местности Ой Бэс, где находится усадьба нового головы улуса Чоочо, большой праздник — Ысыах Благодати. Среди нерюктейцев на тюсюльгэ имеются гости из Якутска и Амги, которых пригласил голова. Начинаются скачки. По ровному полю несутся кони-соногосы... Всадники, по пояс обнаженные юноши, хлещут плетками скакунов... Люди кричат с пригорка: «иннин ыл! тюс!» Чоочо, наблюдая скачки с почетного места, болеет за своих скакунов. Рядом с «кулубой» сидят его гости — исправник Слободчиков с сыном из города и амгинский князь Байаас Никифоров, высокий широкоплечий детина. Соногос Байааса приходит первым. Чоочо проиграл закладные деньги свои, досадует.

Чоочо (протягивая ассигнации). А хорош у тебя, Байаас, жеребец Юрюмэччи... Продай.

Байаас. Нет, Чоочо... Этот скакун стоит целого табуна и ...в придачу алас.

Чоочо. Ну, смотри, князь, дело твое. Но мы вас, амгинских, по прыжкам «ыстанга» и «кылыы» разделаем. Есть тут у нас, в Нерюктэйи, резвые юноши. Увидишь.

Исправник. Тогда я ставлю на... Чоочо. Он, как новый голова Кангаласского улуса, просто обязан выиграть это состязание!

Гости (смеясь). Должен, должен!

Нарядно одетые девушки приносят гостям в кубках-чоронах кумыс, и Байаас заметил среди них одну белолицую красавицу с длинной черной косой.

Байаас. Кто это, Чоочо? Чья такая... длиннокосая?

Чоочо (отхлебывая кумыс). Да это... скотница моя — Матырыана, дочь старика Ырыа. Понравилась?

Байаас. Ха! Был бы не прочь я... второй женой к себе ее взять по обычаю дедов. Пойдет за меня?

Чоочо. Да за такого молодца как ты, Байаас, любая девка с песней пойдет. Оксе!

Байаас внимательно разглядывает девушку, смотрит, как она ходит, говорит, улыбается... Он думает.

Исправник. Эта девица, друзья, мне тоже нравится. Я бы... (Смеется). Отдай-ка, Чоочо, лучше ее мне — в невестки. (Повернувшись к сыну). Ты согласен, Савелий?

Савелий. Согласен, отец. Хороша!

Чоочо. Николай Афанасьевич! Гости дорогие!..

Байаас (громко и решительно). Нет! Я... беру! Беру! Если в этом деле ты мне, Чоочо, поможешь, то отдам тебе скакуна своего — Юрюмэччи!

Чоочо (удивленно). Да ты что, Байаас, серьезно? Так сильно забрало тебя? Ну, хорошо. Помогу. Но девка с характером. Трудно будет.

Байаас. Так что, кулуба?.. По рукам?

Чоочо (радостно). По рукам!

Исправник. Ух какой ты, Байаас, ретивый! Жеребчик наш... амгинский. Силен!

Всадник-победитель с гордым видом подъезжает к сэргэ Аар Багах, где ему вручают приз — мюсэ. Люди подходят, восхищенно разглядывают непобедимого жеребца Юрюмэччи. Хорош!

ТЮСЮЛЬГЭ

Начинается круговой танец осуохай. Старик Ырыа, отец Матырыаны, запевает. Нарядно одетые люди, взявшись под руки, идут размеренно, в такт, по кругу... И все, включая важных гостей, вдохновенно танцуют. «Осуо-осуо-осуохай!» Манчаары находит в толпе девушек Матырыану.

Манчаары (тихо). Матыйаас, иди сюда!.

Девушка, смущенно оглядываясь, подходит к нему. Юноша смело берет ее за руку, зовет куда-то в сторону.

Матыйаас (удивленно). Ты что это, Манчаары? Куда?.. Зачем?

Манчаары (не скрывая волнения). Пойдем, Матыйаас... Я покажу тебе чудо. Только тихо. Пойдем!

БЕРЕЗОВАЯ РОЩА. ОЗЕРО

Молодые осторожно подходят к тихому лесному озеру. Манчаары раздвигает густые кусты смородины, показывает ей... двух белых птиц.

Манчаары. Это стерхи! Белые-белые...

Матыйаас. Тыый! Айыым Тангарам!.. Откуда?

Манчаары. Мне Кенчех сказал... Утром, говорит, прилетели. Старики толкуют, что увидеть стерхов, птиц айыы, это к счастью. Не так ли?

Матыйаас. Смотри — танцуют! Крылья вверх поднимают!..

Стерхи красиво подпрыгивают, раскланиваются, курлычат... Это танец любви.

Манчаары (раздвигая кусты). Ближе, давай, подойдем... Ну!

Стерхи, заметив неладное, разом застыли. Они повернули свои красноклювые головы в сторону рощи, потом тронулись с места, побежали и, взмахивая широкими крыльями — полетели. Молодые люди, смеясь, побежали за белыми птицами... Они выбежали на опушку леса, сплошь заросшую цветами. Стерхи, набрав высоту, полетели к солнцу. Манчаары остановился, вдруг запел:

О, солнце мое лучистое!

О, небо прохладное, чистое!

Озеро это, как зеркало нашей судьбы...

Я вижу тебя и себя — отражения наши...

Входит в сердце мое —

сила незримого счастья!

Матыйаас. Ты поешь?.. Это твоя песня, Манчаары?

Манчаары. Моя, Матыйаас... Матыйаас!

Юноша приблизился, взял осторожно за руки, обнял ее нежно, по-якутски понюхал в лоб. Она не отвернулась, лишь, покраснев, смущенно потупила взор.

Матыйаас (шепотом). Мне... мне с тобой... хорошо. Я...

Они посмотрели другу другу в глаза, потом, тесно прижавшись, медленно пошли по роще... И вдруг кто-то окликнул их. Это был друг Манчаары — Кенчех.

Кенчех. Манчаары!.. Манчаары! Тебя зовут... Тебя...

Манчаары (удивленно). Что?.. Что случилось, Кенчех? Почему прибежал?

Кенчех (запыхавшись). Тебя... Чоочо... просит... Прыжки начинаются там... Мы проиграли во всем этим амгинским. Ты должен защитить честь наслега. Пошли!

СОСТЯЗАНИЕ

Идут уже прыжки «кылыы» и «ыстанга». Амгинский прыгун, высокий сухощавый юноша, уверенно обставил здесь всех. Он с усмешкой смотрит на толпу нерюктейцев, недовольных исходом состоязания. С досадой ругается один косматый, чуть охмелевший от крепкого кумыса, мужичок. Его успокаивает жена, толстушка в шапке-дьабака. Прибежали Манчаары с Кенчехом. Следящие за играми подправляют метки-туос на траве. Манчаары, раздевшись, начинает прыжки. Раз, два, три, четыре... Чоочо с гостями внимательно следят за ним. Манчаары перепрыгнул одну метку победителя, вторую... Легки его сильные, пружинистые ноги, и юноша без труда, как бы шутя, побеждает соперника. Бурная реакция земляков, болеющих за Манчаары: «Уруй!». В глазах Матыйаас — восхищение: какой же красивый и сильный ее Манчаары! Рада за сына и мать его Маайа. Народ ликует, приветствует победителя. Чоочо подходит к племяннику, искренне поздравляет его. Манчаары с призом-мюсэ в руках, поклонившись народу, бежит к друзьям.

Продолжается праздничный пир. На берестяных «сандалы» еда и питье: зажаренное на вертеле мясо, караси, керчех, оладьи, ягоды, молочные «утах» и кумыс в прекрасных резных чоронах. Изобилие.

Чоочо с гостями удобно расположились в тени берез. Кулуба, увидев старика Ырыа, позвал его к почетному столу.

Чоочо (наливая ему из бутылки вино). Огоньер, хочешь, я сегодня спишу у тебя все долги? Хочешь? Заплачу также Управе твой налог-елбюгэ. Обещаю.

Ырыа (выпив вино, удивленно). За что мне, кулуба, милость такая? Не пойму.

Чоочо. Послушай, старик, меня. Ты согласен дочь родную свою, Матырыану, отдать замуж за князя амгинского Байааса? Говори.

Ырыа. Стар я стал, Чоочо, слепну день ото дня. Отработать долги тебе не смогу... Тяжело. Если дочь моя будет согласна, то я, конечно, перечить не стану. Пусть сама тут решает.

Исправник. Старик, не упускай счастья такого. Байаас Никифоров — человек у нас уважаемый очень, достойный. Решай. Поговори с дочкой своей — убеди молодую.

Ырыа. Ну, хорошо, тойоны мои. Попробую, поговорю с Матырыаной. Оксе!

Старик поднимается с места, уходит.

Манчаары с друзьями сидит на траве, угощает их мясом-мюсэ. Рядом с ним — Матырыана, Кенчех, Нюкуус... Юноши с интересом смотрят на состязание силачей — «мас тардысыы», перетягивание палки. Тут всех побеждает известный в улусе силач Уйбаан Беге, огромного роста мужчина-боотур. Нет ему равных! Тут к кругу незаметно подъехал на вороном коне горбоносый, усатый человек с большим якутским ножом на поясе. Люди, кто с испугом, кто с любопытством смотрят на подъехавшего, шепчутся: «сам Тураах заявился», «разбойник», «отшельник»... Тураах оглядел всех жгуче-черными глазами, слез с коня и, широко раставляя ноги, вошел в круг.

Тураах (косясь на Уйбаана). Ну-у, кто тут?.. Давай-ка, сынок, попробуем.

На тюсюльгэ все сбежались поглядеть на этот необычный поединок двух знаменитых людей. Кто кого? Следящий махнул рукой — и началось состязание. Сначала брал верх более молодой Уйбаан, но Тураах, закусив кончик уса, не поддавался. Пот выступил у них на лбу, налились кровью глаза. Еще, еще!.. Задрожала палка — переломается. У-ух! Силач Беге Уйбаан повалился на бок, и Тураах перетянул его в свою сторону — победил! Но молчит народ, не чествует Турааха: не любит тут никто «разбойника». Тураах, не забрав даже приза, гордо садится на своего вороного. Немного отъехав, он хлестнул коня плеткой, поднял на дыбы и, легко перепрыгнув через изгородь тюсюльгэ, помчался в сторону леса — только и видели удальца!

Нюкуус. Видал Турааха? Каков! Вот это настоящий боотур! Дядя мой родной по матери...

Манчаары. Родич твой, значит? Нюкуус, познакомь меня с ним... Какой человек!

Нюкуус. Если хочешь... Завтра вечером сходим. Он живет в Барыылаахе... Один-одинешенек.

Манчаары. Решено!