Не привлекательна была жизнь этих “завоевателей” в суровом краю... Заброшенные вдали от родных, небольшими отрядиками, разделенные друг от друга огромными разстояниями, они жили в вечном страхе от соседей туземцев. Зашиты, почти, не было. Зимовье — это просто курная изба, с большою глиняною печью, со слюдой в окнах, а то и просто — с куском льду. В отличие от соседей язычников, около зимовья ставился большой деревянный крест. Вот и все укрепление ... Острожек же отличался от зимовья тем, что огораживался тыном, с заостренными к верху концами. За тыном было несколько рубленых избушек, а то просто жилье копалось в земле.

Кроме казаков-завоевателей в Сибирь шли и другие “охочие” люди, так называемые “торговые” и “промышленные”, привлекаемые баснословными слухами о богатстве вновь открытой страны; они покупали и промышляли всякого “зверя” и все это отправляли “на Русь”. В 40-х гг. 17-го столетия во времена воеводства Головина и Глебова многие промышленные люди вывозили с собою с Лены по 70 сороков соболей с пупками, и столько же без пупков, множество шуб собольих, кафтанов, рукавиц, шапок, много всяких лисиц, белых соболей (как редкость), рысей, бобров, выдр и пр. Соболей некоторые промышленники вывозили, по Ленской таможенной оценке, тысячи на две, на три рублей, а это составляло уже очень и очень крупную сумму для того времени. Кроме этого пути, проторенного казаками, мы еще видим совершенно другой путь, по которому попали русские в Якутский край. Оказывается, в царствование Алексея Михайловича, жители городов: Вятки, Великаго Устюга — даже Астрахани, спасаясь от ратной службы северным морским путем, на ботах и кочах вышли из России и двинулись на восток, где и осели на устье р. Индигирки и среди инородцев, назвав свой первый поселок “Русским Устьем”. На них наткнулись русские казаки, двинувшиеся из Якутска и Колымы в поисках за новой “землицей”. В настоящее время они составляют собою Верхоянских мещан (464 чел.), и заселяют нижнее течение р. Индигирки, потрем рукавам ея. Кроме этих “охочих” торговых людей Московское Государство, с открытием Сибири, в целях снабжения края своим хлебом, высылало сюда “пашенных” крестьян, которые селились в особо отведенных им местах, пользуясь некоторыми льготами и заводили свои “пашни”. В 1675 г. в Якутском уезде насчитывалось пашенных крестьян 106 человек, которые пашут на Государя 60 десятин с четью ржанаго и 35 десятин яроваго хлеба. Названные крестьяне, главным образом, были поселены: на Витиме, Пеледуе, Олекме и Амге.1 В 40-х г.г. XVII ст. при воеводе Головине, 188 чел. черкас (малороссов) с семьями — из Чугуева, Курска и Воронежа, переведенных на “великую р. Лену” велено всех устроить в пашенные крестьяне. Таким образом, крестьянскую колонизацию края, мы видим с самаго начала образования Якутскаго острога. Вслед за этой служебной и “вольной” колонизацией края, шли сюда и “невольные” колонизаторы, это Так называемый ссыльный элемент. С 1639 г. начали высылать в Сибирь людей разнаго общественнаго положения и “тюремных сидельцев”, татей и разбойников и с тех пор окончательно установлен за Сибирью ссылочный характер². При Михаиле Федоровиче сослано в Сибирь 180 запорожцев, при Алексее Михайловиче — гилевщики за Коломенскую смуту. В Сибирь пошли многия сотни казаков Стеньки Разина, а в 60-х г.г. XVII столетия тысячи украинских казаков и поселян, недовольных присоединением Украины. Ссылались всякаго рода непокорные: стрельцы, раскольники, шведские военнопленные, польские конфедераты. Высылаемые в Сибирь разнообразные люди по приказам Московскаго Правительства, верстались в службу, устраивались на пашни, вообще ими усиливалось служилое, окраинное, военное и промышленное население³. Историк Сибири говорит, — “нет сомнения, что Лена от Усть-Кута, Колыма до Нижнеколымска, равно и другие сев.-восточные места, где завязалось русское племя, заселены больше или меньше преступниками, каковые были Московские бунтовщики 1662 г., подделыватели противозаконной монеты, стрелецкие мятежники разных времен, не “на службы посланные”. В 1678 г. воевода Якутский Бибиков разделил город на 4 посада и, между прочим, указывается, что в 3 посаде, занимавшем юго-восточную часть города до самой Лены, жили раскольники, а в 4 посаде, между крепостью и монастырем, поселены были поляки, и др. сосланные в Якутск. Таким образом, первая колонизация края была составлена из различных элементов, но главная масса их, безспорно принадлежала к людям “вольным и охочим”, шедшим сюда за богатством.

Как было указано выше, русский человек всегда, особенно в то время, чувствовал потребность к удовлетворению своих религиозных нужд, но очутившись в глухих уголках, в обществе 5—7 человек, земляков, он особенно должен был чувствовать всю безотрадность своего положения и здесь, привязанность к своей родной вере, выражавшейся в исполнении праздников, чтении и пении молитвы, соблюдении постов и пр. должно было служить единственным утешением среди глухой тайги и массы язычников и напоминать ему о далекой и дорогой родине. Мы не можем себе и представить, чтобы русский, православный человек, особенно стараго времени, в дни таких великих праздников, как Пасха и Рождество, очутившись в подобных условиях, не стал бы проявлять свои религиозныя чувства и потребности... Так, по нашему, было на зимовьях и острожках Колымы, Вилюя, Индигирки... масса якутов, тунгусов, юкагиров и пр. присматривались к ним, знакомились с их жизнью, обычаями... и быть может, постепенно и косвенно, воспринимали и чувствовали высоту и величие звания христианина. Ведь, в почитании праздников, икон, храмов проявляется могучая сила религиозно-нравственного мировоззрения русского народа и его идеалы. Этому способствовало и то обстоятельство, что русский человек, по свойству своего характера, уживчив с людьми, он кроме того, легко “ориентируется в каждой новой местности, умеет приспособиться в каждой новой местности, способен перенести всякий климат и вместе с тем ужиться со всякой народностью, будь то самоеды, остяки, вогулы, татары или немцы: благодаря этой способности, помимо превосходства культуры, он “быстро превращал в свою плоть и кровь всяких сибирских инородцев”, как говорит о русской натуре в истории колонизации Сибири, историк⁴. Благодаря этому отношению, русские старались не пренебрегать инородцами, и мы встречаемся с такими фактами, как браки на туземках. Так, в 1684 г. в Якутске разбиралось судебное дело двух казаков, один из которых подал жалобу на другаго в нанесении побоев за то, что он осмелился говорить “по якутски” с его женою Дарьицею⁵. Все это были такия меры, которыя косвенно могли способствовать к принятию инородцами христианства. С учреждением же Тобольской Архиепископии, мы видим, что теперь уже дело распространения православной веры переходит в руки Церкви, как учреждения, которому должно и свойственно, ведать духовными “делами” в Сибири. Посылая в Сибирь архиепископа Киприана, Патриарх Филарет, вручая ему Святительский жезл 8 Сент. 1620 г., между прочим, заповедуеть ему, “обращать ко Христу идолопоклонников и магометан, да проповедь Слова Божия ростет и множится”⁶. Вот то, для чего учреждена Сибирская Архиепископия... Действительно, последующие Сибирские иерархи, по силе возможности следуют и держатся этого своего назначения. Как мы видели уже выше Архиепископ Нектарий принимает большое участие в посылке во вновь открытый Якутский Острог в 40-х г.г. XVII столетия священников со святынями, провожая их своими Святительскими “наставлениями”. О миссионерской деятельности первых Якутских священников, прибывших с воеводою Головиным, сведений не имеется, они потрудились по созиданию в Якутске “Соборной церкви”, и вообще по устройству церковных дел в Остроге. Косвенное доказательство, что новокрещенные могли быть и на первых порах основания Якутскаго острога, мы видим в том сообщении, что при Царе Алексее Михайловиче в табельные дни, за “государевым питьем” наряду с игуменами, попами, диаконами сидели и “иноземцы-якуты” и что в праздники: Крещения Господня и 1 Августа, после провожания Крестов и водосвятия, поставлялся “государев погреб”, в котором, кроме лиц духовных и служилых, принимали участие “русские и иноземцы”, принимавшие участие в “торжестве”. По нашему мнению, участие в “церковных торжествах” иноземцев, предполагается, что они были крещеные, в противном случае, было бы странно видеть “язычников”, участвующих в церковных процессиях, что не могли бы допустить “православные русские люди” того времени. 1643 г. Августа 26 дня, подает челобитную на имя Государя Михаила Феодоровича “якутский парень” именем Аргунько, Намскаго улуса, который пишет: “вели. Государь, меня окрестить в Ленском Остроге попу Василию Яковлеву, в Православную веру привести, а окрестя, позволь. Государь, жити мне на пашне у Ивана Никонова Светлова. Царь, Государь, смилуйся, пожалуй... На обороте: 26 Августа дана память о крещении. (Акты, относящиеся до городскаго быта Древней России. 1857 г. т. III, 475 стр.). Это единственный документ 40-х годов, свидетельствующий, что с самаго начала основания острога уже начинают якуты подавать прошения о принятии ими христианства. По учреждении Якутскаго Спасскаго Монастыря (1664 г.) мы видим, что с учреждением этого монастыря начинает проявляться в крае миссионерская деятельность. Иноки обители: Меливсипп (скончавшийся в 1708 г.). и Алексий, упоминаемы в документах 1684 г., как иеродиаконы из числа первых монашествующих в области, упоминаются как “миссионеры”, просветившие этот край светом Евангелия”⁷. Следовательно, в этот период времени были случаи просвещения инородцев светом Евангелия, имена которых история нам не сохранила. Тобольские архипастыри не забывали Якутскаго края. Из документов 1684 г. видно, что когда умерли в Якутске иеромонах Порфирий и белый священник Стефан, а диакон Спиридон был поставлен во священники, то замечает автор документа “на их места из Тобольска присылаются попы и диаконы попеременно”⁸. Судьба далекаго Ленскаго края интересовала и Москву. Так, на Соборе 1681 г. при патриархе Иоакиме, Царь Алексей Михайлович предложил учредить епархию в Енисейске, но Собор, не согласившись с мнением Царя, в свою очередь предложил учредить епархию на Лене и отправить в Даурию миссию. Но, потом, вместо епархии на Лене решено было “в дальние города на Лену, в Даурию, посылать людей духовных, архимандритов, игуменов или священников — добрых и учительных для просвещения неверующих христианским законом”⁹. Вопрос о епархии в Якутске поднимался еще в 1667 г. на Большом Московском Соборе, когда предположено было учредить в Тобольске Митрополию, а в Сибири две и было представлено на благоусмотрение Государя — В Томске — архиепископа и Лене — епископа¹⁰. Подобныя мнения Собора относительно епархии “на Лене”, повидимому вынуждались успехами христианства в крае, так как епископу прилично было быть там, где христиан много, а при том количестве русских людей, не превышавших 2—3 тысячи, едва ли было удобно открывать кафедру для епископа. В этих же годах, мы видим, что впервые начинается проповедь среди “дальних заморских рек”, за пределами Якутскаго острога и его ближайших окрестностей. В 1668 г. по святительскому указу “черный поп” Макарий послан из Якутска” для святительских дел за море на Индигирку и на Алазейку и на Колыму реки” и в 1680 г. еще не возвращался. Несомненно, исполняя “святительские дела”, иеромонах Макарий совершал и таинство крещения над новокрещенными. Можно предположить, что это была первая христианская проповедь среди ламутов, юкагиров, чукчей и др. инородцев северо-восточнаго Якутскаго края. Не им ли освящена церковь в Зашиверске (Спасская, о которой упоминает Архиепископ Нил, сообщая, что она построена около 1700 г. пришельцами из разных мест России).

Меры, к принятию иноверцами христианства являются заботой не только духовнаго начальства, но и светскаго правительства, потому что укрепление здесь русской государственности зависело не от одного огнестрельнаго оружия, а сознательнаго усвоения начал культурной жизни, посредством “христианской проповеди”. Московское Правительство помнило, что объединение и покорение русских областей совершилось под влиянием христианской веры и при содействии высшей церковной власти. С другой же стороны роль Правительства в деле церковнаго строительства, сложилась благодаря исконной преданности христианской вере у Московских государей. Мы уже видим, что Соборы, обсуждавшие вопросы о миссионерстве и епархиях в Сибири, проходили при ближайших участиях Государей.

Помимо этого. Правительство в своих сношениях с органами провинциальнаго управления дает некоторое указание и по церковным вопросам. Воеводы в городах являлись в миниатюре тем же, что и цари в государстве, и им была предоставлена некоторая доля участия в церковных вопросах. Так, в наказе Якутскому воеводе И.Большему Голенищеву-Кутузову, об отправлении им воеводской должности, от 30 Февраля 1658 г., между прочим, даются следующия указания “никаких иноземцев и жен их и детей во дворе не имати и засылкою самими ни у кого не покупати и не крестити... и служилым и всяким людем крестить не велеть, чтобы Сибирская Ленская земля распространялась, а не пустела, а буде кто из ясачных людей похочет креститься своею волею и тех людей вместе крестить сыскав при них допреж что своею ли волею они хотят креститься, а крестя служилый пол, устраивать их в государеву службу и верстать их государевыми денежным и хлебным жалованием, смотря по людям, кто в какую статью пригодиться, в выбылыя русских служилых людей места, а будет кто из женскаго полу женки или девки похотят креститься и тех женок и девок по тому же велеть крестить и выдавать замуж за новокрещенов же и за русских служилых людей”". Из этого наказа мы видим, что новокрещеные за принятие христианства награждались тем, что устраивались в служилый класс, с определенным денежным и хлебным жалованьем, т.е. переходили “на государеву службу” и тем освобождались от платежей ясака и др. повинностей. Мера — обоюдополезная — для одной стороны — освобождение от ясака и повинностей, а с другой — заполнить выбылыя места русских служилых — людьми, знающими язык, обычай и пр. и вместе с тем дать возможность туземцу, живя с русскими служилыми сусвоить начала русской культурной жизни и научиться языку. Мера же относительно “крещеных женщин и девиц” продиктована тем разумным соображением, чтобы отделить крещенных от некрещенных и тем отвратить случаи отпадения от веры, а с другой стороны, брак “с русскими” также способствовал бы к усвоению русских начал. Таким образом, мы здесь видим меры, прямо направленныя к благу новокрещенных, исходившия от центральной власти. С своей стороны, местная власть, согласно распоряжению свыше, также прилагала свои меры в деле крещения инородцев. Воевода, посылая служилых людей во все стороны своего ввереннаго края, дает им наказы — инструкции, как и что поступать. Так, в 1676 г. Якутский воевода Андрей Барнешлев, посылая на крайний север казака В.Тарасова “с товарищи” дает ему наказ, где между прочим, говорит “а будет кто крещены в православную христианскую веру, и тех женок и девок и ребят у тех всяких чинов людей имать и присылать в Якутский острог”. Данное распоряжение было направлено против того злоупотребления, когда служилые и промышленные люди, крестя туземцев, держали их у себя в холопстве, в качестве “ясырей”. С другой же стороны, эта мера также способствовала к изоляции крещенных от некрещенных и способствовала к более полному усвоению христианской жизни, так как в Якутске, в центре церковнаго устройства в крае, были все средства для этого, а оставаясь у себя, в тайге или тундре, новокрещенный легко мог позабыть все усвоенное и постепенно возвратиться к прежней жизни. Местная светская власть не ограничивалась одними “наказами” своим подчиненным, а иногда прямо отписывала священнику относительно крещения какого либо лица из туземцев. Так, в 1678 г. воевода Якутский Барнешлев дает “память” Соборному священнику, Степану Фомину, где сообщая о подаче челобитной ясачным якутом Туматской волости, Якункой Бинтиным с просьбой о крещении, воевода просить Фомина “тебе бы его, Якушку, молитвою оглася крестить в православную христианскую веру, по правилам св. апостол и св. отец, как об том правило обдержит, а как окрещен будет, и его объявить в приказной избе воеводе А. Барнешлеву”¹². Из этого документа мы видим, что крещение инородца сопровождалось предварительно оглашением, где крещаемый, вероятно знакомился с начатками христианского учения, через толмача, потому что первые священники не могли знать туземнаго языка. Кроме этих общих положений, мы видим, что Правительство, озабочиваясь успехами привлечения идоляторов в христианство, старается дать новокрещенным некоторыя подарки, что бы успешнее привлечь их в новую веру. Так, в 1681 г. Иркутский воевода Власьев, в челобитной Государю, говорит, что ему, Власьеву, Государем “ведено призывать в христианскую веру иноземцев и кто пожелает креститься, тем за крещенье давать жалование по 3 руб. и по сукну”¹³, и он, Власьев, испрашивал разрешения с каких сумм давать им означенное жалованье, сообщая об этом он между прочим, извещает, что к нему приходят для крещения ясачные люди острогов: Нерчинских, Селенгинских, Баргузинских, Иркутских, Якутских, Илимских и Балаганских и добавляет “и тех новокрещенных было не мало”. И так, для успеха привлечения в христианство, уже в тех годах. Правительство издает указ о раздаче подарков новокрещенным.

В 1715 по 1721 г.г. на Митрополичью кафедру был избран снова Митрополит Филофей, с именем Феодора (в схимонашестве) и ему было предписано тогда Петром I “ехать во всю землю Вогульскую и Остяцкую... и в татары и в тунгусы и в якуты, и в волостях, где найдет кумиры и кумирни и нечистивыя их жилища и то... пожечь, а их Божиею помощью и своими труды приводить в христианскую веру, и о том явить словесно и сей наш указ сказать”.¹⁴ Но достоверно известно, что в Якутске ему побывать не пришлось, но в начале 1721 г. посетил Илимский и Ленский край в верховьях р. Лены и рукоположив священников в Илимске и Орлинге (последнее село на Лене)¹³. В 1720 г. вышел указ о льготе новокрещенным от всяких сборов и податей на 3 года, мера весьма необходимая для того времени, когда христианство, в силу существовавших условий воспринималось в начале инородцами более внешне, чем внутренно, но нужно оговориться, что закон этот был издан для зап.-сибирских инородцев¹⁶. Был ли он в силе в Вост. Сибири — неизвестно. После смерти Митрополита Филофея на Тобольскую кафедру был назначен Антоний Стаховский (1721—1740 г.), миссионерския заботы котораго, главным образом, были направлены на инородцев Западной Сибири. В 1723 г. по распоряжению Митрополита Антония, Якутский священник Ермолай Иванов, назначенный Камчатским миссионерством ездил “в заморския реки” и с успехом посетил Зашиверский острог, три Колымские, Алазейское зимовье и Анадырский острог... Труды его по поездке не известны, но судя по свидетельству Беринга, посетившего Камчатку в 1726 г. и видевшего там церковь и часовни, можно предположить, что Иванов был ревностный миссионер и поездка его не была безрезультатна. При Митрополите Антонии Стаховском, в 1733 г.. Якутские церкви вошли в состав Иркутской епархии, отделившись от Тобольской и с этого времени, дело просвещения края, всецело переходит в руки Иркутских Святителей.

Итак, мы видим, что общими усилиями церковной и гражданской власти, в крае положено начало христианскаго просвещения якутов и др. инородцев. История пока скрыла от нас имена и количество всех просвещенных, но по существующим данным, кое что и осталось. В 1643 г., с самаго возникновения Якугскаго острога, как было указано выше, крестился “якутский парень” Намскаго улуса Аргунько; в 1668 г. у служилых людей в Индигирке жила “крещеная ламутка Оксинья Кириллова”¹⁸. В 1678 г. крестился ясачный якут Тумацкой волости Якунка Бинтин. В том же году известна крещеная девка корячка “Анютка”. В 70-х годах известно, что воевода Барнешлев крестил ясачных “жен”. Из воеводскаго определения от 26 Августа 1681 г. видно, что у сосланных в Даурию боярских детей Крыжановскаго и Ярыжкина были в холопстве: у перваго — крещеная якутская девка Ульянка, а по якутски — Кыбыкайка; у втораго — “чукотский парень Савка”. В 1681—82 г.г. прибраны на выбылые места служилых людей — новокрещенные якуты 167 чел., а в 1683 г. 6 человек новокрещеных якутов; в 1682 г. соборные священники Фомин и Яковлев, показали, что у них умерло от морового поветрия в названном году “всяких чинов людей, русских и новокрещенных, мужчин и женщин и младенцев свыше 100 человек”; воевода Барнешлев в 1675 г. приверстал на государеву службу — 2 новокрещенных, а в следующем 1676 г. 1 новокрещенаго; в 1684 г. крестьяне и “новокрещеные” Амгинской десятинной пашни просили к своей часовне Всемилостливого Спаса священника, добавляя, что они живут в Амге “многое время”. В начале 17 столетия (вернее, 18) крестился тойон Маринскаго улуса Мельбюстюрев вместе с своими 156 сородичами¹⁷.

Скудныя данныя о числе новокрещенных в сравнении с теми мерами, какия были приняты Правительством и церковью, говорят нам ясно, что это было эпохой противодействия проповеди христианства. Русские явились на Лену в качестве “завоевателей” и потому естественно, что туземцы смотрели на них, главным образом, как на врагов. “Огненный бой” производил на них панику и одно имя “русский” вызывало в них страх. С другой стороны и сами “завоеватели” зарекомендовали себя с худшей стороны. Как известно, Сибирь влекла сюда из богатства “пушным зверем”. Лена особенно была богата им. И он был главным предметом стремлений всех “служилых и промышленных людей”. Правительство в целях правильнаго взимания его, установила так называемый ясак, который в 1601 г. был установлен в определенном количестве для всей инородческой Сибири: 10 соболей с женатых и 5 соболей с холостых¹⁸. Наибольшее количество лучших соболей доставляло в Сибири Якутское ведомство. Вот этот сбор ясаку, производимый казаками, сопровождался, по отзывам историков, страшными притеснениями и вымогательствами. С первых же времен появления русских на Лене, начал проявляться страшный произвол в сборе ясака. Соперничество и вражда Енисейских и Мангазейских казаков из за сбору ясака повело к тому, что с якутов та и другая партия брала ясак и получался двойной оклад. С учреждением отдельнаго воеводства в Якутске дела пошли не лучше. Мы видим, что воеводы, посылая своих сборщиков в улусы и волости, давали им соответствующие наказы, где говорили “Брать ясак по их мочи, кому что можно отдавать”. Но на самом деле выходило иначе. Так, посланный воеводой Барнешлевым в Зашиверский острог — сын боярский Юрий Крыжановский “иноземцам обиды и налоги чинил и приведя к себе во двор иноземцев брал у них лучших соболей по 10, 7 и 6 штук, а меньше пяти не брал... Он же, “жен и дочерей к себе на постелю у них у ясачных тунгусов, для блуднаго воровства имел” и угрожая кнутами в холопство жен и детей брал и иных крестил своими приметами. В 1656 г. воевода Ладыженский в наказе сотнику Михайлову, отправленному в Колыму и Анадырь, велел сделать розыск о насилиях Дежнева, Сильвестрова и др. Из выписки воеводскаго наказа 1664 г. мы видим, что в Колыме служилые и промышленные люди, приезжая к иноземцам, навязывают свои товары за соболей, а у кого нет, тех бьют батогами на смерть и берут поруки; берут насильно жен, дочерей, детей и продают промышленным людям за соболи, некоторые приказные допускают к себе промышленных людей, которые берут по 20—40 соболей и чинят обиды и насильства, пуще служилых людей, ходят по юртам с своими товарами и за недоплатные товары силою — парки, постели, чумы обирают и пр. В ответ на это, воеводы давали в своих наказах предписания тем, кто уезжал “на ближния и дальния реки”. “Собольми и иною мягкою рухлядью не корыстоваться, налоги и насильства ясачным не чинить, девок, баб и ребят не покупать”. С своей стороны, воеводы, давая подобные наказы, сами не стояли надолжной высоте. Наоборот, XVIII век оставил нам весьма недобрую память о них, чему свидетельствуют оставшиеся “сыски” о злоупотреблениях воевод. Оглоблин говорит: “из всех Сибирских городов наиболее несчастным был на воевод отдаленный Якутск: почти все последовательно сменявшиеся здесь воеводы, обязательно заканчивали свою воеводскую службу сыском о ней... началось это с перваго воеводы стольника Петра Головина, знаменитаго именно своими возмутительными злоупотреблениями и безчинствами”¹⁹. Первый воевода Головин, прибывши в Якутск, зарекомендовал себя жестоким человеком. Подозревая в измене, он сильных служилых и промышленных людей, также якутов, пытал и жег огнем, а потом посадил в тюрьму, где многие умерли. Подозревая своих товарищей по службе в измене, Головин пытал якутов, что бы они указали на них, но не смотря на то, что последние даже под пытками не указали улик против товарищей Головина, последний повесил 23 человека лучших якутов и аманатов, а других подверг кнуту и уже мертвых повесил. Головин прибавил налоги якутам, бил кнутом, ясак и поминки прибавил в четверо, приезжающих с ясаком якутов и князцов на морозе морил и давал им есть гнилую рыбу. С бедных якутов отобрал, вместо ясака, весь скот²⁰. Воевода Пушкин, сменивший Головина, также не оставил о себе хорошей памяти. Он отличался взяточничеством и присваиванием себе казенных соболей из ясаку. Избивал батогами до полусмерти и было известно, что батоги у Пушкина были в длину 1 1/2 аршина, а толщиной в ручной палец²¹. В 50-х г.г. того же столетия был воеводой Ладыженский, про котораго в наказе воеводе Кутузову, от 1658 г. говорится, что Ладыженский с дъяком Тонково “государевой казной корыстовались и русским в остроге и ясачным чинили налоги великие, брали посулы многие, деньги, соболи, рухлядь и это все высылали на Русь”, а про воеводу 70 г.г. того же столетия Барнешлева, в наказе воеводе Приклонскому писалось, что он “жил забыв страх Божий, не помня Государева крестнаго целования; с своими ушниками воровал и ворам потакал, город раззорил”. При нем особенно отличались жестокостью и вымогательством ясачные сборщики; при попытке жаловаться на них, Барнешлев круто расправлялся с жалобщиками.

Вследствие всего этого, мы видим, что на протяжении почти всей второй половины XVII века якуты и др. инородцы Якутской области делают возстания и попытки прогнать поработителей. В 1634 г. 600 человек якутов, под предводительством князца Мамыка, в сражении чуть не побили отряд Галкина, который только спасся в Якутском остроге, в 70-х годах якуты под предводительством Бал-туги Тимиреева оказывали вооруженное сопротивление служилым людям. В 1677 г. тунгусы, вследствие притеснения ясачнаго сборщика Крыжановскаго, в количестве 1000 человек, перебили казаков и осадили Охотск, который отсиделся²². В 1668 г. ламуты и юкагиры несколько раз нападали на Зашиверский острог, намереваясь взять его и перебить государевых людей²³. То же самое делали чукчи в 3-х Колымских зимовьях в 80 годах XVII столетия²⁴. Ненависть инородцев к русским простиралась до того, что они уродовали попавшихся в их руки казаков. Так, во время возстания якута Балтуги Тимиреева, был найден труп казака Левки Лаврентьева, у котораго оказалось “в правой руке отсечены три пальца, и по плечо и по локтю посечена палкою левая рука; перерезано горло и выколоты глаза; брюхо распорото так, что выпали кишки, все тело поколото копьем и палкою”²⁵. Это все были открытая и крупные возстания. Мелких же стычек и убийств служилых и промышленных людей по зимовьям и острожкам, почти случались во все время воеводскаго управления. В своих отписках, эти служилые люди, то и дело требуют подмоги людьми и жалуются “что иноземцы бьют многих и аманатов (т.е. заложников) караулить нечем”²⁶, и что от ясачных людей происходит “утеснение и убийство великое”. В 70-х г.г. служилые люди из Колымскаго зимовья писали, что “чукчи живут около них и караулят русских и ясаченных, кого поймают мучат разными муками и позорной смертью доканчивают”²⁷. Кроме этих кровавых столкновений с русскими, якуты, не вынося притеснений, пытались бежать куда либо от русских в другие места. Так, в 30-х годах, после столкновений с Галкиным часть якутов откочевала в отдаленныя места, вероятно на р. Вилюй и к Ледовитому океану²⁸. В 40-х годах, во время воеводства Головина и его притеснений ясачным, якуты в количестве 200 чел. с князцом Бойдоем, убежали в Вилюйские горы и не платили ясак. В 1684 г. воевода Кровков писал Царю, что якуты Батулинской волости Секуев с сородичами, приезжая к якутам Игидейской волости и ограбивши их, хотели изменить Государю и бежать на Омолон реку к тунгузским жилищам. Таким образом, мы видим, что эпоха завоеваний области была крайне неблагоприятной для успехов распространения христианства. Якуты и другие инородцы не могли равнодушно смотреть на проповедников Христа, так как русские не только посягали на их свободу, но и притесняли их: они вселяли в них страх и ужас. Они не только не стремились к ним, но, как мы видим, делали попытки как бы убежать от этих людей “с ледяными глазами”, как они называли русских, вдругия земли и страны.

Для полной характеристики даннаго периода, необходимо коснуться и религиозно-нравственнаго состояния общества, потому что это, в деле успеха проповеди Христа, играет не маловажную роль. В этом отношении Сибирь в XVII веке представляла из себя крайне печальную картину. Она ярко раскрыта в послании патриарха Филарета к Архиепископу Тобольскому Киприану. Народ пьянствовал, русские и новокрещеные жили с некрещеными татарками, как с женами, попраны были самыя священныя человеческия права, неистовые и ослепленныя страстями женились на своих матерях, дочерях и сестрах, чего не было у инородцев, не знавших Бога и т.д. Чтобы спасти Сибирское общество от нравственнаго разложения, была, между прочим, в 1621 г. открыта Сибирская архиепископия в Тобольске. Не миновал этого общаго нравственнаго упадка и далекий Якутский край. В 1653 г., архиепископ Сибирский Симеон по этому случаю писал грамотой в “Якутский острог к миру поучения” от 11 Апреля:

Главную причину нравственнаго разложения Сибирскаго Общества того времени надо видеть в тех неблагоприятных условиях, какия создались на первых порах в Сибири. Служилый элемент шел сюда один, без семейства и потому часто впадал в нравственные погрешности. Словцов говорит: “Сословие казаков, приходивших или приезжавших на службу одиночками, исключая немногих случаев, оное, как сословие храбрых, завоевывало себе подруг, разными приемами стратегии чувственной” и он же добавляет, что “одно духовенство и чиновныя лица высшей и средней степени приезжали в Сибирь семейно... безпримесная чистота крови русской долго принадлежала одному духовенству, как посягавшему на браки в семействах своего чина”. Большая же часть пришлаго элемента являлась в Сибирь одиночками и здесь устраивала браки на туземках или же предпочитала без порядочную внебрачную связь. Так, в 1693 г. посланы из Тобольска на службу в Якутск 50 человек Тобольских и Тюменских детей боярских без жен и без детей. Правительство, в виду недостатка женщин в Сибири, вынуждено было набирать в российских городах гулящих баб и девок для отправки их в Сибирь, с целью выдачи их замуж за тамошних казаков “которые великую в сем нужду имели”. Тем не менее, эти “гулящия” бабы и девки не могли поднять высоко нравственнаго уровня сибиряков, по самой своей профессии. История Якутскаго края полна этими печальными фактами нравственной распущенности. Напр. в челобитной Якутских служилых людей от 1649 г. упоминается, что на Колыме реке Пашка Кокоулин “заварза своровал содомским блудом”... ясачного якута Арсютку, взятого в Жиганске для толмачества²⁹, а на севере, в Алазейском зимовье в 50-х годах казаки держали у себя юкагирскую женку ясырку Марью — “владеют ею многие люди, кто купит тот и держит”³⁰. В Пенжине казак Тимоха Пермяков “стакався с корякскою крещеною девкою Анюткою изменил и сбежал к корякам”³¹. В 1679 г. ясачные якуты жаловались на воеводу Барнешлева, что “дочерей от живых мужей отнимал себе в холопство и крестил”³². Известный своими жестокостями, ясачный сборщик в Охотске, боярский сын Крыжановский, кроме насильственнаго крещения ясачных людей, “жен их и дочерей к себе на постелю у них ясачных тунгусов, для блуднаго воровства имал”³³. Подобные случаи насильства, холопства, закабаления инородцев, кроме этого облекали в какую то законную форму. Так, в 1663 г. в Колымске промышленный человек Иван Черный дал закладную на “Колымскую девку” служилому человеку Дмитрию Шабанову в том, что он занявши у последнего 100 р. деньгами, заложил ему “ясыря своего девку юкагирскую некрещеную именем Малку, на срок, который в сей кабале писан” и по истечении срока, он может “владеть” ею, “на сторону продати, заложить”, а в 1679 г. ясачный якут Атамайской волости Некя Ибаков у служилого человека на Вилюе Федора Козьмина, за взятого коня и кобылы с жеребенком, заложил на 12 лет свою жену Мунику, с правом держать и перепродать, в случае неуплаты долга³⁴. Этому греху были повинны не только рядовые казаки, но и люди, стоявшие у церковных интересов. Так, в 1684 г. десятиник, боярский сын Тобольскаго Софийскаго дома Димитрий Осиев был обвинен в прелюбодеянии с женою подьячего и воеводой Кровковым, по разбору дела, велено бабу бить батогами, а про Осиева доложить Митрополиту. Итак, мы видим нравственную распущенность. Не высок был и религиозный уровень тогдашняго общества, как мы видим из послания Архиепископа Симеона Тобольскаго в Якутск — несоблюдение постов, ядение скоромнаго... были обычным нарушением правил Св. Церкви. Не особенно высоко стояли те, кои призваны были блюсти за общественной нравственностью, а именно служители церкви. Не успели приехать в Якутский Острог, как уже один из священников иеромонах Симеон в 1646 г. был послан в Москву “в изветном деле”, он же не ладил с воеводой Головиным и однажды в трапезе, “после молебна, в присутствии многих, иеромонах Симеон и Головин “обзывали друг друга еретиками”. Нужно предположить, что “черный поп” Симеон стал жертвой воеводы Головина. Он вполне справедливо, однажды, не пустил Головина прикладываться к Евангелию, говоря “что, де, ты Петр, недостоин ни к какой святыне приступать и в церковь входить” и стал обличать его “буде де, Петр станет у себя держать ушников, и русским людям не будет ласки, ни якутам не будет грозы”. Вполне возможно, что воевода Головин, стяжавший себе весьма печальную память, своими насилиями не терпя обличении “попа” Симеона сбыл его в Москву, обвинив — в “изветном деле”. В 1684 г. разбиралось дело о монастырском старце Никоне, который напившись пьяным, ложно сказывал за собою “государево дело”, за что воевода Кровков приговорил его “бить монастырскими работниками шелепами”. На религиозное воззрение Сибири, не исключая даже отчасти духовенства, крайне неблагоприятное влияние оказал раскол. Аввакум, сосланный в Сибирь в 1656 г. дал толчек добровольной раскольничьей эмиграции из пределов России в Сибирь. В начале 80 годов устремились в Сибирь раскольничьи миссионеры из Керженских и Брянских скитов. Таким образом он прочно обосновался в Сибири, что иногда даже сами духовные переходили в раскол.

Заполнен ими был и Якутск. Известно, что при воеводе Бибикове в 1678 г. город Якутск был разделен на 4 посада и 3-й посад исключительно был населен раскольниками³⁵. В 1679 г. были присланы в Якутск “церковные раскольники и мятежники”: бывший пономарь Сенька Алексеев и Васька Новгородцев, где их держали в земляной тюрьме скованных за крепким караулом. Такое сильное раскольничье общество не осталось без влияния на умы обитателей города, даже духовных. Так, в монастыре содержался под началом крестовый священник воеводы Приклонскаго Алексей, за нежелание ходить в церковь. На допросах пред строителем монастыря Иосифом и иеромонахом Евфимием, священник Алексей, ссылаясь на свое недостоинство отказался ходить в церковь и причащаться Св. Тайн... Посаженный за это воеводой на цепь в колоду, священник Алексей подал челобитную, каясь в своих заблуждениях и впредь обещался повиноваться правилам Св. Церкви³⁶. Раскол имел вЯкутске пагубныя последствия. В 1727 г. служилый человек г. Якутска Андрей Сургучев подал своему священнику заявление, где “написал многую противность и мудрование правилам Св. Отец и Св. Церкви”. После тщетных увещаний, он был выслан в г. Тобольск, где также высказал упорство при увещании Архиереем и после пыток огнем в Губернской Канцелярии, Сургучев, по приказу Сената был отправлен в Соловецкий монастырь в тюрьму³⁷. Есть предположения, что тайно сочувствовали раскольничьим заблуждениям “белые попы” Соборной церкви — Стефан Фомин и Стефан Яковлев, которые осторожно давали показания относительно исповеди и хождения в церковь раскольников и даже отказались дать письменно заявление об этом, не смотря на вторичное требование воеводы Кровкова. По указу Митрополита Павла, в 1688 г. священник Яковлев был отправлен в Тобольск, а Фомин, по челобитью жителей, удержан был в Якутске для совершения мирских треб. Но в 1689 г. Митрополит вторично строжайше потребовал в Тобольск Фомина и в случае его ослушания, предписывал Якутским иеромонахам снять с него рясу, скуфью, остричь волосы, лишить священства и не пускать в церковь. О дальнейшей судьбе этих Якутских священников ничего не известно. Так раскол, пуская свои корни, пагубно отразился не только на мирянах, но и духовных лицах Якутскаго края. Если и пастыри, в религиозно-нравственном отношении стояли не высоко, то что говорить о мирянах... Первый воевода Головин, как было указано выше, ругался с своим духовником и назвал его “еретиком”, тем явно оказывая неуважение его сану. Даже один из лучших Якутских воевод Ив. Приклонский, по государевой грамоте был выдан головой к Тобольскому Митрополиту Павлу... 1679—1696 г. и сидел в тюрьме за “поношение архиерея”. Но раскаявшись и получив прощение Митрополита, Приклонский был возвращен на место.

На ряду с такими фактами, мы замечаем и нечто ужасное. Мы видим, как культурные и православные люди, иногда подпадали под влияние грубаго языческаго шаманизма. Случаи подобнаго были тогда в Якутске. Воевода Барнешлев узнав, что на него в Москве якуты Мазары, Покоточка и Ричка подавали челобитную, призвал якутских шаманов и велел им шаманить о смерти челобитчиков и о том, чтобы приезжий воевода был к нему добр; шаман Неча шаманил у Барнешлева в горнице; в 1684 г. в Оленском зимовье промышленный человек Титов подал челобитную на промышленнаго человека Фому Семенова, что “последний держит у себя чукчанку-ясырку... идя с нею по морю и Усть-Яну через горы он, Фома, заставлял ее шаманить. Она, по указке Фомы, в бубни колотила и сказывала, что-как будет. А он, забыв православную христианскую веру, в ее действо верил. Митька унимал его, но он, Фома, говорил что, де, ты мне указываешь? Кто в деле, тот и в ответе”³⁸. И так тут мы видим религиозное загрубение представителей двух классов: высшаго — воевода Барнешлев и низшаго — промышленный человек — Фома Семенов. Как тот, так и другой, забыв свою веру призывают шамана и верят в его действо.

На ряду с такими недостатками чисто нравственно-религиозного характера, мы встречаемся с явлениями часто способствовавшими им. Так, благодаря обилию “пушнаго зверя” и особенно при системе вымогательства и насилия, в Якутске процветали роскошь и богатство. Так, из указа в 1697 г. известно, что служилые люди Сибири, особенно Якутской области, одеваются в бархатныя платья, парчевыя, шитыя золотом или серебром; жены и дети их наряжаются в дорогия материи, с золотыми или серебрянными кружевами, а зимния платья носят на соболях или черно-бурых лисицах³⁹. В этой роскоши не отставало и духовенство. Из грамоты Митрополита Игнатия в 90-х г.г. XVII столетия о возвращении имущества игуменского сына Афанасия, отобраннаго по возвращении последняго из Якутска в Киренск, между прочим, заслуживает внимания следующий перечень: “ряса камчатая черная, подкладь крашенная, шуба под камкою, цвет дымной... Шуба белая под китайкою черною, кафтан овчинный под китайкою, ряса шелковая цвет лимонный, армяк китайчатый подкладь крашенная, две шапки соболь и добрыя на одной вершен бархатный зеленый, на другой — вершек суконный, красный... камилавка бархатная, черная...⁴⁰.

В этом благочестивом “обещании” торговых людей, видна их преданность Св. Православной родной вере, которой они дорожили и на чужбине. Наконец, Амгинские крестьяне, служилые люди и новокрещенные, прося к себя священника в 1684 г., жалуются, говоря: “в прошлых годах наши братья казаки и пашенные крестьяне, которые умирали в Амге, погребались... но многие не отпеты, жены после рождения младенцев остаются без молитв и младенцы без крещения и все они остаются без покаяния”⁴¹.

В этих словах слышен вопль “православных и благочестивых людей”, для которых, как видно, не безразлично, вести блудную и греховную вне правил Св. Церкви, жизнь. Может быть, стараниями этих малых и незаметных благочестивых людей, среди безбрежнаго моря религиозно-нравственнаго разложения окружающих, держался и тлел светочь Христианской веры, пока в будущем, чрез многия поколения, не вспыхнул ярким и светлым пламенем. Трудами то их, быть может, делалось великое дело Христово; незаметно, постепенно... Есть пословица: “чем ночь темней, тем ярче звезды". Вот они, эти незаметные “благочестивые труженники” быть может, были звездами, в темной ночи окружающего разложения... к ним то, этим, звездам, всматривалась простая, безхитростная, первобытная душа туземца и шла тихо, незаметно, сперва робкими шагами, как к путеводным огонькам.

Верхне-Колымская церковь.

2. Г.Андриевич. Ист. Сибири, ч. I. 137стр.

3. Изд. Перес. Упр. 1914 г. “Азиатская Россия”, т. I. стр. 180.

Григорий Андреевич Попов (1887—1942 гг.), историк, краевед.

Рукопись подготовлена к печати Л.Н.Жуковой. Сохранены авторский стиль и орфография. Фотографии из коллекции Д.К.Сивцева — Суорун Омоллоона.