"...А ветра нет..."

Аскетическое благородство арктических тундр Чукотки и космогоническая мистерия Камчатки - как дар божий открылись членам нашей экспедиции. Наверное, от этого так отчаянно остро воспринималась нами какая-то потаенная неприкаянность местных жителей, их отделенность от первозданной природы, которая чем дальше, тем больше отторгает от себя не только пришлых, но и своих, коренных, тысячелетиями с нею кровно связанных. Борьба за выживание, и физическое и духовное, которую ведут здесь малочисленные народы, - поистине не на жизнь, а на смерть.

Но к адаптации они не готовы. И более низкое социальное развитие тому причиной. Мифологические, ритуальные культуры народов Севера принципиально не стыкуются с традициями западной культуры.

Когда наша экспедиция была на Чукотке, в Ново-Чаплино стояла чудовищная для тех мест жара: +25°. Молодая эскимосская женщина вышла на улицу со своим полуторагодовалым сыном только поздно вечером: "Мы ждали ветра, чтобы пойти погулять", - объяснила она. Эта экзотика поражает западного человека даже сильнее, чем пра-звуки дыхания китов, на его глазах вспарывающих тяжелую воду Тихого океана. Так же как и то, что ни один эскимос не сядет за стол, не поблагодарив духов моря, ветра, не поделившись с ними своей едой или питьем.

Великий философ XX века Людвиг Витгенштейн писал: "У науки есть прогресс, а у магии нет. У магии нет направления развития, она лежит сама в себе." Прогресс, как известно, отличительная черта западной цивилизации, которая ориентирована на то, что увеличивать - темпы роста, темпы прироста. И до недавних пор это представлялось единственно правильным, а, соответственно, антипод прогресса - магическое мировоззрение -ложным, абсурдным, основанным на диких обычаях. Но теперь, когда уже стало очевидным, что учение о прогрессе чревато непредсказуемыми последствиями, что прогресс вовсе не впрямую означает движение от низшего к высшему и более совершенному, теперь, как никогда, необходимо определиться в своем отношении к малым народам нашего мира, в "направлении развития" которых мы еще совсем недавно были безгранично уверены. Спасти, помочь - не значит навязать свои проблемы, свое представление о прекрасном, в котором "ожидание ветра" по меньшей мере неуместно.

Вот почему центр "Сияние Севера" должен стать буфером, промежуточным звеном между присваивающей себе все и вся культурой Запада и самодостаточными по своей природе культурами Севера, обреченными получать от Большого мира лишь образцы массовой культуры.

Долгие годы коренному населению не разрешалось носить национальные костюмы, говорить на родном языке. При регистрации новорожденных национальные имена, даже без разрешения матерей, переписывались на русские. Сегодня не только дети, но и сорокалетние своего языка не знают. Например, из 535 эскимосов поселка Лаврентий только 73 говорят по-эскимосски. Но другого и быть не могло. Дети большую часть времени проводят в интернатах, в социальном вакууме. Выросло целое поколение нежизнеспособных - в плане традиционных навыков труда - детей. Но то же можно сказать и о родителях, которые еще в раннем детстве были увезены из родных мест в рабочие поселки, в совхозы во имя пресловутого "укрупнения". На Камчатке в поселке Теличики нам рассказывали, что при таком насильственном переселении нымыланов из прибрежных сел Култушное и Алюторка за первые два года умерло больше трети, и не только стариков, но и взрослых, и детей.

С переселением кардинально изменились образ жизни, сопричастность большому миру. На вопрос, заданный 25-тилетнему нымылан Володе, почему он так радеет за восстановление уничтоженных сел, откуда его вывезли в двухлетнем возрасте, тот ответил: "Ну здесь мы живем среди чужих, а там будем все свои." Этих "своих" осталось не так много, но они дожили, наконец, до того дня, когда официально никто не запрещает вернуться на старые земли, а вернее - пепелища, т.к. в начале 70-х годов их дома сровняли с землей. И они сейчас ходят туда, зимой - по льду залива, летом - по берегу моря - благо недалеко, километров тридцать. Ходят на субботу и воскресенье, сооружают дома из ящиков, пенопласта, оргалита, которые иногда выбрасывает прибоем, затягивают окна полиэтиленом - на настоящее строительство рассчитывать не приходится. И пытаются хоть таким образом укрепиться, пустить новые корни в родной земле. И пока этого хотят все - от мала и до велика.

Прошло время насильственной ассимиляции, когда правительство и местные власти считали себя вправе ускорять этот процесс, притесняя язык, культуру, национальное самосознание. Но естественная ассимиляция, пройдя через подобную историческую закалку, приводит малые этнические группы к пограничной стадии, за которой уже просто исчезновение этноса.

Трагедия малых народов Севера не столько социально-экономическая, сколько духовная. Отрыв от исконного, ритуализированного образа жизни, форм труда, потеря языка, деградация генофонда, алкогольное сгорание чревато разрушением фундаментальных устойчивых отношений с природой, уничтожением основ магической культуры, то есть изменением ментальности. В результате - все тот же хомо советикус, который утвердился на всей нашей бескрайней территории.

Правда, с ягелем по последним данным тоже не все благополучно. Промышленная экспансия на Север вытесняет не только традиционные промыслы и ремесла, но и саму природу. Сегодня в правительственных кругах бытует мнение, что атомные станции, вредные химические производства, радиоактивные захоронения следует размещать на малонаселенных землях Заполярья. Но разве легкоранимый Север, где тундра сорок лет затягивает раны от гусениц вездехода, в состоянии это вынести? И сколько еще времени потребуется, чтобы затянулись раны от семидесятилетнего социалистического строительства? Однако компенсационная помощь осуществляется так скупо и с таким опозданием, что люди устают ждать. А это чревато новыми национальными конфликтами.

Мы, конечно же, отдаем себе отчет в том, что начинаем свою работу с трагическим опозданием, но пока нымылан Володя мечтает, еще мечтает вернуться в свою, несуществующую уже на карте Алюторку, куда ни дорог, ни путей, - нашему центру должно существовать.

Безусловно, мы не собираемся ограждать малые народы от зловещего дыхания так называемой технократической, самопожирающей цивилизации. Они живут в XX веке и реконструировать их будущее по меркам XIX - даже ради сохранения - не менее преступно, чем насильственно ассимилировать. Но во всех своих конкретных шагах мы должны быть сверхосторожны, так как имеем дело с проблемой физического исчезновения целых народов.

И на этом пути дай бог еще раз не наломать дров, не повернуть вспять ни Лены, ни Енисея, ни Оби, не навязать своих представлений о прекрасном, не выкроить по чужим меркам модель благополучия.

Малые народы должны не просто выжить, но и быть, иначе, чего стоит вся наша цивилизация, даже обремененная гамлетовским вопросом?