|
|
|
Геннадий ДЬЯЧКОВ
(1946-1983)
|
Снежинка
как женщина...
Холодная,
с колючками,
Она
надменно и красиво кружится.
Но вот
она попала на ладонь:
убрала
свои колючки
и,
незаметно для нас и себя,
растаяла.
И на
ладони
осталась
чистая капля
без
примесей,
как
женская душа,
согретая
любовью и теплом.
* * *
— Скажи,
цветок, какая сила
Тебя в
такие выси занесла?
Здесь не
решается расти трава,
Здесь
ветер по-особенному дерзок,
Здесь нет
тебе подруг, здесь нет тебе
друзей!
Зачем
среди камней
Сияешь
нежностью своею одиноко?
Кого ты
хочешь умилить?
— Не
смейся надо мной, слепой толпы
поклонник.
И в этой
вышине есть дело нам,
цветам.
Здесь
сыновья горы, что всех наград
достойны,
Бывают
рады нам.
Среди
камней суровых, их смелость
воспевая,
Мы жизнь
свою сорвать им разрешаем.
...И если
ты пришел сюда, то жизнь
мою бери.
* * *
Я всего
лишь Санчо Панса,
Где мой
добрый Дон Кихот?
Распевая
бы романсы,
Мы
отправились в поход.
Мы бы
вызвали на битву
Целый мир
пороков, зла.
Отворяй,
друзья,калитку,
Накормить
коня, осла.
Господину
я кольчугу
Целовал
бы за дела,
Крепче
подтянув подпругу,
Я б
пришпоривал осла.
Я всего
лишь Санчо Панса,
Где мой
добрый Дон Кихот?
Час
приходит петь романсы,
За добро
идти в поход!
* * *
В
насквозь прокуренном кафе,
Где
праздник винных этикеток ,
Мы
вспоминаем запах лета,
Глядим за
окна, как в шарфе,
Укутанный,
спешит прохожий,
Как час
назад спешили мы,
Кляня
причуды у зимы,
Ее
нежданные морозы.
И как
цветок в прозрачной вазе
Среди
зимы начнет цвести,
Сидишь,
слегка краснея ты,
Волнуясь,
не кончаешь фразы.
Но
понимание сквозит
Как в
полуслове, так и в жесте,
И
удивительное, к месту,
Под звон
наполненных бокалов,
Звучит
сердечное “Прости”.
* * *
Играет
солнце “Снег и ветер”
На
клавишах январских дней.
Мир для
меня прозрачно светел
И даль
неясная светлей.
Все дачи
замерли в сугробах,
Но тропки
узкие живы.
Они
перерастают в тропы,
Как вены
сизые зимы.
Я
раскопаю вновь калитку,
По
шаткому крыльцу взойду,
Включу
оставленную плитку,
Тетрадь
забытую найду.
Опять
прогулки наши вспомню
И наши
голоса в бору,
Где
сердце возносилось к кронам
И
радовалось сентябрю.
Кавказ.
Чайхана,
чайхана,
чай
горячий душист!
Сам
чайханщик — король
разливает
чаи.
Пей да
пей,
пей да
пей
и еще
наливай...
Чайхана
сладко пьет,
вся в
поту чайхана.
Слушай:
песен разлив
нам ашуг
пропоет.
Пей да
пей,
пей да
пей
и еще
наливай...
Хоть в
прикуску попей,
Хочешь,
бросишь в стакан.
Сахар,
белый как снег,
самый
лучший у нас.
Пей да
пей,
пей да
пей,
угощает
Кавказ!
“Эй,
чайханщик, постой
чай и
впрямь ваш хорош,
песен
вольных таких
я всю
жизнь не слыхал...
Но скажи,
почему не видать в чайхане
ваших
нежных подруг,
матерей,
дочерей?
Неужели
они
чай такой
не хотят?”
“Нет, не
место им здесь.
Пусть
законы блюдут,
Пусть
хозяйство нехитрое
дома
ведут.
Им
раздолье и так —
отменили
чадру,
носят
платья они
на
модерновый лад.
И не
женское дело
чаи
распивать,
где
мужчины едят,
где
мужчины чай пьют.
Сахар
белый бери...
Чай еще
наливай...
Пей да
пей,
пей да
пей,
угощает
Кавказ. |
«...Лишь раскаянием поздним
умны»
Геннадий Алексеевич Дьячков
родился 16 октября 1946 года в селе
Нелемном Верхнеколымского улуса. В
1964-м окончил Зырянскую среднюю школу.
Служил во флоте. Позднее, во время
учебы в Красноярском
политехническом институте, серьезно
увлекся литературой. В 1974-м поступил
на филологический факультет МГУ.
Успешно окончив его, стал слушателем
Высших сценарных курсов ВГИКа...
Стержнем всего творчества Геннадия
Дьячкова, его короткой, но насыщенной
событиями творческой жизни я бы
назвал вещий сон из
автобиографической повести “Казбек”.
Как Семен Курилов в романе “Ханидо и
Халерха” оттолкнулся от древнего
предания, так и Геннадий Дьячков взял
старт со своего сна. Сон этот был
истолкован старушкой так: “Долго ты
будешь блуждать по свету. Долго
будешь верить разным истинам, пока не
найдешь свою. Это будет нелегкий путь.
Но ты найдешь свою истину и вернешься
в родные края”...
Боль за свою малую родину, боль за
свой исчезающий маленький народ —
вот что стало его истиной. Вся
творческая работа писателя
посвящена этой цели — защите природы
Колымы, древней истории и
сегодняшнему дню юкагиров.
Разрушение природы — это прежде
всего разрушение человека: морально,
духовно, генетически. Писатель
понимал, что пока существует
общество, основанное на хищническом
разграблении природных богатств, его
слово — слово писателя-юкагира —
мало что значит. И потому в рассказе
“Калмык” автор как бы просит
природу самой найти силу выстоять: “все
твои (браконьера. — Н.К.) поступки
видит дух земной, хозяин леса. По
твоим идет он тропам, мысли все твои
читает. На того, кто слишком жаден, он
нашлет спое возмездие”.
Геннадию повезло в том, что в
поисках своих героев ему не нужно
было углубляться в дебри мозговых
извилин, они были знакомы ему с
детства: учились вместе, жили по
соседству. Вот почему их речи так
знакомы и узнаваемы, и в то же время
писательски отчеканены — емки и
значимы. В пьесе “Увезу тебя я в
тундру” слова председателя Совета
Слепцовой “Вы совсем как советский”
так охарактеризовали ту эпоху, что
хочется сравнить их со знаменитым
гоголевским “К нам едет ревизор!”...
Он очень любил свою мать. И ее
смерть оказалась тем камешком на
пути писателя, о который он
споткнулся и больно ушибся. Ушибся
душой, сердцем. Все, что он думал
после этого падения, лучше скажет его
стихотворение “Матери”:
— Скрип
саней на дорогах вселенной,
позабытое детство мое,
Где деревья в снегах по колено
продолжают свое житье.
Из другого, далекого края я
вернулся, деревня, к тебе,
Но не ждет меня мама седая, дом
заброшен и снег в трубе.
Всю страну исходив с рюкзаками,
тыщу книг по ночам прочитав,
Я учился и бредил стихами и
гуманность зубрил как устав.
И теперь вот за все мне расплата,
домик пуст и никто уж не ждет,
На погосте, снегами распята,
фотокарточка мамы живет.
Как глупы человеческим сердцем,
лишь раскаянием поздним умны,
Мы живем, полагаясь на вечность,
под невечным круженьем луны. |
Умер он в мае 1983-го в Москве: сердце
не выдержало боли и остановилось —
боли по родной природе, боли за свой
маленький. отчаянно стремящийся
выжить народ. Да, Гена вернулся в
отчие края. Вернулся навсегда и
теперь он с матерью рядом...
Позднее, читая “Литературную
газету” (а было это в 90-х годах), я
обнаружил статью о проблемах,
действительно беспросветных, так
называемых “малых народов”. Там
было короткое стихотворение о
юкагире, который искал истину, да
только прах его высыпали в урну. Я
подумал, что это сказано о Гене,
потому что из юкагиров только один он
жил в Москве и искал истину — тоже он...
Николай КУРИЛОВ,
юкагирский писатель и художник.
|
|
