Поэзия Кулаковского.
Жанровые особенности

Поэтическое наследие А.Е.Кулаковского — это вся наша литература в ее истоках. Основная жанровая специфика его поэзии — поэмное начало, что прежде всего подчеркивается эпической основой его творческого стиля.

Если жанр мы понимаем как единство формы и содержания, образно определяя его «памятью литературы», и придаем форме значение более общее, а содержанию — частное, то применительно к поэзии Кулаковского вынуждены будем признать, что оба аспекта жанра — и форма, и содержание — индивидуально-авторские. (Имеем в виду: А.Е.Кулаковский — основоположник якутской письменной литературы).

На опыте русской классической поэзии Кулаковский учился вникать в литературные тенденции, основательности художественного исследования взаимоотношений образов, сюжетным и композиционным приемам. Но в создании поэтических образов, наделенных социальным содержанием, он исходил из якутского фольклорного материала.

Таким образом, своеобразие поэтики произведений Кулаковского прослеживается в единстве трех аспектов: фольклорного художественного опыта, влияния развитой письменной литературы и авторского стиля.

В творчестве Кулаковского в целом поэтические тропы, стиховая строфическая организация произведений восходят к фольклорному началу. Как литературные переложения жанров фольклорной поэзии воспринимаются такие произведения, как «Байанай алгыЇа» (1900), «Бўлўўлўў ўµкўў» (1905), «Былыргы саха андаіара» (1921). Здесь автор выступает талантливым сказителем-певцом, «природным якутом», вместе с молоком матери впитавшим верования и культовые обряды своего народа. В сходную типологическую группу произведений фольклорная поэтика входит жанровым аналогом для художественного воспроизведения идеи. Это «Оттоку олук алгыЇа» (1912), «Былыргылыы алгыс» (1916), где литературной доминантой выступает ярко выраженный публицистический пафос: поэт обращается к своему народу с призывом к просвещению, к развитию, и свои высокие гражданские чувства он выражает в форме благопожелания. А в стихотворениях «Чабыріах» (1912), «‘Билбит-кєрбўт» (1924) авторские выводы и обобщения об актуальных проблемах своего времени и философских закономерностях общественной жизни поэтически оформлены в иронические иносказания бытового характера, что соответствует природе фольклорного жанра скороговорки.

Многие крупные произведения Кулаковского написаны в различных формах якутских народных песен. Детальное красочное описание внешности объекта изображения без конкретных выводов и заключений о сути данного явления, характерное для сатирических песен-импровизаций, присуще таким произведениям, как «Саха дьахталларын мэтириэттэрэ» (1904), «Кэччэгэй баай» (1907), «Итирик бурсуй ырыата» (1915), «Арыгы» (1916), «Куорат кыргыттара» (1921). Авторская гражданская идея в них выступает антитезой созданных образов. Поэт высмеивает привычные устои общества в духе социальной сатиры, ориентированной на реалистическую типизацию. Поэтому он создает именно «портреты» или описывает образ жизни нескольких подобных персонажей, а в другом случае создает примитивно-психологическую, в соответствии с уровнем создаваемого образа, индивидуализацию.

В жанровой форме народных песен о предметах домашнего обихода и песен-тойуков новеллического характера созданы такие произведения, как «СўўЇўн туолбут эмээхсин ырыата» (1906), «Эр аЇыыта» (1916), «Тыа дьахтара» (1922), которые отличаются фабульной основой композиции, построенной в виде повествования о судьбе от первого лица (кроме третьего стихотворения). В них авторское начало четко прослеживается в социальном обобщении образов и их судеб, представленных реальными картинами народной жизни. А размышления другого плана, а именно — философского, через символические образы и метафорическое описание реального предмета в стихотворениях «Кырасыабай кыыс» (1910), «Хомус» создаются формe фольклорных произведений эпического характера. Философское здесь сопряжено с понятием красоты, нравственной чистоты и образом непреходящей ценности, в божественном начале которых поэт заключает гуманистическую идею спасения нации. Таким образом, в этих произведениях размышления писателя о вечном развиваются в конкретных очертаниях эстетического идеала. И автор находит универсальное емкое решение проблемы в ракурсе национальных духовных ценностей. Данная идея служения народу проходит и через стихотворение «ЫрыаЇыт».

К народным песням формы «хоЇуйуу» восходит жанровая специфика произведений «Борокуот аал» (1910), «Кєтєр аал», «Оіонньор кэпсээнэ», «Хаар-муус дойду аармыйата» (1925). В них поэтическая речь имитирует живое воспевание, длящееся в течение создания образов реального предметного мира. Устойчивыми формами песен-импровизаций выступают здесь традиционные повторяющиеся структурные единицы стиха, неусложненная фабульная характерность, открытое высказывание авторского восхищения увиденным явлением, в чем удачно подчеркивается публицистический пафос как авторское начало.

Итак, в жанровом отношении в поэзии Кулаковского фольклорная поэтика имеет исключительное значение, ибо она находится в органической связи с индивидуальным стилем писателя, знатока и носителя устного народного творчества в самом прямом и глубоком смысле этого определения. А поэмное начало заключается в этих произведениях в том, что исходным моментом поэмы «должны быть главные, узловые, наиболее выкристаллизовавшиеся наивысшие» проявления национального духовного и творческого опыта.

Самобытный поэт, А.Е.Кулаковский и в переводы из русской классической поэзии вносил собственное стилистическое начало. Как исчерпывающе полно определили авторы «Истории якутской литературы» — Н.Н.Тобуроков и Г.С.Сыромятников — «Клятва демона» (1908), первое опубликованное в печати произведение Кулаковского, максимально приближена к поэтике и идейно-тематическим особенностям якутского эпического произведения1. И элегия Н.Цыганова «Ручей» в вольном переводе Кулаковского воспринимается как произведение специфически национальное. Стихотворения «Ўрўйэ» (1924) — самое задушевное, безысходно-печальное произведение Кулаковского. Оно вносит в эпическую поэзию основоположника якутской литературы яркую лирическую струю, раскрывая в его классически строгом облике черты проницательно-нежного, ранимого творческого человека. Поэт описывает «судьбу» чистого ручейка среди зеленого поля и сопоставляет собственную жизнь, полную одиночества и тоски, с ее долей по сравнению с бескрайними морями, сильными водопадами иных земель, далеких краев. А вся эта гармония судьбы и природы в духе романтического раздвоения души просто и естественно сочетается с формальными традициями якутской лирической поэзии. Классический элегический дистих заменяется двойной или тройной строфической повторяемостью астрофических стихов, и утраченная поэтика оригинала восполняется приобретенной формой, отнюдь не чужеродной мотиву разочарования жизнью, которому свойственны такие моменты поэтической конструкции, как монотонные вариации аналогичных образных единиц.

По этим произведениям, отмеченным самим автором как «вольные переводы», можно заключить, что Кулаковский и в данном аспекте оставался прежде всего национальным поэтом. Он не «пересаживал» живые деревья другой классики «с корнями и комьями их родной почвы»2 в якутскую поэзию, а обладал в высшей степени профессиональным умением прививать в них суть и дух собственной художественной традиции.

Следующую типологическую группу в условной жанровой градации поэзии Кулаковского занимают его программные вещи — «Єрўс бэлэхтэрэ» (1909), «Єй, сўрэх икки мєккўєрэ» (1912), «Тєрўў илигиттэн тўµнэри тєлкєлєппўт» (1913). В этих произведениях автор в философском осмыслении социальных явлений через образы-символы противопоставляет две идеи, создавая поэтическую модель противостояния двух взаимосвязанных начал. Составной частью этой модели являются три типа мышления: социально-реалистическое, философское и условно-поэтическое, что специфично для содержательной емкости поэмы как жанра. В них главная роль отводится эпическим образам, в которых заключена поэтическая мысль автора и обобщены реальные явления жизни. С другой стороны, в указанной поэтической модели и в ее разновидностях, например, в поэмах А.Софронова, построенных как диалоги двух действующих лиц — «Уоллаах киЇи кэпсэтиитэ» (1924), «Икки киЇи кэпсэтиитэ» (1925) — заключена мысль о том, что природа жанра поэмы открыта для эпоса, лирики и драмы. Эпическое выражается в них в осмыслении современности с позиций состояния мира и человека, в определенной событийности сюжета, развитие которого протекает объективно, без непосредственного вмешательства авторского «я». Драматическое начало уточнено в их форме: в диалогическом или монологическом построении композиции произведений. Характерен с этой точки зрения своеобразный конфликт, разворачивающийся как острое противоборство разных миропониманий, а также господство философской проблематики над событийностью. Например, конфликт в «Споре между разумом и сердцем» или в «Дарах реки» — это борьба двух идей, двух убеждений. Отсюда в этих произведениях поэтическая роль слова заключена не в индивидуализации образов, а в их обобщении. Стихотворная речь усиливает эмоциональную выразительность и выступает показателем равенства двух противопоставленных убеждений, взаимоисключающих идей. Но, с другой стороны, разные голоса (однако не более двух) в названных поэмах — это, скорее, выражения сомнений одной личности, то есть на самом деле это спор с самим собой. И отсюда данная диалогическая форма заключает в себе и начало лирическое.

В указанной поэтической модели, связующей названные произведения, язык как средство создания образов, стих как поэтическая единица являются самобытными национальными элементами, идущими от фольклора. А композиционная структура и сюжет сопоставимы с романтическим противопоставлением личности и действительности, свойственным классической мировой и русской литературе. Таким образом, в этих произведениях Кулаковского, а именно, в их четко выраженном родовом синкретизме, можно увидеть сосуществование различных жанровых элементов, которые подлежали кристаллизации, установлении.

Философское, поэтическое начало национальной литературы представляют также самые крупные произведения Кулаковского «Ойуун тўўлэ» (1910), «Сайын кэлиитэ» (1924), генетической основой которых является фольклор и как тип художественного сознания общества, и как индивидуальная система образного мышления. В данном случае Кулаковский традиционную форму художественного познания углубил и расширил новым содержанием. Для него жанр эпических произведений фольклора не становится внешним шаблоном. А, наоборот, поэтика «Сновидения шамана» явилась художественным толчком и основой проявления индивидуального, национального и исторического начал зарождающейся якутской письменной литературы. В самом названии автор сконцентрировал жанровое своеобразие произведения: «сновидение», «уточненное» образом шамана, стало своеобразной формой поэмы-концепции. И потому этот «отстоявшийся в народной памяти готовый художественный образ, позволяющий преодолевать пространственные и временные дистанции»3, представлен поэтом-мыслителем в данном случае в двух ипостасях — частной и родовой: сюжет поэмы построен как переменное чередование мифологического и реального художественного времени, и шаман, как единственный повествователь, единственный герой произведения, выступает то как пророк, созданный поэтом в рамках народных традиций, то как реальный, размышляющий о своем конкретном историческом времени, мудрый человек. Он выражает недовольство нарушением обычаев предков охранять родную природу, свято беречь ее богатства; в народном духе звучит самоуничижение, когда он говорит о новых, «непонятных» ему явлениях общественной жизни. Все содержание поэмы воспринимается как выступление шамана перед слушателями, присутствующими рядом с ним. Тема произведения — размышления о судьбе народа саха в масштабах мировой цивилизации — раскрывается по форме логической спирали, где общественные закономерности развития государств представлены в виде целостной философской концепции. Концептуальными идеями-обобщениями выступают и заключения о будущем народа. И все это высказывается Шаманом с целью родить в душе слушателей широкую цепь эмоционально-смысловых ассоциаций о времени и о себе, выводы от которых ни в коем случае не могут быть сведены к однозначному определению. Следует подчеркнуть, что данная особенность содержания и идеи произведения — художественное объединение в одно целое национального, исторического и философского начал — с истечением времени не утрачивают своего значения. И «слушателями» Шамана Кулаковского выступают вот уже несколько поколений якутских читателей, воспринимаюших его предсказания по-разному, — соглашаясь и споря с ним, — но непременно проникающихся к нему чувством уважения и восхищения.

Другая поэма Кулаковского «Сайын кэлиитэ» написана по мотивам народных песен о временах года. Песни о временах года, прославляющие родную природу, «с особой силой зазвучали» в двадцатые годы. Причем самыми популярными стали песни о наступлении лета, «всегда жизнерадостные, носящие характер приветствия оживающей природе»4. Поэма Кулаковского воспринимается как прославление начала счастливой жизни народа. Поэт и на этот раз расширил и уточнил обобщающие возможности народных песен, соединив в композиционное целое шесть частей, которые посвящены явлением природы, соответствующим определенным отрезкам времени от самого начала весны до полного утверждения лета. Таким образом, он воссоздает время в движении: однопланово развивающийся сюжет поэмы заключен в своеобразную завязку, символически перекликающуюся с концовкой поэмы «Дары реки», и развязку-апофеоз, воспевание счастливого нового времени. И в этом случае автор, опираясь на фольклорную форму, доказывает философскую глубину народной мудрости. Ибо здесь поэтическая идея раскрывается в духе народного мировосприятия, на уровне народной эстетики определенного исторического периода ее развития, отражая реальное время через систему концептуальных образов.

В творческом пути Кулаковского как классика нет периода становления, в чем также проявляется неоспоримая самобытность его поэзии, глобальность его личности. Поэтический стиль и тематическая направленность его произведений неизменны: он естественно продолжает фольклорные художественные традиции, гармонически сочетая с ними индивидуально-авторские идеи, созвучные с его историческим временем. В этой связи можем обратить внимание и на взаимосвязь образных и тематических тенденций его отдельных произведений. Вспомним, как охотник заканчивает свое обращение к Байанайю вещими словами, выражающими его надежду на удачу:

Тєлкєлєєх тўєнэ маµан тўєрэх,
Тэхтиргэ тэптэрэр,
Очурга оіустарар буолаайаіыный!
Туску-уо!
(1900)

Сравним это с завершением поэмы «Сновидение шамана»:

Тєлкєлєєх тўєнэ маіан тўєрэх,
Очурга оіустарар,
Тэхтиргэ тэптэрэр,
Тўµнэстэ тўЇэр буолаайаµый!
Тускуо!
(1910)

Автор выражает народную веру в благополучие как знак жизни в любом ее проявлении. Эта гуманистическая идея по отношению к судьбе народа утверждается и в последующих произведениях. Сравним заключительные строфы стихотворения «Армия снежно-ледяной страны»:

Кўєнэхпит кўєрэйдэ,
Кўєрэгэйбит ыллаата,
Кўммўт таіыста.
(1925)

и поэмы «Наступление лета»:

Кєрдєєх-нардаах
Кўєх унаар сайын ийэбит
Кўєйэ кєтєн кэлэн,
Кўєрэгэйбит ыллаата,
Кўєнэхпит таіыста,
Кўммўт буолла,
Кўрўєх-билэ дьонуом.
(1924)

Здесь оптимистическое утверждение времени тоже как неизменное определение жизни является ключевым понятием идеи произведений как авторского начала.

Таким образом, 1900—1925 годами датируются его произведения отнюдь не для того, чтобы проследить развитие, возмужание таланта поэта, а наоборот, — для доказательства целостности всего его литературного наследия. Ровно четверть века — это тот реальный отрезок времени, определивший А.Е.Кулаковского как явление историческое, эпохальное. Его поэзия своей содержательной глубиной, высотой художественной культуры, четкостью авторского стиля стала вершинным проявлением якутской классической литературы. Именно его поэмы выступают «жанром-кладезем» для дальнейшего развития национальной литературы. И в этом плане родовой синкретизм поэзии Кулаковского, органически объединяющий в себе жанровый и тематический диапазон литературы как вид словесного творчества, включающий в свою художественно-эстетическую панораму лирику и эпос, сатиру и философское осмысление исторических явлений, воспринимается как исток и образец всей дальнейшей якутской поэзии.

Литература

1. История якутской литературы. — Якутск: ЯНЦ СО РАН, 1993. С. 101.